По ту сторону снов - Гамильтон Питер Ф.

– Поздравляю, – сказал кто-то.

Слваста обернулся к расположенному выше ярусу столов. Ньюбон, советник от Вюрцена, наклонил голову.

– Вы отлично разыграли сцену на площади. Просто прекрасно.

– Благодарю.

– Что вы намерены делать дальше?

– Я говорил истинную правду. Я дам людям голос здесь, в этих стенах. Им больше нельзя отказывать.

– Совершенно верно. Хотя мне любопытно, есть ли у них свое мнение по поводу взрыва мостов.

– Подавленный гнев находит много выходов.

– Вы стойко держитесь своей линии, да?

– Стараюсь.

Ньюбон сомкнул губы, но в частном порядке телепнул:

«Будьте осторожны. Сегодня за вами наблюдают влиятельные люди».

– Спасибо, – тихо сказал Слваста.

Он занял свое место. Янрис сел позади него.

В зале можно было не только почувствовать эмоции толпы за стенами здания; их пение тоже проникало сюда – слабый звук, но неумолчный, беспокоящая вибрация воздуха.

– Шерифы движутся на площадь Первой Ночи, – пробормотал Янрис.

Слваста открыл свой панцирь, чтобы получить телепатически раздаваемые образы, и наблюдал глазами других людей, как длинные фургоны, заполненные отрядами шерифов, начали прибывать к тыльной стороне здания Национального совета. На другом берегу Кольбала Меорский полк выдвинулся к пристани, где стояли паромы «Альфрид» и «Лану», ожидая гвардейцев.

– Уракус, – пробормотал Слваста. – Их там больше тысячи. Должно быть, весь личный состав.

«Они не смогут охватить весь город, – телепнула ему лично Бетаньева. – Повсюду вспыхивают очаги недовольства. Люди разгневаны и напуганы. Наши действия оказались… успешнее, чем мы ожидали».

Первый спикер занял место на трибуне и поднял молоток.

– Призываю уважаемое собрание к порядку. Вы были созваны для обсуждения беспрецедентных диверсионных актов, совершенных на основных железнодорожных путях, жизненно важных для нашего города. Мы должны решить, что посоветовать Капитану. Я приглашаю представителя Фелтема, который входит в Капитанский комитет по безопасности, рассказать нам о событиях этой ночи.

«От наших групп, ответственных за Южную городскую линию, до сих пор ничего нет, – телепнула Слвасте Бетаньева, пока советник спускался к трибуне. – Я волнуюсь».

«Должно быть, их арестовали».

«Сведений от наших информаторов у шерифов не поступало. Люди просто исчезли. Фургоны везли двадцать человек и большое количество взрывчатки. Как они могли просто исчезнуть?»

«Не представляю», – признался Слваста.

«Наши агенты подтверждают, что мосты все еще целы и сейчас находятся под усиленной охраной».

«Уракус! Может, надо отправить другие группы взорвать другие мосты на этой линии?»

«Я обсуждала такой вариант с Куленом. Нет смысла это делать. Не сейчас. Торговля полностью парализована, все лавки закрыты. Мы получили анархию, к которой стремились».

«Хорошо. Мне пора готовиться к выступлению».

Представитель Фелтема заканчивал отчитываться. Не оставалось сомнений, он знает только самые общие факты: какие именно мосты были разрушены и какие это вызвало экономические трудности для всех, а не только для торговцев.

– …Таким образом, я прошу уважаемых коллег безоговорочно осудить тех, кто совершил это ужасное преступление против всех нас. Шерифы и другие правительственные силы должны иметь полное право разыскивать и задерживать террористов и приговаривать их к немедленной казни. Пусть они быстро выяснят на практике, примет ли их Ядро, или они обречены на Уракус.

Когда представитель Фелтема возвращался к своему столу, Слваста получил частную телепатему от Хавьера:

«Капитан подписал приказ о приостановлении действия гражданских законов. Его рассылают по правительственным учреждениям. Люди Тревина уже находятся на шерифских участках и командуют, кого арестовать».

«Мы знаем имена?» – спросил его Слваста, бросая красный шар в корзину своего стола.

«Должностные лица профсоюза и представители „Демократического единства“. Они идут за нами».

