Шрам - Чайна Мьевиль

На поверхность он выбирается в спокойный миг — стрельба в самой гуще того, что было армадским флотом, на мгновение затихла. Он видит, как со страшным грохотом разламываются корабли, переворачиваются, извергая чад и пламя, шипят, погружаясь в холодную воду, увлекают за собой на погибель экипажи.

Флорин сопротивляется. Он не в состоянии думать словами. Вокруг него начинают рваться снаряды, и вода превращается в кровавое месиво костей и металла.

Воздух вспыхивает искрами. С кробюзонских кораблей летят иликтро—магические стрелы, катапульты метают бочки с едкой кислотой. Но теперь немногие армадские суда, хотя и потрепанные, наносят ответные удары.

Они выпускают снаряды размером с человека: те ударяются о борта кробюзонских дредноутов, вспарывают их, и металл расцветает рваными цветами. Кробюзонский флот оказался в радиусе действия пушек с деревянных кораблей, которые просачиваются между вражеских судов и палят. Снаряды оставляют вмятины на броне, пробивают трубы, разламывают в щепы пушечные лафеты.

Воздушная флотилия во главе с «Трезубцем» добралась до кробюзонского флота. Они начинают спорадическую бомбардировку противника — пороховыми бомбами мехами с нефтью, которые раскрываются в полете и проливаются липким огнем, тяжелыми дротиками и ножами. Аэронавты ведут прицельный огонь по капитанам и канонирам врага. Жар от взрывов раскачивает дирижабли и уносит их в стороны.

Армадские корабли продолжают двигаться. Они стреляют и приближаются к врагу, взрываются, переворачиваются, горят, но продолжают приближаться, их экипажи упрямо ведут свои суда на дредноуты.

В воздух поднимается мельтешащее черное облако.

Кробюзонские маги, сконцентрировав энергию от аккумуляторов и своих собственных тел, оживляют стаю големов — неуклюжих тварей из проводов, кожи и глины, уродливых, топорно сделанных. Когти у них как спицы зонтика, а глаза пустые и прозрачные. Безумно хлопая жуткими крыльями, они взмывают в воздух. Они сильны, как обезьяны, безмозглы и настойчивы.

Они хватают армадских аэронавтов за колени, расцарапывают на них кожу, раздирают мышцы, разрывают на части баллоны, и те, теряя воздух, падают на палубы.

Големы тучей поднимаются с палуб кробюзонских кораблей и бросаются на пилотские кабины, на иллюминаторы армадских воздушных судов, разбивают стекла, протыкают ткань. Многие из них падают, пронзенные пулями и мечами, и они еще в воздухе распадаются на свои безжизненные составные части, но десятки големов остаются в воздухе, изматывая аэронавтов противника.

Воздух над сражающимися флотами кажется плотным, как вода. Он вязкий и тяжелый от пороховых газов из стреляющих пушек, огнеметов и катапульт, от теряющих высоту дирижаблей с пробитыми баллонами, от хищных големов, кровавого тумана и копоти.

Каждое движение исполнено жуткой медлительности, торжественной осторожности. Кажется, что каждый удар мечом или кулаком, каждая пуля, вошедшая в глаз и кость, каждая вспышка огня, каждый взрыв судна были заранее спланированы.

Кошмарная постановка.

Сквозь мглу Флорин видит днища вражеских кораблей и сотни окружающих их предметов — мечущиеся спиралевидные суда, одноместные подлодки из раковин гигантских моллюсков. Армадские субмарины рассеивают маленькие суденышки, пробивают железные борта дредноутов, выныривают из воды, как киты.

Внезапно Флорин оказывается на поверхности, в открытой воде, среди мечущихся рыболюдей Баска, принявших его в свои ряды. Он тянет щупальце и хватается за хитиновую поверхность одной из вражеских субмарин. Он видит маленький стеклянный иллюминатор, видит внутри человека, который с ужасом смотрит на него, думая, что сошел с ума и это дико орущее лицо ему только мерещится — лицо кробюзонца в воде, выкрикивающее ему проклятия на его собственном языке; вот это существо поднимает короткое оружие и стреляет в него.

Снаряд пробивает стекло и ударяет в лицо кробюзонскому моряку. Мощный зубец раскалывает ему челюсть, пробивает основание черепа и пришпиливает его к спинке сиденья. Флорин Сак смотрит на убитого им человека, нет, пока не убитого, потому что рот его еще дергается от судорог и ужаса, а море устремляется в пробитое суденышко и приканчивает моряка.

Флорин устремляется назад, дрожа всем телом и гребя ногами; он не может оторвать взгляд от умирающего, от раковины, которая, заполняясь водой, начинает вращаться и падать на дно.

На палубах кораблей, на поверхности моря лежат тела и оторванные конечности убитых, словно это клочки обгоревшей бумаги, разбросанные огнем повсюду.

Флорин Сак охотится на людей.

Вокруг него тонут суда. Его окружают умирающие, прибывшие из города, который когда—то был его домом. Кровь брызжет из их ран, они открывают в беззвучных пузырящихся криках рты. Они ушли у лее слишком глубоко, и на поверхность им не выбраться. Никому из них уже не суждено вдохнуть воздуха.

Флорина внезапно начинает рвать — блевотина подступает к его горлу и вырывается наружу. У него кружится голова, он теряет ощущение времени, становится словно пьяный или спящий, будто происходящее вокруг — не на самом деле и становится воспоминанием, еще не закончив происходить.

(Под ним проплывают темные странные существа, и он думает, что это его товарищи, рыболюди, но тут же понимает, что ошибся.

Они исчезают, а у Флорина нет времени, нет спокойного мгновения, чтобы поразмыслить, кто они такие.)

Сражение продолжается судорожными рывками. Разорвано на части судно с часовым приводом из Книжного города, разлетаются его внутренности — шестеренки, массивные спиралевидные пружины и мертвые тела хепри. Море вокруг судов из Джхура стало вязким от живицы, вытекшей из тел кактов. Там, где бомбы разрывают на части струподелов, фонтаны их крови сворачиваются на глазах, образуя шрапнель из струпьев. Тела хотчи раздавлены корпусами судов.

Звери, вызванные армадскими шаманами—креями, падают своими шипастыми телами на кробюзонские корабли и утягивают моряков в воду, где раздирают их на части неожиданно сильными зубастыми челюстями. Но их слишком много, а потому управлять ими трудно, и они становятся опасны даже для тех, кто их вызвал.

В висящем над морем дыму армадские снаряды находят армадские палубы, а кробюзонские стрелы и пули пробивают тела кробюзонских солдат.

В другом времени, уже вдали от битвы, люди смотрят вверх и видят небо, солнце сквозь красные облака, сквозь воду, сквозь пленку крови — их собственной и других. Некоторые лежат там, где упали, умирая, зная, что солнечные лучи — это последний свет, какой им суждено увидеть.