Приют героев - Генри Олди

Думать о таком оказалось болезненно, как учиться ходить заново.

Маг улыбнулся сыну. Пусть верит. Вечный Странник, благодарю тебя за то, что мне не пришлось выбирать… благословен каждый твой шаг по семи небесам, каждый дар твой, к беде или к счастью, трижды благословен…

А герцог все медлил.

Огюст фон Шмуц не рисковал торопить его высочество. В ожидании герцогского выбора барон размышлял о здравом цинизме. Монарх чувств, лорд пользы. Соломинка, за которую всегда можно ухватиться, в отличие от гиблых сердечных порывов. Приют не героев, но людей дела. Хотя, сложись жизнь иначе… Огюст криво дернул уголком рта, представляя себя в иных, чуждых обстоятельствах. Допустим, отказавшись от военной карьеры, я поддался бы на уговоры старого друга, прокуратора Триннера, и стал бы квизитором Бдительного Приказа. Переехал бы в столицу, оставив баронство младшему брату; второй ранг, первый, медаль «За рвение»… Вивиан вышла бы замуж за фата д'Аньяни, назойливого воздыхателя, я прислал бы ей на свадьбу розы и бриллиантовое колье с подвесками… три моих дочери никогда не появились бы на свет, Матильда не родила бы мертвую внучку… Спокойный, многое повидавший, окунув руки по локоть в преступный гной, маленький щеголь в треуголке, я сейчас стоял бы во дворе цитадели – вольный, как ветер, без семьи, без дома, без наследника, отведя эту роль племяннику, – и думал бы, что одно хорошее сумасбродство иногда стоит дюжины циничных удобств, как один славный удар клинка приносит радости больше, чем сотня выигранных в суде тяжб.

Завидовать Губерту Внезапному было непривычно. Словно тысячу раз сочувствовал, вписался в колею соболезнований, и вдруг откуда-то взялась зависть – нелепая, небывалая, чужая и своя, как женщина, случайно встреченная в пыльных закоулках архивов…

А герцог медлил.

Эсфирь Кольраун взмокла в тяжелом одеянии сивиллы. Плотная ткань, сплошь затканная лавром и звездами, давила на плечи. Хотелось переодеться в легкое и уехать. В молчании герцога извивалось знамение, внезапное и пугающее, будто змея, подброшенная злым шутником в теплую постель. Смысл знамения был темен. Ясновидица запрокинула голову и посмотрела в блеклое, осеннее небо. Там, дымом облаков, плыла ее судьба. Глаза слезились от неопределенности. Может ли случиться так, думала Эсфирь, что, отвергнув заманчивые предложения высокопоставленных коллег, я выйду замуж, допустим, за скромного заклинателя ветров? Вряд ли, конечно, но предположим. Крошечный домик – в столице, но в квартале из простых. На прислугу денег не хватает, приходится справляться самой: усталой после храмовых бдений и пророчеств, варить луковый суп с гренками, любимое блюдо мужа, вытирать пыль с книг, стирать, мыть посуду… Рождение сына на полтора года лишит внутреннего зрения. Надо будет долго восстанавливаться, а мальчик родится болезненный: плачет по ночам, будит, требует внимания… Он вырастет большой, я захочу, чтобы он стал волхвом, а он, упрямец, пойдет в боевые маги – я волнуюсь всякий раз, когда он уезжает, я тайком проклинаю его победы, потому что безопасней служить скромным волхвом в капище, но в глубине сердца я горжусь моим мальчиком… Возможно, он подберет в своих странствиях чумазую замарашку, увлечется азартными играми и в конце концов окажется за решеткой – или нет, пусть лучше он совершит подвиги и сделается боевым магом трона, когда я состарюсь и уйду на покой: болеть, ждать, скучать, радоваться, ворчать на юную компаньонку – она слишком юная, она такая, какой была я во дворе цитадели…

Всего этого еще не случилось.

Все это может и не случиться.

Все это – у меня на коленях, словно моток пряжи.

Герцог, Губерт Внезапный, король мгновенных решений, что же ты медлишь?!

Из окна второго этажа советник Беркадор видел, как сивилла подняла глаза. Прежде чем уставиться в небо, она мазнула взглядом по башне, и советник почувствовал себя нагим на площади. Сотни людей смотрят на тебя, лишенного шапки из меха выдры, и накидки с оторочкой, и бордовой мантии, и плаща с гербом: дай совет, говорят они. Тянут руки: кинь милостыньку! Ты умный, ты знаешь жизнь. Скажи, как быть. Вечный Странник высоко, Нижняя Мама глубоко, а ты здесь: без штанов, без чинов, какой есть. Карл Беркадор, ты умеешь советовать, стоя голым в центре площади? Ведь это проще простого: вязать и разрешать, разделять и властвовать – всей разницы, что нельзя остаться в тени. Надо говорить под солнцем, указывать под солнцем, зная, что уйти некуда. Верный, честный, преданный Карл, ты и сейчас – на втором этаже, из окна, из-за шторы, а площадь ждет, когда ты спустишься, сбрасывая на ходу одежду…

Карл Беркадор с силой толкнул створки окна, и они распахнулись.

Настежь.

Стекла зазвенели так, словно окно открыли впервые за сто лет.

– Ребенок, – вторя звону, сказал Губерт Внезапный, самый безумный герцог из рода д'Эстремьеров. Он сильно сутулился; казалось, у стройного герцога вырос горб. Каждое слово давалось ему с трудом: каждое слово было колесом кареты, увязшей в грязи, но кучер уже занес кнут над спинами лошадей. – Память у меня есть. Другой не надо. Спасай ребенка, Бруно. Если сможешь…

Бруно Духовидец кивнул. Склоняясь над Хендрикой Землич, он знал, как остановить погружение в омфалос. Остального он не знал. Но странный кураж, явившись свыше, плавился в душе Бруно, делаясь звонкой сталью: сейчас маг согласился бы принять роды хоть у умирающей, хоть у мертвой женщины. Маятник плясал тарантеллу, в сумрачных основах прятались солнечные зайчики. Вера сына в отца текла к Бруно от мальчишки, стоявшего у входа в башню; текла через двор, как могла бы течь через годы и десятилетия.

Можно умереть давным-давно.

Это неважно.

Главное, чтобы ребенок родился здоровым.

– …Сударыня, ваш прогноз?

– Крепость в осаде, смятенье в небесах, супруг у ложа роженицы… Примерно пятьдесят на пятьдесят. Точнее сказать не могу.

– Не нужно точнее. Это просто замечательно, сударыня мантисса!

– Почему?

– Совсем недавно у нас не было ни единого шанса. А теперь – целых полсотни! Приступим. Времени действительно маловато. Вы поможете мне?

– Почту за честь, ваше чернокнижие. Что надо делать?

– Станьте здесь и будьте готовы. Нет, лучше прилягте. Да, прямо на землю. Ваша светлость, возьмите мою мантию, скатайте и подложите сивилле под спину. Потом сядете у ног, чтобы она могла упереться…

– Зачем? Это не я рожаю, это Хендрика…

– Милочка, помолчите. Хендрика слишком слаба. Будете обеспечивать родовые изгоняющие усилия…

– Что?

– Тужьтесь за нее, а я создам передачу мышечных толчков на роженицу! Ага, воды отошли… рановато, замечу… ну да это к лучшему, мы спешим…