1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Командира дивизии П. В. Яхонтов больше не видел, а о судьбе 24-го кавполка (его действиях от Росси до Щары) узнал в 1950 г. от его бывшего командира полковника И. И. Орловского. В то время Орловский работал на псковском ипподроме председателем судейской коллегии. 24-й полк переправился через Зельвянку к югу от Зельвы и выходил из окружения в 7–10 километрах южнее шоссе Зельва — Слоним.

До восхода солнца конники двигались параллельно в полковых колоннах, затем налеты вражеской авиации вынудили их рассредоточиться и двигаться уже перекатами, от одного лесного массива к другому. Пройдя 20–25 км, группа вышла в лес у д. Козловичи (северо-западнее Слонима), где неожиданно наткнулась на брошенный крупный продсклад. Здесь майор Яхонтов решил сделать привал — накормить личный состав и дать отдых боевым коням. Одновременно он выслал два разъезда по пять всадников на шоссе Зельва — Слоним. Через два часа разведчики вернулись и доложили, что шоссе в 2–3 ряда забито расстрелянными, сгоревшими и брошенными автомашинами, у моста беспорядочное скопление военнослужащих, сам мост разбит авиацией. Вечером 27 июня кавалерия двинулась на Поречье, предполагая использовать короткую ночь для переправы через Щару (авиация противника не летала с 22 часов вечера до 3 часов утра). Когда приблизительно в 22 часа втянулись в Поречье, весьма большое село на берегу Щары, с удивлением обнаружили, что все дома заняты нашей пехотой из разбитых и рассеянных частей и подразделений. Старших офицеров и общего командования не было, бойцы и командиры были сильно утомлены и морально подавлены, но тем не менее наполнены злобой к врагу и готовы сражаться. Из пехоты П. В. Яхонтов сформировал батальон численностью до 300 человек, местное население показало брод напротив северной окраины деревни. Он был довольно глубок, но стрелки тоже сумели переправиться (те, кто неумел плавать, держались за сбруи). За темное время все подразделения 36-й дивизии успели переправиться и вышли к огромной, поросшей лесом, высоте на восточном берегу Щары. Здесь было принято решение повернуть на юго-восток в надежде на соединение с остальными силами дивизии. Однако все попытки установить связь с отрядом генерала Е. С. Зыбина никаких результатов не дали.

Согласно почти не известной широкому читателю книге пермского писателя М. И. Мялицина «Генерал Рубцов» (ныне его уже нет в живых, а материалы, которые ему передала И. И. Шапиро для работы над новой книгой, видимо, утрачены безвозвратно), к этому времени управление 1-го стрелкового корпуса с 23-м батальоном связи находилось уже за Волковыском, на переходе в район Слонима. Как боевое объединение, корпус уже не существовал, ибо части двух его дивизий еще находились в белостокском выступе, корпусные артполки прекратили существование, а штаб уходил на восток по принеманской низменности. Последний переход штабной колонны в район Слонима оказался очень трудным. Всю ночь колонна шла по лесным дорогам, машины застревали в низинах и болотинах, а после восхода солнца самолет-разведчик засек их. При проходе долины небольшой речушки, по обеим сторонам которой стояли печные трубы сожженных изб, последовала атака эскадрильи вражеских бомбардировщиков. Это была ловушка, ибо свернуть с дороги и рассредоточиться оказалось невозможным: слева течет речка, справа — крутой склон холма (по описанию очень напоминает подходы к дер. Клепачи, где было разгромлено управление 6-го мехкорпуса, см. ниже). Оставалось одно — вперед и только вперед. На максимальной скорости, с трудом объезжая разбитые и горящие автомашины, сквозь разрывы и дым колонна метров через шестьсот наконец свернула в лес. Подсчитали потери. Была практически уничтожена матчасть 23-го ОБС, погибло много красноармейцев и командиров. Начальник шифровальной службы штаба корпуса капитан Ф. Д. Катков заявил генерал-майору Ф. Д. Рубцову, что возникла угроза попадания штабных документов, в том числе секретного делопроизводства, в руки противника. Он считал, что документы нужно уничтожить, комкор согласился[442].

Неподалеку от расположения штаба 1-го СК пробивались на восток еще какие-то советские войска. Катков вспоминал, что по самолетам противника, бомбившим где-то в районе дороги Слоним — Барановичи, велся зенитный артогонь. Самолеты были за лесом, совсем близко грохотали разрывы бомб, иногда вокруг штабников падали осколки разрывавшихся в небе зенитных снарядов. Один из немецких самолетов был сбит. Оставляя за собой шлейф дыма, он пронесся над лесом, скрывавшим штаб корпуса, и через несколько секунд взорвался. А через какое-то время откуда-то взлетела сигнальная ракета и началась ожесточенная стрельба. Через минуту прибежал запыхавшийся лейтенант:

— Товарищ генерал, со стороны Слонима нас атакуют немецкие десантники…

Ф. Д. Рубцов подозвал находившегося неподалеку помощника начальника оперативного отдела капитана М. А. Воронина, приказал ему собрать для контратаки группу штабных работников. Из своего «ЗИМа» он взял ручной пулемет и присоединился в своим подчиненным. Орудуя им, укрываясь от пуль десантников за стволами крупных деревьев, перебегая от одного дерева к другому, генерал с руки бил по немцам короткими очередями. Капитан Воронин и другие очевидцы утверждали, что не менее пятнадцати человек Рубцов убил лично. Когда Ф. Д. Катков спросил его об этом, он улыбнулся и сказал:

— Коли я плохой генерал, отступаю, так должен же быть хоть удовлетворительным солдатом. Какая разница, кто их убил, важно, что их больше нет.

