Голубой огонь - Филлис Уитни

Дэрк говорил, что внизу есть ванная, которую она, если захочет, может использовать как темную комнату. Она должна закупить оборудование и вернуться к своему занятию. Этим утром она смогла даже припомнить без обиды, что Джон Корниш назвал ее талантливой. Наверное, она сумела бы сделать несколько снимков в окрестностях Кейптауна, которые он одобрил бы, если бы когда-нибудь они опять увиделись, что маловероятно. Зная, как переживает Дэрк, нельзя допустить этого снова. Если он придет, то для мистера Корниша ее дома не будет. Очарованность раскаявшейся Евы все еще не оставляла ее.

ГЛАВА V

Днем Мара заехала и привезла новую служанку — чернокожую девушку по имени Виллимина Кок. Коротко — Вилли, как сказала Мара. У девушки были привлекательные мягкие манеры, ее английский был естествен, как язык, с которым она выросла. Мара быстро объяснила Вилли ее обязанности, словно не рассчитывая на то, что Сюзанна сможет это сделать сама. Девушка тихо проговорила:

— Да, мисс Белман, — и пошла переодеваться в рабочую одежду.

— Она отлично справится, — сказала Мара мимоходом — Образование у нее несколько выше, чем необходимо, но она нуждается в практике. Если вы готовы, мы можем ехать. Ваш отец ожидает вас.

Под напором ее стремительности Сюзанна чуть не сказала: «Да, мисс Белман», но сдержалась. Несомненно, эта красивая светловолосая женщина неплохо получает за свою способность так ловко управляться с делами.

Надев пальто, Сюзанна повесила на плечо фотоаппарат, надеясь, что позже представится возможность его использовать. Когда они сели в автомобиль и поехали по короткой узкой улочке, Сюзанна внимательно взглянула на свою спутницу.

Сегодня Мара, казалось, была менее оживлена, чем накануне, и, хотя она была достаточно вежлива, в ее манерах чувствовались прохлада и, возможно, недовольство. Сюзанне хотелось знать, связано ли это с отношением Никласа Ван Пелта к браку его долго не замечаемой дочери и его подопечного. Во всяком случае, помня хохот Дэрка по поводу хозяйничанья Мары, она не доставит ей сегодня хлопот.

Хотя дом Ван Пелта находился недалеко, на противоположной стороне ущелья, необходимо было въехать по дороге на вершину холма до того места, где находился мост через расщелину, а затем проделать длинный путь в объезд, спускаясь по той стороне. Дом показался Сюзанне более знакомым при подъезде к нему с другой стороны. Он был похож на английскую букву «л» и имел кружевные железные перила вдоль верхней и нижней веранд. Короткая часть буквы «л» тянулась по направлению к лицевой части и была увенчана острой красной кирпичной крышей. Под скатами крыши виднелся старомодный пышный орнамент. Низкая каменная стена, окрашенная в белый цвет и надстроенная более чем причудливой железной решеткой, охранялась с высокой сторожевой будки, позади которой возвышался огромный куст рододендрона.

Мара повернула машину в подъездную аллею и проехала по кругу к гаражу в тыльной части территории.

— Прошу за мной, — коротко сказала она, и Сюзанна, покинув автомобиль, последовала за быстро шагавшей Марой по направлению к фасаду дома.

Там росло несколько цветущих кустарников. Сюзанна заметила их, проходя через двор. Но редкие проти, которые однажды посадил ее отец и которые дали имя дому, больше не встречались.

По мере того как они приближались к лестнице, Сюзанна все больше и больше нервничала. Она внушала себе, что эта внезапная боязливость нелепа. Просто смешно, что ее охватывает беспричинный страх, граничащий с паникой, только потому, что она должна встретиться со старым человеком, которого она, по существу, не знала.

Мара, казалось, не замечала беспокойства Сюзанны. Она шла вверх по парадной лестнице через широкую веранду, не обращая внимания на следовавшую позади спутницу. В каждой створке наружной двери имелись узкие стеклянные окошки до самого пола. Сюзанна вспомнила, как, будучи ребенком, она через эти окошки в дождливый день выглядывала на улицу, когда не могла выйти погулять.

Служанка в обычном белом платке открыла дверь на звонок Мары, и они вошли в широкий холл, по одну сторону которого поднималась лестница наверх. На темном полу лежал маленький коврик в восточном стиле, против стены стоял комод из черного дерева с красивой текстурой, позади него, у лестницы, — кресло. На комоде стояли латунные подсвечники и высокая ваза с розовыми цветами.

