Бледное солнце Сиверии - Александр Меньшов

— Форма, это когда всё на равный манер. Одеты в одинаковые доспехи… одинаково вооружены…

Товарищи не понимали.

— Ну, к примеру, у нас полки как разделяют?

— Да… по одёжке… её цвету… стягу…

— В общем, никак, резюмировал Гордей. — А тут тебе всё чинно, всё размерено. Гренадеры, к примеру, носят вокруг шеи ленту красного цвета. Зовут её шарфом. Куртки у них одного покроя… Кираса, шлемы… даже сапоги… Это всё, говорят, пошло с лёгкой руки самих же орков. На поле боя не понятно кто да откуда, и решили они как-то себя различать. Сначала по кланам, а уж сейчас по роду войск. Яскер поставил дело на широкую ногу… И действуют имперские солдаты слаженней… Умело, в общем. Дисциплина!

Снова какое-то мудрёное слово, — подумали товарищи Гордея.

А тот уже рассказывал, как один пленный офицер (при этом командор успевал пояснять значения некоторых произнесенных понятий) поведал ему о «Табеле о рангах».

— Офицер? Табель о чём? — переспрашивали Гордея.

Тот словно не услышал, возбуждёно говоря:

— Наше чинопроизводство как налажено? Смотрят на породу, так?

Друзья закивали головами.

— А в Империи служить отечеству — честь! Свой чин надобно заслужить примерностью и трудолюбием. А у нас: деньжат отсыпал и ты уже полковник. А коли дядьку имеешь высокого чина, да ещё и в столице… так и вообще поднимешься до высот неимоверных.

В компании раздался дружный смех. У каждого был кое-кто на примете.

— Сами дураки дураками, — соглашались товарищи. — Лишь бы происхождение повыше, а там…

И горько махали руками.

Надо сказать, что сам Гордей тоже происходил из старого дворянского рода. Его деды да прадеды всяко служили Кании. Кто был воином, кто в приказах разных. Богатства да почестей особо не накопили, и потому Гордей в молодости ещё сам себе поклялся прославить род Зубовых примерной службой (отсюда и растут ноги его «когда-нибудь»). Но из-за своего слишком правдолюбивого нрава имел немало хлопот и высоко не поднимался.

На Святой Земле Гордей познакомился с «Приспешниками». Много и часто беседовал с пленными хадаганцами да орками. И вот командор загорелся желанием, во что бы то ни стало армию реформировать (сие слово он услышал от одного эльфа, и оно ему весьма понравилось; отчего Зубов частенько козырял им в обществе).

В противовес «Приспешникам» были «Испоконвечные». Эти радели за дедовские традиции.

— Нечего нам на этих поганцев из Империи равняться! — талдычили на сборах командиры из рядов «Испоконвечных». — Нахватались от них всякой мерзости, а о своём забыли. Мы — Кания, а не Хадаган! Чего они у нас ничего не заимствуют? А нашим покажи какую-то хреновину, скажи, мол, из Империи, так и родину продать готовы! Тьфу, аж противно…

Свои мысли командор, конечно же, попытался донести до Избора Иверского, но тот почти и не слушал Гордея. Сославшись на занятость, он отослал командора куда подальше. А напоследок сказал:

— Вам нечем заняться? Так я вам придумаю дело…

Надо отметить, что Избор Иверский выслушивал немало нелесного как от одного лагеря, так и от второго. И, конечно же, и те, и другие требовали немедленного принятия радикальных мер. Избор же колебался, не зная, чью сторону занять.

— Назрела пора реформ! — заявляли «Приспешники».

— Их надо проводить с умом, а не слепо копировать с поганцев, — отвечали противники.

Избор устало кивал головой и отсылал больно бойких из обоих противоборствующих лагерей на дальние заставы. Досталось и Гордею, носившему прозвище по его судну — «Витязь». И вот он в Сиверии.

— Пущай реформирует, — усмехнулся Иверский, подписывая приказ. — Вместо того чтобы языком молоть, будет теперь новый астральный порт строить.

Так Гордей оказался на мысе Доброй Надежды.

На вечерних «посиделках» в кают-компании командор теперь, не стесняясь, костерил руководство. Младшие чины, молча, внимали, кое-кто поддакивал. Вскоре прибыл с Тенебры судебный пристав Фредерик ди Грандер. Его также позвали на ежевечерние разглагольствования, где он не преминул заметить:

— Не боитесь так открыто высказывать свои мысли? За подобные речи…

— За подобные речи я тут и нахожусь, — зло огрызнулся командор.

Эльф ему сразу не понравился. Однако вести спор с ним вошло в привычку, и теперь Гордей даже порой сам искал встречи с приставом, чтобы вновь и вновь обсудить назревший вопрос реформирования армии…

Время шло. Порт, надо сказать, строился из рук вон плохо. И дело не только в самом Зубове или в плохом снабжении, сколько в крайне неудачном положении самого порта.

Командор много раз сиживал за картой, разглядывая побережье Сиверии, курил трубку и, даже того не замечая, по-старчески сердито, трусил головой.

— Нашли место, итить-колотить! До гор, хрен сколько добираться, камня лишнего не привезёшь. До леса — и того больше. Голая тундра! Пустыня, итить-колотить!

Вся надежда была на Ермолая Сотникова. Он-де грозился наладить поставки строительных материалов да пригнать мастеровых. Но вот уже и зима на исходе, скоро весну ждать… Хотя, какая к Нихазу тут весна? Сразу лето… месячишка через три. Короткое, что тебе «здрасьте». А от Сотникова ничего.

— Вот трепло сиверийское! — командор сердито пнул очередной камешек под ногами. — Зачем обещать, если не выполняешь? У столичных чинуш научились? Болтать, это тебе не валуны ворочать!

Зубов дошёл до джунского портала, поздоровался с дежурившими тут солдатами. Потом постоял полчаса, глядя на астральное море, и направился назад в порт сквозь серый промозглый туман.

2

В прибывших кораблях Гордей сразу узнал эльфийский галеон «Светоносный» (теперь принадлежащий Церкви) и гибберлингскую шхуну «Рассекающий». Они пришвартовались подле строящейся пристани, и вскоре на берег сошла целая делегация.

Зубов напрягся: что-то случилось, иначе, зачем в такую дыру лезть сразу и настоятельнице Сиверии Гориславе Любимцевой (со свитой), и розыскному экспедитору Сыскного Приказа с высокими полномочиями, выданными самим Айденусом — Фролу Яроземному (с ещё большей свитой). Кроме того на гибберлингской шхуне прибыла тьма мастеровых да ремесленных людей, и несколько купцов Первой гильдии для создания торговых кумпаний.

В кают-компании «Витязя» собралось столько народу, что и не продохнуть. Зубов долго перечитывал грамоты из Новограда, знакомясь с обстановкой как в столице, так и в Сиверии, а также изучая цели прибытия «высоких» гостей. Лицо Гордея с каждой минутой становилось мрачнее и мрачнее.

Оказывается, на этом драном аллоде заварилась такая «каша», что только за голову хвататься. А он ни сном, ни духом. Даже обидно, будут теперь носом макать в дерьмо каждый раз, мол, проворонил… Хотя, я тут не надсмотрщик. Порт строю!