В этой стычке штаб корпуса снова понес потери. Через полтора часа, уже после переезда колонны на новое место, похоронили погибших товарищей: корпусного интенданта полковника И. И. Пушкина и других.

10.3. Формирование Борисовского боевого участка

Действия 50-й стрелковой дивизии и частей НКВД

Выход передового отряда 7-й танковой дивизии противника к ж.-д. станции Смолевичи

3-я и 10-я армии, скованные боями вблизи государственной границы, еще только начали запоздалый отвод своих частей на новые рубежи, определенные командованием фронта, а в их глубоких тылах, за сотни километров от Белостока и Гродно, немецкие корпуса 2-й и 3-й танковых групп на предельных скоростях рвались к Минску, навстречу друг другу. Севернее Минска противника сдерживала только 50-я стрелковая дивизия; позади нее до самой Березины, где в Борисове находился важнейший железобетонный шоссейно-дорожный мост, а вблизи города было еще две переправы, не было никого, кто мог бы встать на пути врага и остановить или хотя бы на время задержать его. Обескровленные ВВС фронта продолжали наносить удары по войскам противника, но результаты были незначительны. В течение дня было потеряно 45 самолетов, среди не вернувшихся с заданий были командир 125-го СБАП 13-й дивизии полковник С. А. Дояр и зам. командира эскадрильи 128-го полка старший лейтенант И. С. Пресайзен, повторивший подвиг капитана А. С. Маслова. Три машины потеряли «дальники» 96-го полка: лейтенантов П. Г. Романенко, К. В. Спирина и М. С. Миникаева.

Гарнизон г. Борисова возглавлял начальник танко-технического училища корпусной комиссар И. З. Сусайков. Несмотря на молодость (неполных 38 лет) и принадлежность к политаппарату РККА, он имел солидный багаж военных знаний, ибо в звании капитана окончил Академию механизации и моторизации РККА, то есть по образованию был танкистом. Ему и была поручена оборона города и переправ на Березине к северо-востоку от Минска. В боевом распоряжении за подписью Павлова, Климовских и Фоминых говорилось: «Вы ответственны за удержание Борисова и переправ и, как крайний случай, при подходе к переправам противника переправы взорвать, продолжая упорную оборону противоположного берега. На переправу от Зембин к свх. Веселово выслать мотоотряд с подрывным имуществом с задачей: подготовить переправу к взрыву, упорно оборонять и при подходе противника капитально взорвать. Вам также поручается выполнение того же с переправой у Чернявка (юго-восточнее Борисов)». Предписывалось использовать для организации обороны все наличные силы. Но, как известно из опубликованных документов и военных дневников К. М. Симонова, реально боеспособных частей, способных противостоять бронетанковым войскам вермахта, в районе Борисова не было и не могло быть. Соединения из армий 2-го стратегического эшелона на рубеж Березины выйти не успевали, собственный гарнизон (1400 человек личного состава училища) не имел противотанковой артиллерии и прочего вооружения. С запада и северо-запада, из Западной Белоруссии и Литвы, к мостам стекались многотысячные толпы военнослужащих из разбитых войск своего и Прибалтийского округов, но шансов в короткий срок вернуть их в строй было немного. Эти люди были полностью деморализованы, панически настроены и совершенно не готовы сражаться. Случай организованного вывода полковником Ф. Ф. Федоровым остатков своей 5-й танковой дивизии был единственным. Даже в своих официальных донесениях Сусайков называл тех, кто был остановлен на формировочных пунктах, не иначе как «сборным сбродом» и предлагал пропускать их через «густой фильтр». Исключение составляли десятки командиров и политработников, которых начало войны застало в отпусках и они рвались в бой. Оставалось надеяться, что части 13-й армии и 50-й дивизии сумеют замедлить продвижение врага и дадут выигрыш по времени. К исходу дня было образовано четыре боевых участка обороны. Участок № 1 возглавил полковник Белый, № 2 (собственно Борисов) — полковник М. Д. Гришин, командир 2-й СД 1-го корпуса 10-й армии. Гришину подчинялись два сводных стрелковых полка, гаубичный артполк, три отдельных 76-мм артдивизиона (из них два зенитных) и другие подразделения. Это уже было похоже на дивизию, так ее иногда и называли — «сводная дивизия Гришина». Участками № 3 и № 4 командовали подполковник Мороз и майор Кузьмин. Появился у И. З. Сусайкова и начальник штаба: им стал полковник А. И. Лизюков. Назначенный перед самой войной с должности зам. командира 36-й ТД 17-го МК начальником 1-го отдела автобронетанкового управления округа, а затем, уже после ее начала, — зам. командира 17-го мехкорпуса вместо покончившего с собой полковника Н. В. Кожохина, он не сумел вступить ни в одну из должностей и был рад любой боевой работе.