— Одну минуту, — сказала Мара — Я сообщу ему, что вы приехали.

Сюзанна была рада подождать в старомодной передней, освещенной тусклым светом, чтобы иметь время взять себя в руки. Обстановка дома вызывала теплые воспоминания. Она узнала переднюю, те самые лестницы, столовую, видневшуюся на заднем плане, с цветами на длинном серванте. Однако, когда пришло время встретиться с человеком, который был ее отцом, она не почувствовала ничего, кроме усиливавшейся паники, причин которой не могла объяснить.

Цветная горничная взяла у нее пальто, но фотоаппарат Сюзанна оставила на плече, как будто именно его присутствие помогало ей удерживать связь с миром, который был ей знаком и которому она принадлежала. Когда горничная ушла, она повернулась к вазе с цветами, которую тоже помнила. Такие весенние проти цвели в Кейптауне. Воскообразные лепестки этой разновидности были толстыми и жесткими, серединки — твердыми и колючими. Цветы поддерживались древесными стеблями, зеленые листья были воскообразные, как и цветы. Она прикоснулась пальцем к листу, зная, что его поверхность слегка клейкая.

Позади нее, в дальнем конце передней, послышалось уверенное щелканье каблуков Мары, и она обернулась.

— Прошу вас, — сказала Мара. Она сняла пальто и осталась в синем вязаном костюме, который был ей очень к лицу.

В своей дальней части холл делал поворот под прямым углом и заканчивался открытой дверью. Когда они достигли двери, из нее вышел Томас Скотт с пачкой конвертов. Сюзанна поздоровалась, и он наклонил голову, пробормотав едва слышный ответ на приветствие. На мгновение она задержала взгляд на его темных сердитых глазах. Мара не обращала на него внимания, и они прошли в кабинет Никласа Ван Пелта.

Теперь Сюзанна стала узнавать те детали дома, которые наполняли ее почти непреодолимым страхом. С этой комнатой у нее ассоциировалось нечто ужасное, хотя это была приятно убранная комната с французскими дверями, раскрытыми на террасу, со светло-серыми и серо-зелеными стенами. Этих цветов комнаты она не помнила, не помнила и картин на стенах. Видимо, это сменилось со времен ее детства. Большой письменный стол из местного дерева стоял на прежнем месте. Теми же самыми были тяжелый темный шкаф и скользкие стулья, на которых трудно было удержаться ребенку. Все это она охватила одним взглядом, также как и человека на заднем плане, сидящего в большом кожаном кресле за письменным столом. Его внешность ей совсем ни о чем не говорила, и именно это помогло ей справиться со страхом.

— Это ваша дочь, мистер Ван Пелт, — сказала Мара. Старик за письменным столом чуть приподнял руку, жестом отпуская Мару, и та мягко вышла, стараясь не щелкать каблуками, беззвучно закрыв за собой дверь.

— Сюзанна? — спросил он. Сильный приятный голос резонировал, но в его звучании не было ни тепла, ни приветливости. Был только вопрос, заданный для того, чтобы убедиться в ее присутствии.

— Да, — ответила она так же холодно. — Я здесь, папа.

Он потянулся к стулу позади письменного стола и отодвинул от него тяжелую трость с серебряной ручкой.

— Садись, пожалуйста, — сказал он.

Она повиновалась, не сводя с него глаз. У него были тонкие черты лица и глубокие впадины на щеках. Нос крючком был мощным и агрессивным, но пронизывающие глаза, которые она помнила, были скрыты темными очками. Его волосы еще больше поседели, но еще не были белыми и все еще густо росли почти от красивых бровей. Она и узнавала, и не узнавала его. Комната вокруг нее жила своим отсчетом времени, хранившимся в ее памяти.

— Я рад, что ты вернулась в Южную Африку, — сказал Никлас официальным тоном. — Хотя для меня сюрприз, что ты возвратилась женой Дэрка Гогенфильда. Я этого не планировал и не предполагал.

— Мне жаль, если вам это неприятно, — сказала она. — Я знаю, что вы любите все планировать сами.

Она не хотела этого говорить. Это вырвалось непроизвольно и прозвучало грубо, Но теперь уже нельзя было ничего поправить.

На его лице на секунду появилось выражение, которое отнюдь не было улыбкой, и исчезло.

— Я вижу, что ты искренна. Ты была ласковым ребенком, однако порой странным образом выражала свои мысли.

— Я не то хотела сказать, — попыталась оправдаться она. — Просто Дэрк долгие годы был для вас как сын, а обо мне вы ничего не знали, поэтому у вас не было оснований быть довольным его женитьбой на мне.