Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

но и аморальное бремя. Это и есть главная цель альянса. Успешное решение этой задачи приводит к делению общества на классы, поэтому этот специфический вид групповой морали вполне можно было бы назвать классовой. Очевидно, что такая мораль свойственна только тем группам, которым есть что защищать. Соответственно, класс – это не просто совокупность тех, кто случайно оказался в определенном месте социальной лестницы, и не само это место, только и ждущее чтобы его кто-то занял, а определенная группа лиц, создавшая это место и увековечившая его. А уж каким оно оказалось – дело случая или истории. Другими словами, класс – следствие человеческих отношений, а не некой обьективной (экономической, политической, психологической или биологической) структуры общества, которая, напротив, сама является следствием классов. Классы выстраивают социальную лестницу, защищая свое положение, и все, что их обьединяет, помимо уровня богатства и власти – личные отношения. Единственное, что помогает личным связям в создании классов – насилие, победа в схватке, приносящая ресурсы для дальнейшего насилия. В этом отношении мы можем считать нынешнюю, случайно сложившуюся классовую структуру в некотором роде исторически детерминированной. Но и тут надо отдать должное личным связям, как необходимому условию совместной борьбы.

Даже класс, вроде бы организовавшийся на обьективной основе, например, профессиональной, существует благодаря коллективному альтруизму. Хотя в данном случае, "эгоизм" был бы более верным термином. Люди, обладающие одинаковыми дипломами и званиями не формируют класс до тех пор, пока они не обьединяются и не начинают отстаивать общие интересы. Признак класса – коллектив, с лежащей в его основе групповой моралью. Отсюда ясно, что такие термины, как "рабочий класс", "низшие классы" и т.п. – оксиморон, ставящий все классы на одну доску. Рабочие и остальные "низшие" – это просто те, кто так и не попал в желанный класс, оставшись в общей куче, не понимая ни свое место, ни свои интересы, ни свою цель в социальной борьбе. Нет ничего классного в том, чтобы оказаться на дне общества. Зато чем выше, тем отчетливее классовая структура, меньше и сплоченнее классы, яснее классовые интересы и классовое самосознание. В этом отношении "свободный" рынок примечателен тем, что разрушая семьи и создавая внизу общества огромный "класс" индивидуалистов, он подталкивает всех, кто смог оттуда выбраться, к формированию альянсов.

Класс, хоть и начинается в результате завязывания личных отношений, затем может двинуться в сторону формальности – придумыванию имени, регистрации организации, созданию законодательных барьеров для непричастных, сбору взносов, изданию информационных бюллетеней. Возможно и существование несколько конкурирующих организаций, которые однако легко сотрудничают, когда дело касается общей беды. Этот механизм виден везде. Чистый рынок, формирующий богатых "сам по себе", делает это только потому, что ему предоставлена такая возможность. Верхушка "самостоятельно" существующей политической системы, имеющая формальные процедуры комплектования кадрами и организации работы, на самом деле заполняется ими и работает благодаря в первую очередь личным связям. Профессиональные и отраслевые ассоциации ограждены строгими требованиями ко всем желающим присоединиться, а все прочие вынуждены доплачивать профессионалам за свою безграмотность. Творческий союз, получающий гранты для поддержки высокой национальной культуры, состоит из уважаемых людей, принимающих в свои ряды только не менее уважаемых.

Но не только незаурядные личности, захватившие теплые места, нуждаются в защите своего положения. Социальная борьба требует охраны любого завоевания. Всякая группа людей, добившаяся неких привилегий, непременно осознает необходимость консолидации, будь она формальная или нет. А если защищаемые привилегии стоят того, класс может принять форму сословия, как оно и было многие века. Тогда попасть внутрь могли только родственники, да и то не все. Причем заметьте друзья, никакое формальное равенство не в состоянии разрушить классы именно потому, что личные связи не поддаются формализации. Можно, конечно, запретить организации и членские взносы, но формальность лишь помогает организовать большой класс, состоящий из не очень влиятельных членов, который борется с малыми, но состоящими из влиятельных. Запретить профсоюз нетрудно, но как запретишь частный клуб?

Окончательной классовой окостенелости общества мешают кланы, формирующиеся внутри классов. Эти неформальные, мелкие и плотные группы связаны, помимо интересов, еще и родством, дружбой и тому подобной симпатией или личной преданностью. Чем физически больше класс, тем больше там кланов, тем сильнее динамика. Но как бы ни бурлила подковерная классовая борьба, она не приводит к размыванию классов. Вне обьективной этики классовая консолидация не имеет моральной альтернативы.

14 Коррупционный капитал

Кланы, классы и элитки – пример образования в обществе капиталистической раковой опухоли – социального капитала. Почему "капитала"? Потому что любой капитал полезен его обладателям, в данном случае – доступом к информации, понижением транзакционных издержек, взаимопомощью и взаимовыручкой, групповой солидарностью и т.п. Социальный капитал – синоним обширности и глубины личных связей, проникнувших в публичную сферу и помогающих в продвижении там интересов его обладателей. Это – оружие борьбы и насилия, инструмент влияния и давления, разрушитель этики и общества. В основе болезни лежит корпоративный штамм групповой морали – максимально эгоистичный, подразумевающий взаимовыгодный обмен.

Поскольку несовместимость личных отношений с публичной сферой, как и конфликты морали и этики, уже не представляют для нас новизны, социальный капитал не заслуживал бы особого внимания, если бы в отличие от термина "групповая мораль" не считался огромным счастьем всякого общества его накопившего. Как так получилось? От путаницы у ученых с понятием доверия. Групповая мораль требует взаимной уверенности в членах группы, верности группе, веры в общую цель. Все эти слова имеют один корень: группа – это повышенный уровень доверия. Но доверие – это же хорошо! Это важный элемент этики, ведь нейтральные отношения, как и сам договор, без него невозможны. Еще бы! Но тут есть важный нюанс. В случае капитала, личное доверие уничтожает публичное. Коллектив "капиталистов" образуется с целью продвижения частных, т.е. разнонаправленных интересов. Доверие, которое его скрепляет – личное, это чувство принадлежности к своим. Оно не всегда удовлетворяется родством и дружбой, но часто требует практической проверки по результатам совместной деятельности и предыдущего опыта, когда первоначальное недоверие заменяется принятием в члены. Обладание нужной репутацией – главная черта этого доверия, которое прямо противопоставляется недоверию к чужакам, тем, против кого направлен коллектив и за счет кого его члены реализуют свои интересы. Таким образом, на самом деле доверие капиталистов – недоверие обществу, неуверенность в нем, в себе и в будущем. Тогда как, напротив, публичный тип доверия – доверие посторонним, уверенность в обществе и в его будущем.

Правильное деление сфер требует правильного деления информации. В свободном обществе информация между посторонними открыта – все доверяют друг