«Распространите информацию по нашей сети. Расскажите каждому члену ячейки».

«Мы этим занимаемся».

– Я предоставляю слово для выступления представителю Йейтса, – объявил первый спикер.

Слваста встал в тот же момент, когда советник Йейтса двинулся по проходу. Советники за столами выглядели шокированными.

– Капитан Слваста, – громко воскликнул первый спикер, – вас не вызывали.

– И вряд ли вызовут, – заявил Слваста. – Потому что я знаю, кто несет ответственность за происходящее.

Снаружи толпа на площади Первой Ночи поддержала его одобрительными криками.

Представитель Йейтса остановился на полпути к трибуне, неуверенно глядя на первого спикера.

– Я уступаю место представителю Лэнгли, – сказал он.

Слваста миновал его и подошел к трибуне первого спикера. Все советники молчали, и единственными звуками в огромном зале были приглушенные возгласы и пение толпы.

Слваста остановился и медленно обвел взглядом ярусы столов. Его горящий взгляд требовал внимания всех в амфитеатре.

– Я потерял руку, защищая наш мир. Это не такая уж высокая цена за то, чтобы наверняка уничтожить гнездо паданцев. Но почему я вообще ее потерял? Причиной тому множество компромиссов, на которые пошел мой полк. Расходы на практические действия против паданцев сократили, чтобы офицеры в казармах могли вести комфортную жизнь. Компромиссы продолжаются и по сей день. Компромиссы, поддерживаемые Казначейством, и Казначейство отчаянно пытается сохранить статус-кво. Сотни людей в Нью-Анджелесе погибли… Неправда! Так пишут правительственные газеты. На самом деле сотни людей в Нью-Анджелесе были съедены заживо гнездом паданцев. Почему? Потому что правил там дядя Капитана – коррумпированный развратный ублюдок, заботившийся только о своем благополучии и благополучии своих родственников.

Крики протеста раздались с ярусов амфитеатра. Телепатические возгласы «позор!» обрушились на его панцирь. Слваста сохранял решимость, поддержанный мысленной волной одобрения толпы снаружи.

«Паромы „Альфрид“ и „Лану“ начали переправу, – сообщила Бетаньева. – На набережной ждут несколько вооруженных товарищей, но я не знаю, надолго ли они смогут задержать меорских гвардейцев».

«Здесь почти готово», – телепнул ей Слваста. Он увидел Янриса, который поднялся со своего места. Тот кивнул Слвасте.

– Прорыв воды на водоканалах? – сердито заявил Слваста. – Это не результат диверсии, как удобно объявили здешниму собранию. Ничего подобного. Беду вызвали жадность и то, что привилегированные классы заботятся только о себе. А теперь нас созвали сюда сделать грандиозные пустые заявления, осуждающие разрушение железнодорожных мостов. Ну а я их не сделаю! Отчаянная акция была неизбежна. Она является прямым результатом притеснений, как политических, так и экономических, со стороны нашего правительства. Вы сокрушаете надежду. Да, именно вы! Вы уничтожаете возможности. Вы уничтожаете достоинство. Вы поступаете так, желая сохранить неизменным свое грязное фанатичное антидемократическое общество. Вы не оставляете выбора нам, остальным. Нам не разрешено протестовать. Любая жалоба – и человек на всю жизнь получает клеймо неблагонадежного от тирана и убийцы Тревина. Сегодняшние взрывы – вот настоящие голоса народа. И это громкие голоса – голоса, которые вы не сможете игнорировать, голоса, которые вы не сможете задушить, не теперь. Настал день, когда лишенные гражданских прав, слабые и преследуемые изъявляют свою волю и говорят вам: все кончено. Отныне вы будете слушать нас! Вы спрашиваете, кто несет ответственность за разрушение мостов, за нанесение ущерба правительству, за нарушение неприкосновенного того единственного, что правительство ценит, – его богатства, при помощи коего над государством поддерживается контроль? Я говорю вам: вы в ответе. Вы, богатая, вырожденная, привилегированная грязь. И за это – за ваше вечное преступление против нашего прекрасного мира – я осуждаю вас. Я больше не участвую в вашем собрании, которое я объявляю незаконным.