История - Геродот

Военачальники же, услышав это, тотчас последовали за стражами. Когда они прибыли туда, Александр сказал им вот что: «Афиняне! В доказательство моей преданности вам хочу сообщить вам вот что. Но вы не должны никому передавать эти мои слова, кроме Павсания, потому что иначе погубите меня. Никогда бы я не сказал вам этого, если бы искренне не заботился об участи всей Эллады. Ведь и сам я издревле по происхождению эллин и не желаю видеть свободную Элладу порабощенной. Так вот, я хочу сообщить вам, что Мардоний и персидское войско не могут получить благоприятных предзнаменований. Ведь иначе Мардоний давно уже напал бы на вас. А теперь Мардоний решил пренебречь предзнаменованиями и на рассвете начать сражение. Ведь он очень опасается, как я думаю, вашего усиления. Итак, будьте готовы к битве! Если Мардоний станет откладывать нападение, то терпеливо ждите: ведь у персов осталось продовольствия всего на несколько дней. В случае же счастливого окончания войны подумайте также и об освобождении моей страны. Ведь я пошел на столь опасное дело из любви к Элладе, желая раскрыть вам замыслы Мардония, чтобы варвары не напали на вас неожиданно, еще не подготовленных. Я — Александр македонянин».[1072] После этих слов он ускакал назад в стан к своему отряду.

Афинские же военачальники перешли на правое крыло и передали Павсанию слышанное ими от Александра. Известие это устрашило Павсания, и он ответил им вот что:

«Если битва начнется на рассвете, то вам, афиняне, придется стать против персов, мы же займем место против беотийцев и других, стоящих против вас эллинов, и вот почему. Вы ведь знаете персов и их способ сражаться, так как вам пришлось уже биться с ними при Марафоне. Мы же совершенно не знаем этих людей: ведь никому из спартанцев не приходилось помериться силой с персами, тогда как беотийцев и фессалийцев мы хорошо знаем. Поэтому возьмите ваше оружие и переходите на это крыло, а мы пойдем на левое». На это афиняне ответили так: «Нам и самим уже пришло в голову, видя, что персы выстраиваются против вас, именно то, что вы теперь предлагаете нам. Мы опасались только, что наше предложение будет вам не по душе. А так как вы сами теперь добиваетесь этого, то мы охотно соглашаемся и готовы повиноваться».

Так это предложение приняли и те, и другие, и на заре они поменялись местами в строю. Однако беотийцы заметили перемещение и донесли Мардонию. Мардоний же, лишь только узнал об этом, сам тотчас же захотел переменить место и стал переводить персов против лакедемонян. Эту уловку увидел Павсаний и, поняв, что нельзя скрыть передвижения, снова перевел спартанцев на правое крыло. Тогда и Мардоний также возвратился на левое крыло.

После того как оба войска заняли первоначальное положение, Мардоний отправил глашатая к спартанцам с приказанием передать вот что:

«Вот как, лакедемоняне! Вы слывете самыми доблестными людьми в здешних краях. Люди дивятся, что вы никогда не обращаетесь в бегство и не покидаете своего места в строю, пока не уничтожите врага или сами не погибнете. На деле же выходит, что все это неправда. Ведь еще до начала рукопашной схватки мы увидели, как вы бежали и оставили место в строю. Вы выставляете вперед афинян, а сами становитесь против наших слуг. Доблестные мужи так не поступают никогда: мы были гораздо лучшего мнения о вас. Мы ведь ожидали, что вы при вашей славе действительно вызовете на бой через глашатая только одних персов, к чему мы и были готовы. Однако мы видим, что об этом нет и речи и вы со страху скорее прячетесь от нас. Так вот, если вы первыми не сделали нам вызова, то теперь сделаем это мы. Почему бы нам не сразиться равночисленными отрядами: вы за эллинов, так как считаетесь самыми доблестными, а мы от имени чужеземцев. Если вам угодно, чтобы и остальное войско сражалось, то пусть оно сражается потом. Если же это вам не нужно и вы предпочитаете биться только с нами, то давайте решим это дело между собою. Кто из нас одержит победу, тот пусть и будет победителем со всем своим войском».

Так говорил глашатай и некоторое время ожидал. Когда же никакого ответа не последовало, он возвратился назад. Прибыв в стан персов, глашатай сообщил Мардонию, что с ним случилось. Мардоний же весьма обрадовался и, кичась уже воображаемой победой, двинул на эллинов свою конницу. Всадники прискакали и стали причинять большой урон всему эллинскому войску своими дротиками и стрелами: это были конные лучники, и потому к ним было нелегко подступиться. Всадники также замутили и засыпали источник Гаргафию, откуда черпало воду все эллинское войско.[1073] Правда, у этого источника стояли только одни лакедемоняне, а место, где расположились остальные эллины, было дальше от него и скорее ближе к Асопу. А так как неприятель не допускал эллинов к Асопу, то таким образом приходилось ходить за водой к источнику. Черпать же воду из реки было невозможно из-за налетов конницы и обстрела лучников.

