Рождение новой России - Владимир Мавродин

1 апреля 1774 г. Государственная военная коллегия с ее сложными и разнообразными функциями перестала существовать. Но прошло немного времени, и на втором этапе Крестьянской войны она возродилась на Урале. Теперь круг ее обязанностей сузился, и она больше напоминала Походную канцелярию первого периода Крестьянской войны. Уменьшилось число судей и повытчиков. Главным судьей стал Творогов, секретарем — Шундеев, повытчиком — Седачев, которого вскоре сменил Григорий Туманов, бывший крестьянин заводчика Твердышева, умный, энергичный человек, хорошо знавший русскую и татарскую письменность, один из видных атаманов, возглавлявших отряд, действовавший у Миасса и Челябинска. В бою у Троицкой крепости Шундеев и Туманов были взяты в плен. После их пленения секретарем Государственной военной коллегии Пугачев назначил Ивана Трофимова (Алексея Дубровского), а повытчиком — Герасима Степанова. В последнем бою пугачевского Главного войска Дубровский был схвачен правительственными войсками, а Степанов пропал без вести.

В условиях маневренной войны под натиском непрерывно наступающих правительственных войск Государственная военная коллегия на втором и третьем этапах Крестьянской войны занималась главным образом мобилизацией сил и средств для укрепления Главного войска. Она еще могла на пути создавать местные органы повстанческого управления, но руководить ими, а также действиями отдельных отрядов была не в состоянии. И тем не менее рассылаемые ею манифесты и указы, отражавшие чаяния народа, подняли весь Урал, Башкирию и Правобережье Волги. Именно на этом этапе Крестьянской войны были изданы, неоднократно подтверждаемые, манифесты от 28 и 31 июля 1774 г., наиболее ярко отразившие чаяния и стремления крестьянства, социальную сущность и направленность Крестьянской войны. Но Крестьянская война шла на спад. Правительственные войска теснили восставших. В августе Главная военная коллегия издала свои последние указы казакам и калмыкам, а вскоре под Сальниковым заводом прогремели последние выстрелы пугачевского Главного войска.

До нас дошло немного документов Государственной военной коллегии: Пугачев «сжег все бывшие в злодейской его коллегии дела». Но и сохранившихся материалов достаточно для того, чтобы высоко оценить ее деятельность. Государственная военная коллегия повстанцев была тем важнейшим руководящим органом власти восставших, создание и деятельность которого свидетельствуют о наличии известных элементов организованности в Крестьянской войне 1773–1775 гг.

Глава 8

Пугачев и пугачевцы

«Люди сами творят свою историю…»[80], — писал В. И. Ленин.

Кто же были те люди, которые творили историю народов России в грозные годы Крестьянской войны?

Во главе восставшего народа стоял Емельян Иванович Пугачев. Он был отважен, решителен, храбр. Это отмечали и друзья и враги. Даже Екатерина II должна была признать, что он «человек чрезвычайно смелый и решительный». Пугачев всегда был «сам на переди, не мало не опасался стрельбы ни из пушек, ни из ружей», подавал пример прочим. Когда ему советовали быть осторожней и поберечь свою жизнь, он, усмехаясь, говорил: «Пушка царя не убьет! Где это видано, чтоб пушка царя убила». Но безрассудная отчаянность была чужда Пугачеву: в бою он «всегда надевал на себя платье худое, для того чтобы его не признали». По свидетельству очевидцев, он лучше всех знал и «как в порядке артиллерию содержать», и как «правильно палить из пушек». Очень часто он сам наводил орудия на цель и «указывал всегда сам канонирам». Кроме того, он великолепно владел ружьем, саблей, пикой. На постоянно устраиваемых в Берде учениях и соревнованиях в стрельбе и скачках он на всем скаку на предельном расстоянии пробивал пулей из ружья набитую сеном кольчугу или попадал в шапку, поднятую на пике.

Не случайно, отправляя в подарок Денису Давыдову свою «Историю Пугачевского бунта», А. С. Пушкин писал знаменитому поэту-партизану, герою Отечественной войны 1812 г.:

Вот мой Пугач — при первом взгляде,Он виден: плут, казак прямой!В передовом твоем отрядеУрядник был бы он лихой.

