Великий магистр - Елена Грушковская

«Где мы?»

«Посмотри на эти лодки, — ответила я ей. — Они пока пусты. Представь в них людей, которые причинили тебе боль в прошлом».

«Зачем?»

«Просто представь».

В лодках появились двое мужчин: оба красивые, темноволосые, чем-то схожие. Один из них, чуть постарше, был отцом Светланы — таким она запомнила его, когда он уходил. Занятно: мужа она себе выбрала внешне похожего на отца… И снова — расставание, боль и затаённая обида, сжигающая изнутри и душу, и тело.

«Прости их и отпусти. Если ты этого не сделаешь, болезнь тебя не отпустит, вернётся даже после того, как я излечу тебя. Это нужно тебе самой, понимаешь? Чтобы выжить».

Светлана, стягивая на груди воротник пижамы и зябко поводя плечами, всматривалась в лица, когда-то дорогие и любимые. Её рот сжался, складочки у губ обозначились глубже. Ввалившиеся и потускневшие во время болезни глаза вспыхнули внутренней болью… Она делала выбор, и он с трудом давался ей.

«Если будешь удерживать обиду, умрёшь. Отпустишь — выживешь. Выбор за тобой».

«Я хочу жить», — сказала Светлана.

«Тогда отвяжи лодки», — улыбнулась я.

Она шагнула вперёд, присела. Узлы не поддавались её слабым рукам, и я положила ладони ей на плечи, вливая в них силу. Один узел развязался, и лодка с отцом Светланы начала медленно удаляться от берега. Светлана, сидя на корточках, напряжённо провожала его взглядом, задавив в горле всхлип. Я погладила её по плечам.

«Молодец. Давай вторую».

И второй узел она одолела, а я чувствовала: два комка обиды рассасываются. Ей ещё предстояла большая внутренняя работа, но начало — лиха беда — было положено, лёд сломан.

Обе лодки скрылись из виду. Из-под сомкнутых век Светланы сочились слёзы, но я просто молча наблюдала, как они катятся: это было ей необходимо.

«А теперь вдохни полной грудью. Чувствуешь — свободнее стало? Легче дышать?»

Светлана набрала воздуха, задержала, а потом выдохнула. Уголки её губ дрогнули в неуверенной улыбке.

«Вроде… да», — сказала она, глядя на меня с удивлением.

Поморгав и смахнув остатки слёз, она улыбнулась уже шире и увереннее. А у причала снова покачивалась лодка — пустая. Светлана перевела вопросительный взгляд с неё на меня.

«Посмотри вон туда».

Взгляд Светланы устремился в указанном мной направлении. В тумане проступали очертания прекрасного белопарусного корабля, стоявшего на якоре.

«Он ждёт тебя, — сказала я. — Море — жизнь, берег — смерть. Посмотри назад».

На берегу, совсем неподалёку, виднелся высокий деревянный крест и пёстрые венки с чёрными лентами… Светлана содрогнулась.

«Ну что, поплыли?»

Не дожидаясь моих указаний, Светлана сама забралась в лодку. Я последовала за ней.

«На вёслах — ты».

И мы поплыли к кораблю. Гребля давалась Светлане с трудом, но я не могла грести за неё: это была её работа и её жизнь. Её лицо искажалось от напряжения, она стискивала зубы, стонала, но гребла.

«Такое чувство… будто под вёслами не вода… а тесто», — пропыхтела она.

«Борьба за жизнь — непростое дело, — улыбнулась я. — С каждым гребком ты приближаешься к цели. Не останавливайся! Борись!»

Уключины скрипели, скрежетали зубы Светланы. Корабль медленно, очень медленно приближался.

«Уфф… Не могу больше, — выдохнула Светлана. — Сил нет… Ладони стёрла».

Хватка её рук на вёслах ослабела…

«Не бросай вёсел! — воскликнула я. — Осталось совсем немного, неужели ты остановишься, когда цель уже близка? Давай! Ты гребёшь за свою жизнь, помни!»

Бросив на меня полный муки взгляд, она снова стиснула вёсла и погрузила их в воду. С виду — вода как вода, но лопасти входили в неё, как в крутое тесто. Эту тяжкую работу Светлана должна была сделать сама, а я могла только помогать и направлять. Я слушала её организм, и фальшивого голоса почти не слышалось…

Скрип… Плеск… Скрип… Плеск…

Глухой стон Светланы.

«Давай, девочка. Уже почти! Давай, ещё чуть-чуть…»

Она ворочала вёслами, рыча от натуги, а я потихоньку вливала в неё силы. Корабль был уже близко, белые громады его парусов колыхались в небе, и вот…

Вот он, борт! Я взлетела и опустилась на палубу, сбросила Светлане верёвочный трап. Уронив вёсла, она вцепилась в него, оттолкнулась ногой… Лодка уплыла из-под неё, и теперь дорога была одна — наверх.

Карабкаться ей тоже было тяжело — ещё тяжелее, чем грести, но близость цели придала ей сил и решимости. Сцепив зубы, она одолевала ступеньку за ступенькой, осталось совсем чуть-чуть, последний рывок, и…

Она повисла на трапе — потеряла из-под ног ступеньку.

«Меня тянет вниз…»

«Давай!»

«Не могу… Ноги парализовало… Не могу ими пошевелить…»

«Вспомни, что ты видела на берегу!»

Крест и венки. Нет, нет, только не это. Бледное лицо Светланы исказила зверская гримаса, и она невероятным усилием подтянулась на руках. Я добавила ей сил — последнюю порцию, и вот она уже вцепилась в борт, подтянулась ещё и… упала на палубу.

«Ну вот и всё. Ты умница».

Я погладила её по щекам. Она лежала совершенно без сил, утомлённо улыбаясь и разбросав руки в стороны.

Фальшивый голос затих.

«А кто капитан этого судна? Куда мы поплывём?» — спросила Светлана чуть слышно.

«Капитан — ты. И ты поплывёшь туда, куда захочешь».

16.14. Поясница

Мы вышли из палат и собрались в коридоре.

— Обследуйте их завтра, — сказала я персоналу. — Мы придём ещё, больных здесь много.

Двенадцать достойных, включая меня, и столько же людей, вырванных из лап смерти — таков был первый результат. Врачи ещё не знали этого — им нужны были анализы, чтобы поверить в чудо, но сами люди уже чувствовали перемены в себе: это было видно по их посветлевшим глазам.

Через открытую дверь палаты на меня смотрели с бледного лица глубоко ввалившиеся, но ожившие, полные мысли и чувства глаза Светланы. Уже сейчас в них отражалось зарождение желания облечь случившееся в слова и донести до людей. Только бы сил побольше — а способ это сделать найдётся. Я улыбнулась и кивнула её мыслям.

Оставив позади недоумевающих врачей и не менее потрясённых пациентов, мы вернулись домой. Это был только первый шаг, предстояло сделать ещё много, а пока нужно было восстановить силы… Раскалывалась голова и подкашивались ноги. И поясница ныла…

Юлю я застала в её комнатке за изготовлением сложнейшего, состоявшего из нескольких сотен деталей оригами — фигуры китайского дракона. Отрешённая от всего, она ловко сгибала пальцами бумагу, соединяла детали, и под её искусными руками рождалось нечто фантастическое — пёстро-чешуйчатое, гривастое, хвостатое и страшномордое. Я залюбовалась.