Происхождение партократии - Абдурахман Авторханов

Как же Ленин относился к обструкциям на съездах партии? Его советский биограф отмечает, что на том же II съезде «в связи с тем, что Ленина несколько раз прерывают Мартов, Троцкий и Засулич, он выражает протест и просит секретарей отмечать в протоколе, сколько раз его прервали» (В. И. Ленин, Биографическая хроника, т. I, 1970).

Кроме всего этого, в уставе партии, отредактированном Лениным и принятым XII партийной конференцией в августе 1922 г., то есть после X съезда, сказано: «внутри партии обсуждение всех спорных вопросов партийной жизни вполне свободно до тех пор, пока решение не принято» (Выделено мною. – А. А.) («КПСС в рез.», 1953, ч. I, стр. 662). Поскольку по уставу суверенным верховным органом партии является съезд и до принятия им решения «обсуждение всех спорных вопросов вполне свободно», то оппозиция имела как законное (по уставу), так и традиционное («прецедентное») право выступать на съезде с изложением своих взглядов. Зиновьева и Троцкого прямо накануне съезда исключили из партии, но всех остальных оппозиционеров исключили из партии на этом же съезде только за то, что они «вполне свободно» хотели высказать свое мнение о политике ЦК до принятия решения съездом.

Теперь вернемся к выступлениям Евдокимова, Раковского, Бакаева, Муралова и Каменева.

Ничто так кричаще не свидетельствует об одичании нравов, о маразме политической культуры, об уголовном вырождении сталинской партии, как обструкция оппозиции на XV съезде. Публикацией протоколов XV съезда Сталин и сталинцы воздвигли себе «нерукотворный» литературный памятник башибузуков погромного искусства уникального класса. Сначала председательствующие устраивают с оппозиционными ораторами самый дешевый демагогический спектакль – почти каждого из них вызывают к трибуне, когда вызываемое лицо вышло из зала или еще не явилось. Председатель повторно спрашивает, есть ли такой-то в зале, а ему из зала чуть ли не хором отвечают голоса: «он побежал к Троцкому за инструкцией!» Такую процедуру дважды проделывают с Каменевым, повторяют ее и с другими.

Как мы выше видели, Ленин требовал свободы мнений на партийных съездах и возмущался, когда оратора прерывали репликами. Что же он сказал бы, если бы присутствовал на XV съезде? На съезде выступили пять ораторов от оппозиции, но во время их речей из президиума и зала так много было выкриков, голосов оскорбления, порою переходящих в неистовый и дикий шум (все это отмечено в протоколах), что их речи в стенограммах больше заполнены этими репликами, чем ораторским текстом: речь Муралова содержит 2 1/2 страницы, его прервали 48 раз; речь Бакаева (4 стр.) – прервали 64 раза; речь Евдокимова (3 стр.) – прервали 76 раз; меньше прерывали (по количеству страниц) Каменева – 56 раз (на 6 стр.) и Раковского – 106 раз (на 8 стр.).

Словарь выкриков «крепких выражений» содержит все оттенки оскорбления от почти лирических метафор вроде «ничтожного червячка», «блудливого кота» и «упрямого осла» до обвинения в государственной измене: «перебежчик», «предатель», «контрреволюционер». Все эти оскорбления пересыпаны личными выпадами: «Болтаешь ты!», «Врешь ты!», «Жульничаешь ты!», «Слезай!», «Вон с трибуны!» Один раз, во время речи Бакаева, зал настолько вошел в ажиотаж ругани, подняв, видно, невообразимый гвалт, что даже председатель, который до сих пор сам участвовал в оскорблении ораторов, теперь выступил со следующим заявлением: «Оппозиция распространяет провокационную ложь, что делегаты нарочно заглушают их здесь, чтобы партия не слышала их (Голос с места: "Они врут по привычке!")» («Пятнадцатый съезд…», стр. 374).

Вот краткие выдержки из речей ораторов оппозиции (мы исключили из текста все реплики):

Бакаев: «…В докладе Сталина нет и намека о "форсированном наступлении на кулака" (как это провозгласил Бухарин)… Не бухнул ли здесь т. Бухарин, не посмотрев предварительно в "святцы"… XIII съезд партии по вопросу о регулировании социального состава партии дал директиву "добиться, чтобы в течение ближайшего года в партии было больше половины ее состава рабочих от станка"… Сталинская линия победила на XIV съезде, и в итоге мы видим резкое снижение процента рабочих от станка… Если перед XIV съездом их было 42% то к XV съезду, по словам т. Молотова, рабочих от станка стало в партии 31%… Мы должны сказать, что до XVI съезда в партию можно принимать только рабочих, только батраков и только деревенскую бедноту» (там же, стр. 374-377).

