Становой хребет - Юрий Сергеев

Прибывают учиться на Алдан горняки с Амура и Бодайбо. А в результате, затраты рабочего времени на промывку одного кубометра песка за год сократились на треть. Это — не фунт изюму, это — экономия миллионов рублей.

Окончив техникум, Егор Быков стал работать геологом на Косарёвке. Он ещё бредит просторами Джугджура, рвётся в тайгу, но Тоня, со всей своей бабьей напористостью, уговорила мужа, хоть на зиму, остаться в посёлке, не уезжать на разведочные шурфовки.

Егор медленно идёт по штреку. В левой руке Быков несёт жестяной фонарь-бленду. Урчит транспортёр, унося к колодцу шахты галечники и пески. В отнорках тяжело дышат помпы-пульсометры, выгоняя по трубам на поверхность таликовую воду. По орт-поперечным выработкам громыхают тачками откатчики.

От напора многометровых толщ породы потрескивает крепь. Кое-где выступает вечная мерзлота, ноги скользят по ней. Работает нацсмена.

На Алдан прибыли десятки якутов-скотоводов и охотников. Поначалу они в ужасе убегали от трактора, спущенные в шахту боялись тачечного скрипа, но, со временем, привыкли и теперь трудятся по-ударному.

Несколько девушек-якуток работают откатчицами, их отговаривали от тяжёлого труда, но они добились своего и легко справляются с нормой. Бывшие батрачки у богачей-тойонов, привыкшие работать, они не отставали от мужчин в селе.

В одной из просечек возилась с тачкой Феклуша Павлова. Отвалилось колесо. Егор помог ей исправить поломку. Маленькая крепкая девушка благодарно улыбнулась, сверкнула узкими глазами в свете бленды.

— Пасиба, осень пасиба, — говорила она по-русски ещё плохо.

Егор знал, что Фёкла круглая сирота, выросла в нищете. За пять лет работы на Алдане она стала ударницей и членом ЯЦИК.

Пётр Вагин кайлит сразу в четырёх забоях. Обрушит в одном гору песков, пока откатчики их вывозят и завешивают огнива, он успевает сделать то же самое ещё в трёх и, без передыху, возвращается в первый.

Петя спокойно и уверенно делает подкалку над скалой-полотном: со стуком валятся под ноги мокрые валуны, пески сами рушатся под точными и, казалось бы, несильными ударами кайла. Егор повесил бленду на стойку крепления и тронул Вагина за плечо.

— Дай помахаю, вспомню забойское дело.

Петя весело ощерился, нехотя протянул кайло.

— Давай гони без сбоя, по-стахановски. Эх, Егор! — он потянулся и мечтательно проговорил: — Насмотрелся я в столице таких чудес, даже и не верю сейчас, что всё это со мною было. Видывал парад на Красной площади, в небе стаи аэропланов, вожди с Мавзолея мне махали руками…

— Прям уж, тебе!

— А кому же ещё? Потом нас возили на экскурсии по заводам, катали в метро. Вот, где красотища! Наши шахты, по сравнению с ними — мышиные норы. Там механизация высшая. Потом с самим Орджоникидзе вот, как с тобой говорил, руку ему жал.

А после, на курорт нас в Крым отправили: музыка, пальмы кругом, барышни нарядные гуляют по бережку. Ух! Думаю, ай да Вагин! До какой жизни ты поднялся… Да, браток…

Отвык ты от кайла, Егорша, — он выхватил из рук помощника инструмент и нанёс им несколько мощных ударов, породах загрохотала, ссыпаясь в большую кучу.

— Мастер! — подивился Быков. — Вот это, я понимаю, работа! Не то, что я, с бумаженциями вожусь.

— А ты в мою смену определяйся, — посерьёзнел Вагин, — мы наворотим с тобой почище Стаханова. Отбойные молотки привезли. Скоро такое будет — страх подумать. Давай?!

— А что, и пойду.

— Хорошо! — обрадовался Вагин. — Я сегодня же замолвлю словечко завшахтой. С карандашом могёт любая девка бегать, а ты, при такой силе, не имеешь правов. В общем, завтра я в ночь выхожу. Распределим забои и попрём выколупывать золото у чертей подземных. Хо-хо-хо-о!

В забойщики Егора отпустили с трудом. Только он начал работать в шахте, как отправили Тоню, в приказном порядке, на шестимесячные курсы в Москву учиться по линии культпросвета.

Пришлось ему метаться между Косарёвкой и домом, забирать детей от Моисеихи после дневных смен, а после ночных — провожать в школу.

Но дело пошло. Скоро добился звания стахановца. Замелькала его фамилия во всех восьмидесяти стенгазетах приисков, и несколько раз её даже упоминали в «Алданском рабочем».

Егор не только кайлил породу, но и скрупулёзно изучал строение россыпного месторождения, вёл геологические тетради, рисовал схемы залегания песков, пытался сам разобраться в секретах Тальвега — древнего русла реки, когда-то своевольно сформировавшей богатые золотые струи. И надёжно их упрятавшей.

Постепенно, ошибаясь, мучаясь, перечитывая горы книг по геологии, Егор всё отчётливее, благодаря своей интуиции, своему старательскому опыту, приобретённому с помощью таких специалистов, как Парфёнов и Зайцев, постигал таинство наносных отложений.

Уже не раз удивлял Быков руководителей точно выверенными прогнозами, и, в конце концов, он был назначен начальником отдела разведок треста.

Через неделю Егор взвыл от тоски и писанины. Жизнь наверху шла размеренно. Никто никуда не спешил. Женщины трещали в камералке дни напролёт о платьях и мужиках, мужики подолгу курили, трепались о чём угодно, только не интересовались служебными делами.

В тресте Егор наблюдал, как крепнет чванство бюрократов, связанных круговой порукой. И именно работящих, честных исполнителей эта немногочисленная, но чрезвычайно активная группка коварно и хитро травила, используя для этого даже газету «Алданский рабочий».

Какой-нибудь тип под псевдонимом «Глаз», «Шпация» или «Юджен», мог выплеснуть ушат клеветы на безупречного во всех отношениях работягу. Потворствовал этому не кто иной, как сам редактор Оскомин.

Он систематически пьянствует, неоднократно был женат. Особо дружен с главным механиком треста — Кузьмишиным Григорием Васильевичем.

Участились факты затопления шахт в самый разгар сезона. На удивление, одновременно выходили из строя локомобильные котлы, в один день в них прогорали колосники, тут же ломались насосы и центробеги.

И всё это происходило в самый разгар дождей. Расследованием занялись сотрудники органов УНКВД, в том числе и Парфёнов.

Они выяснили, что Кузьмишин происходит из кулацкой семьи Вятской губернии. Родился в 1895 году, семейный, окончил земское училище, специального образования не имел, был на морских курсах в течение двух лет, по профессии электромонтёр с двенадцатилетним стажем.

На Алдан прибыл в мае месяце 1931 года и назначен на должность главного механика.

Пребывая на Алдане, присвоил себе звание инженера-механика, постоянно пьёт.

Вопросами мехоборудования приисков мало интересуется, отдаёт противоречивые распоряжения разным людям, в результате чего, из заграничного экскаватора «Морион» не была слита вода, наутро цилиндры оказались размороженными, и дорогая машина стоит без дела третий год…