Но Пугачев не просто лихой казак-рубака, герой Семилетней и русско-турецкой войн, получивший за храбрость первый казачий офицерский чин хорунжего, он — предводитель Крестьянской войны. В организации Государственной военной коллегии восставших, на которую были возложены все функции руководства армией с ее довольно сложной и четкой структурой, со знаменами и наградными знаками, с жалованьем и различными формами набора в войско, в создании власти на местах и, наконец, в пропаганде самих идей восстания, изложенных в многочисленных манифестах и именных указах «Третьего императора», в указах, письмах и обращениях его полковников и атаманов, поднявших на восстание народные массы от Гурьева до Екатеринбурга, от Кургана до Керенска — во всем этом немалая заслуга самого Пугачева.

Пугачев был военным человеком. Предводитель мятежного казачества и крестьянства, он был и оставался казаком. Возглавив борьбу против угнетателей «всей черни бедной», он понимал, что трудно победить, если основная масса восставших плохо вооружена и не умеет сражаться. Вот почему на следствии Пугачев говорил, что он имел людей «сколько для Меня потребно, только люд нерегулярный». Когда он потерпел поражение под Татищевой крепостью, то оставил при себе казаков, а «оставшейся же толпе… большей частью из мужиков» сказал, «чтоб они убирались, кто куда хочет». В этом сказалось отношение каказов к крестьянству. Сами выходцы из него, они уже утратили кровные связи с крестьянством. Полная опасности жизнь казаков на окраинах земли русской сделала из них отважных воинов, они создали свою военную организацию. Многие казаки свысока относились к крестьянам, вооруженным лишь топорами, копьями, а чаще просто дубинами. В устном творчестве яицких казаков это нашло отражение в рассказе о том, что под конец восстания у Пугачева была большая рать, «да все из крестьян. Что толку-то? С такой ратью ничего не поделаешь, хотя бы и совсем ее не было», ибо «российский народ не воин».

Пугачев на следствии подчеркнул, что «надежными в его полке», т. е. способными, по его мнению, сражаться, были яицкие казаки. Но именно яицкие казаки его и выдали.

Пугачев обладал живым и веселым характером. Любил шутку, крепкое, соленое словцо, песню. Предание говорит, что Устинья Кузнецова тем и остановила на себе выбор Пугачева, что сложила о нем песню, которую и исполнила на смотринах. Песня была «такая жалостная, все насчет него, как он страдал за правду и как бог незримо за добро его навел на добрых людей, которые рады жизни свои за него положить». Народное предание говорит о том, что Пугачев будто бы очень любил песню «Не шуми, мати, зеленая дубравушка».

Среди пугачевцев была популярной песня-поговорка: «Ходи браво, гляди прямо, говори, что вольны мы…». Яицкие казаки певали песню, составленную ими в честь Пугачева, величая его «государем». Любил Пугачев и музыку, часто слушал игру на скрипке.

Пугачев умел поговорить и говорил хорошо, живо и убедительно, пересыпая речь поговорками, пословицами. Говорил он на наречии донских казаков: «робята», «здеся», «сюды», «откель ты?», «погоди трохи» и т. п. К словам Пугачев прибавлял «та»: «чем нам по хвостам-то хватать, так хвоста-та…». Пугачев легко и быстро возбуждался, был вспыльчив и отходчив, обладал живым умом. Он был удивительно находчив: не растерялся, когда на улице горящей Казани его узнал и окликнул сын Трофим, а спустя некоторое время называл по имени и «признавший» его донской казак. Он, несомненно, рисковал, когда под Осой, став в одну шеренгу с другими казаками, умело заданными вопросами заставил старика гвардейца, знавшего в лицо Петра III, признать в нем «государя».

Пугачев был добр и отзывчив к горю каждого и народа в целом. Человек, которому дворянство приписывало все смертные грехи, именуя его «тигром», «извергом», «ехидной», «бунтовщиком» и «разбойником», «кровопийцей» и т. п., чтобы избежать ненужного кровопролития, рассылал повсюду свои манифесты и указы, «увещевая» губернаторов и комендантов крепостей, чиновные власти и духовенство «добровольно приклониться» ему. Если так и происходило, он не только не трогал ни офицеров, ни чиновников, но «жаловал» их и зачислял себе «в службу». Герой «Капитанской дочки» А. С. Пушкина Гринев явился литературным прототипом многих дворян-офицеров.

Пугачев карал за измену, за ложь, за предательство, не прощал мародерства. За насилие над простым людом виновного ожидала смерть. Пугачев любил правду. Он простил Хлопушу и Перфильева, подосланных к нему властями и чистосердечно все ему рассказавших, сделал их полковниками в своем войске. Пугачев был гостеприимным, хлебосольным хозяином, но сам он «от излишнего питья воздерживался и употреблял редко».