Минин (бывший оппозиционер, теперь за ЦК): «Та кампания, которая была проведена в Ленинграде, толкнула многих, даже рабочих, в оппозицию… Вот что произвело сильнейшее впечатление, когда т. Калинин сказал: "Что вам стоит для ЦК объявить белое черным, а черное белым?"… Что-нибудь одно из двух: либо принимать в той же самой резолюции XIV съезда решение о проведении в жизнь демократии, либо так проводить кампанию, как проводили ее в Ленинграде, когда резолюцию, отвергнутую большинством, объявили как принятую "подавляющим большинством" голосов. Вот о таких фактах многие рабочие спрашивают: "Что такое происходит?", когда люди так проводят демократию» (там же, стр. 235-236).

Евдокимов: «Здесь на съезде утверждают, что рабочие требуют нашего исключения из партии. Неправда. Немного найдется таких рабочих, которые поверят, что такие вожди партии, как Зиновьев, Каменев и Троцкий, могут являться врагами рабочего класса… Наряду с этим рабочие, конечно, хотят, чтобы внутри партии давали говорить и большинству, и меньшинству. Рабочие хотят слушать обе стороны. Из 100 человек 99 хотят этого… Рабочий класс хочет, чтобы было сохранено единство, но в то же время он не хочет, чтобы большинство препятствовало меньшинству подчиниться решениям XV съезда, выставляя неприемлемые требования" (там же, стр. 259-262).

Каменев: «Товарищи, я выхожу на эту трибуну с единственной целью – найти путь примирения оппозиции с партией… Борьба в партии достигла такой степени обострения, которая ставит перед нами вопрос о выборе одного из двух путей. Один из этих путей – вторая партия… Этот путь для нас исключен всей системой наших взглядов, всем учением Ленина… Остается второй путь. Этот путь – после жестокой, упорной, резкой борьбы за свои взгляды – целиком и полностью подчиниться партии. Мы избираем этот путь, ибо глубоко уверены, что правильная ленинская политика может восторжествовать только в нашей партии и только через нее… Стать на этот путь для нас значит подчиниться всем решениям съезда, как бы тяжелы они для нас ни были… Но если к этому безусловному подчинению решениям съезда, к полному прекращению всякой фракционной борьбы и к роспуску фракционных организаций,… если бы мы к этому прибавили отречение от взглядов – это было бы не по-большевистски. Это требование отречения от взглядов никогда в нашей партии не выставлялось. Если бы с нашей стороны было отречение от взглядов, которые мы защищали неделю или две недели тому назад, то это было бы лицемерием, вы бы нам не поверили… Я говорю, конечно, о тех взглядах, которые являются подлинно нашими, а не о тех, преувеличениях, которые нам часто приписывались» (там же, стр. 279-281).

Каменев, приведя примеры, по которым взгляды оппозиции оправдались по внешним делам (провал ставки на Англо-русский комитет, на Гоминдан), так и по внутренней политике (усиление кулака, товарный голод, срыв экспорта, отставание промышленности от общего хода развития страны), сказал, что от оппозиции требуют отказаться даже от этих взглядов, которые подтверждены жизнью. Каменев кончил следующим заявлением:

«В ряде вопросов наши взгляды получили подтверждения в жизни, а в ряде случаев партия в той или другой мере усвоила их… В таких условиях требовать от нас отречения от наших взглядов – невыполнимо, недопустимо… Наши единомышленники открыто выступали в защиту нашей платформы… Они вели себя как мужественные революционеры и ставили взгляды выше своего положения… готовы были пожертвовать своим положением ради того, что они считали правильным, не считаясь с тем, что их ожидает. Зачем вам это отрицать, этого нельзя отрицать! Такое положение, когда такие люди, как Мрачковский, находятся в тюрьме, а мы находимся на свободе перед вашими глазами – оно неудержимо. Мы несем ответственность за все их действия» (там же, стр. 280-285).

Муралов: «…Много беды произошло оттого, что два года съезд не собирался… ЦК вел неправильную политику… Была ненормальная обстановка… в течение двух лет шла однобокая дискуссия, однобокое освещение… По отношению к тем, которые не соглашались с политикой ЦК, были приняты такие методы, которые неслыханны в нашей партии. Ежели кто-нибудь из оппозиции говорил о том, что нужно рабочим увеличить зарплату, кричали: это – демагогия… ежели говорили, что растет кулак, бедняк в забросе, кричали: это – демагогия… Когда мы говорили, что для строительства социализма необходима индустриализация, но для этого нужно максимальное количество средств употребить на развитие промышленности, нас называли сверхиндустриализаторами и обратились с воззванием к крестьянству… (тогда говорили) что мы хотим ограбить крестьянство… Когда мы говорили, что нужно освободить 40-50% крестьян-бедняков от налога, нам сказали, что это – демагогия… Таким образом, все вопросы, которые мы поднимали, обращались против нас в величайшие демагогические приемы и клевету. Дело доходило до сугубых, величайших, неслыханных в партии репрессий по отношению к преданным старым членам партии, революционерам… обвиняя их в том, что они являются агентами Чемберлена… Товарищи, если любому из вас скажут, что вы убили свою жену, съели своего деда, оторвали голову своей бабке, как вы будете чувствовать себя, как вы докажете, что этого не было?» (там же, стр. 340-342).