В таком тяжком положении (войско оставалось без воды, и неприятельская конница все время не давала покоя) военачальники эллинов собрались на правом крыле у Павсания обсудить это и другие дела. Однако при таких обстоятельствах их еще более удручала другая беда: именно, у войска не было больше продовольствия, так как обозная прислуга, отправленная в Пелопоннес за продовольствием, была отрезана персидской конницей и не могла пробраться в стан.[1074]

На совете военачальников было решено, если день пройдет без битвы, идти на Остров,[1075] который находится в 10 стадиях от Асопа и источника Гаргафии, где был тогда эллинский стан, перед городом платейцев. Остров же на суше возник от того, что река, его образующая, разветвляется на два рукава и таким образом стекает с Киферона на равнину, причем рукава отстоят друг от друга стадии на три. Затем рукава снова сливаются в одну реку, которая называется Оероя. Оероя же, по словам местных жителей, была дочерью Асопа. В эту-то местность эллины и решили перейти, для того чтобы у войска было вдоволь воды и чтобы вражеская конница не могла больше причинять вреда, как теперь, когда стояла напротив. Решено было двинуться во вторую стражу ночи, так чтобы персы не заметили выступления и не выслали конницы в погоню. А когда придут на место, омываемое дочерью Асопа Оероей, стекающей с Киферона, то еще ночью решили отрядить половину войска на Киферон за обозной прислугой, отправленной за продовольствием (она была отрезана на Кифероне).[1076]

После этого весь тот день эллинам пришлось выдерживать непрерывные атаки конницы. Когда же под конец дня нападения конницы прекратились и затем настала ночь и пришла пора отправления, тогда большая часть войска поднялась станом и выступила, однако не в назначенное место. Ибо едва эллины двинулись, как на радостях, что ускользнули от вражеской конницы, побежали к городу платейцев, пока не добрались до святилища Геры. Святилище же находится непосредственно перед городом платейцев, в 20 стадиях от источника Гаргафии. Прибыв туда, они остановились перед святилищем и стали разбивать стан.

Между тем Павсаний, видя, что воины покидают стан, приказал и лакедемонянам взять оружие и присоединиться к остальным, так как он считал, что войско идет в назначенное место. Прочие начальники спартанских отрядов с готовностью подчинились приказу Павсания, только Амомфарет, сын Полиада, начальник отряда питанетов,[1077] объявил, что не станет бежать по своей воле от чужеземцев и не опозорит Спарту. С изумлением смотрел Амомфарет на происходящее, так как не присутствовал ранее на совете. Павсаний же и Еврианакт были возмущены неподчинением Амомфарета, но еще досаднее был для них его отказ от того, что они не хотели покинуть на произвол судьбы отряд питанетов. Они опасались, что если по условию с остальными эллинами оставят Амомфарета на произвол судьбы, то он, покинутый, погибнет вместе со своим отрядом. Поэтому они велели лаконскому войску остановиться и пытались убедить его, что не следует так поступать.

Между тем, пока они уговаривали Амомфарета, который только один оставался на лакедемонском и тегейском крыле, афиняне действовали вот как. Они еще спокойно оставались на том месте, где стояли, зная характер лакедемонян, именно, что те думают одно, а говорят другое. Когда же войско двинулось, афиняне послали всадника посмотреть, готовятся ли спартанцы выступить или же вовсе не думают уходить, а также спросить Павсания, что им делать.

Когда глашатай прибыл к лакедемонянам, он увидел, что те все еще стоят на своем месте и их предводители в ссоре между собою. Ведь как раз во время прибытия глашатая Еврианакт и Павсаний пытались уговорить Амомфарета не подвергать опасности себя и своих людей, оставаясь на месте. Однако они никак не могли уговорить его, и дело у них дошло до ссоры. В пылу спора Амомфарет схватил камень обеими руками и бросил его к ногам Павсания. Этим камнем, заявил он, он подает голос за то, чтобы не бежать от чужеземцев (под «чужеземцами» он подразумевал варваров). Павсаний же назвал его «исступленным безумцем», потом, обратившись к афинскому глашатаю, ответил и на заданный тем вопрос: следует передать лишь то, что здесь происходит. Он просил также афинян подойти ближе к ним и при отходе повторять маневры спартанцев.