Артания - Юрий Никитин

Аснерд покачал головой:

– Что за дурь? Мы выждали бы, пока буря утихнет.

Он говорил медленно, брови сдвинулись, воевода думал о другом, и Придон почти видел, как он перебирает драконов, какие из них способны выдержать такой ураганный напор ветра. Как рассказывал еще Антланец, только большой серый дракон может летать в бурю, он абсолютно непригоден в бою, как непригодна корова, зато может нести на себе сразу пять-семь воинов в полных доспехах. А еще где-то в горах есть почти тайная Долина Драконов, где Иггельд разводит черных драконов, страшных, как голодные волки, способных нести только по одному седоку, который управляет и указывает, на кого нападать, ведь драконам все люди – просто добыча, но это не черный, черный страшен в бою, но ветер снесет как бабочку, это явно тяжелый серяк…

– Кружит над нами, – сказал Аснерд. – Идиот! Что он хочет?

– Над нами?

– Над этим местом.

Вяземайт выругался. Придон придвинулся к выходу. От этого движения сапоги затрещали. Звеня, осыпалась тонкая корочка льда. Вся одежда была мерзко жесткой, топорщилась, как сухие листья.

Вяземайт сказал сварливо:

– Неужели нам придется выходить?

– Вряд ли дракон догадается залететь вовнутрь, – ответил Аснерд.

Придон со страхом смотрел из пещеры. Ветер несется с такой скоростью, что сможет катить валуны. Слышен непрерывный едва слышный звон, это ледяные кристаллики ударяются о каменную плиту.

Аснерд сказал со злым весельем:

– А кто это отказывался от куявских шуб?

Он посмотрел на Вяземайта, но волхв сделал вид, что не знает такого, отпихнул воеводу и первым вышел в бушующий ад. Придону стало совестно, он выбежал следом, чуть-чуть опередив Аснерда.

Свирепый ледяной ветер согнул его пополам. Придон закашлялся, леденящий холод обжег гортань и заморозил легкие. Он прикрыл рот обеими ладонями, легкие могут превратиться в лед раньше, чем он доставит в Куябу рукоять меча и увидит Итанию, задержал в груди воздух, чтобы там хоть немного прогрелся, постоял, держась за выступ скалы и повернувшись спиной к урагану.

Когда еще сидели в пещере, этот ветер стонал, свистел, выл и завывал жуткими могильными голосами. Сейчас же он торжествующе взревел, набросился со всей мощью, терзал, забивал горсти снега… нет, мелкого льда в складки одежды, за ворот, пихал в уши, ноздри, ловил миг, чтобы человек приоткрыл рот… даже не приоткрыл, а чуть разжал плотно стиснутые губы, а дальше он сам с силой вывернет губы так, что невольно разожмешь челюсти, и тогда в рот и глотку вобьет снега больше, чем есть во всей долине.

На миг показалось, что в ночи блеснуло. Но то ли дракон полыхнул огнем, то ли ураган с силой ударил крохотной льдинкой в глазное яблоко, Придон безуспешно всматривался в белесое мерцающее небо. Сбоку на миг вспыхнул яркий свет, ушел вверх огненным столбом и вскоре бессильно помер.

Придон стиснул челюсти, терпел. Крохотные частички льда с огромной силой впивались в лицо, пронизывали кожу, как пронизывают ее жала ядовитых ос. Он снова подумал, что если бы Яське не удалось уговорить взять с собой эти меха, то сейчас превратился бы в иссеченную ледышками кровоточащую статую.

Над головами пронесся глухой звук. Придон не сразу признал рев дракона, измученный, на пределе издыхания, рев загнанного зверя.

– Вот они!

Это кричал Аснерд, а через мгновение и Придон увидел, как из тьмы вынырнуло нечто бесформенное, пронеслось с востока на запад, исчезло. Показалось, что пахнуло на краткий миг запахом свалявшейся шерсти и старой донной рыбы, Аснерд закричал и метнулся во тьму.

Придон согнулся, стараясь не дать ветру покатить, как перекати-поле, заставил себя оттолкнуться от каменной стены. Ураган набросился с такой силой, что приходилось почти опускаться на четвереньки. Он с ужасом думал о том, что дракону здесь точно не сесть, ибо даже в ясный день приходилось выбирать, чтобы опуститься точно между острыми пиками и уродливыми глыбами, иначе пропорет брюхо, а сейчас так вовсе…

Над головой раздался приближающийся надсадный рев. Придон рухнул вниз лицом, а над самой головой, едва не ухватив за волосы, пронеслись гигантские лапы с острыми и длинными, как столовые ножи, когтями. Едва вскочил, ветер воспользовался ошибкой и прокатил его с десяток шагов, пока раскинутые руки не зацепились за камень.

Земля дрогнула. Удар был таков, словно сорвалась лавина. Придон привстал, тут же упал на колени и зажал уши: раздался страшный рев, чудовищный вопль, предсмертный крик боли, когда могучий здоровый зверь видит свое изломанное тело и понимает, что жизнь сейчас кончится… а проклятый враг все еще жив!

Рев стал тише, а затем свист ветра заглушил вовсе, в нем Придон различил вопли торжества. Кое-как поднявшись, он двинулся в том же полусогнутом состоянии, кашлял, стонал, едва не плакал, все равно никто не увидит, горло жгло, словно хлебнул расплавленного олова, лицо горит адским огнем, и он останавливался, чтобы растереть отмороженные места.

Череп сузился от холода, выдавливал мозг через уши, Придон слышал треск, его шатало от боли в голове. Кашель терзал, отнимал последние силы, хотя закрывал рот, как мог, а воздух хватал скупыми короткими глотками.

Внезапно он ударился о что-то огромное и твердое. Сильные руки ухватили его за плечи. Лицо Вяземайта было страшным, перекошенным.

– У тебя отморожено лицо!

– Где Аснерд? – крикнул Придон. Ветер сорвал слова прямо с губ и унес, но Вяземайт услышал, прокричал:

– Он уже там… Смотрит.

Придон дал растереть себе щеки и нос, больно, но затем по коже начали колоть острые иглы, изнутри к поверхности начала пробиваться кровь. Вяземайт повернул его и толкнул вперед, Придон чувствовал, что старый волхв идет за спиной, торопился, чувствуя стыд, что старые герои и здесь опекают его, как младенца.

Ветер швырял в лицо плотную тучу мельчайших льдинок, Придон слышал только свист, рев, а затем ему почудилось, что слышит какие-то звуки.

Но это не были те звуки, какие издает человек.

Лунный свет упал на массивную гору, по крайней мере Придон счел это за гору, даже когда ударился лицом о нечто выпирающее вперед, словно расщепленный ствол дерева, попробовал обойти, нечто острое зацепилось за одежду, он раздраженно попытался освободиться, похолодел.

Когти на лапе дракона еще дергались, жили, не смирялись с гибелью огромного тела. А впереди, в тени огромной отвесной стены, что подпирала небосвод, громадилась туша дракона. Придон даже не смог увидеть голову, ее либо разнесло, как яичную скорлупу, либо вмяло вместе с длинной шеей в плечи, а те тоже сплющило, сам дракон стал вдвое короче, зато значительно шире.

Иглы гребня тоже сложились почти все. На трех висели люди, двое пытались освободиться, третьего ветер трепал, как тряпочную куклу.