Том 2. Аскетические опыты. Часть II - Святитель Игнатий Брянчанинов

Доставленные на этот предмет Вашим Сиятельством 3800 рублей серебром начали выдаваться с половины 1859 года. Извольте судить, в какое затруднительное положение я был поставлен таким распоряжением, в котором нельзя не видеть притеснения и недоброжелательства, принадлежащих, разумеется, некоторым лицам в частности.

По прибытии из С.-Петербурга в Ставрополь я просил выдачи двойных прогонов и двойного жалованья по правилу для всех, определяемых на службу в здешний Край. В том и в другом мне отказано. Но ректору и инспектору Семинарии, несмотря на то, что они получают гораздо большее жалованье, чем я, выданы двойные прогоны и двойное жалованье. Так же поступлено относительно секретаря Консистории.

Из этого исключительного поведения по отношению ко мне нельзя не видеть цели привести меня к крайности и вовлечь в какие-нибудь величайшие неприятности. Но Бог послал добрых людей, которые помогли и лично мне, и Архиерейскому дому. Останавливаюсь указать на другие факты по моему служению здесь, которые приводят к тем же заключениям, чтобы не сделать письма моего слишком пространным и не погрешить пред скромностию.

Основываясь на этих фактах, я имею право безошибочно предполагать, что и настоящий уклончивый ответ г-на синодального Обер-прокурора состоялся единственно под влиянием партии, потому что положение Епархии, на обзаведение которой ничего не было отпущено, которой дано содержание непомерно скудное, — такое положение не может не быть ясным.

Положение всех лиц Епархиального ведомства стесненное, положение многих лиц в полном смысле бедственно. Так, например, эконом Дома получает в год жалованья 14 рублей 34 коп., духовник — 8 рублей, каждый крестовый иеромонах — 6 рублей, каждый иеродиакон — 6 рублей, каждый келейник — два рубля. Есть ли в этих окладах смысл? Когда я приехал в Ставрополь, то нашел, что монашествующая братия Дома ежедневно ходила по городу, ища себе обеда и ужина, ибо в Доме, по его бедности, не было требуемой правилами иноческой трапезы. Какая могла быть при этом беспорядке нравственность иночествующей братии? Какой соблазн для жителей видеть иноков в неопрятнейшей одежде, ежедневно таскающихся по городу, ищущих насущного хлеба! Я тотчас прекратил это, но трапеза для братии потребовала значительной издержки.

В подобном положении находятся чиновники Консистории. Из суммы, назначенной для чиновников и канцелярских служителей (1042 руб. 45 коп.), помощник секретаря может получить 120 рублей, столоначальник — сто рублей, писарь — 72 рубля в год. Чем тут содержаться, особенно семейному человеку? По причине таких окладов взяточничество было чрезвычайно развито в Кавказской Консистории. С обузданием этой нравственной болезни, особенно позорной и вредной в духовном судилище, чиновники Консисторской канцелярии поставлены в тяжкое положение. Я стараюсь им помогать даже из своих крох, но помощь моя не может быть не ничтожною. Эти лица питаются только надеждою, что Ваше Сиятельство исходатайствует им увеличение оклада. Если бы они узнали об отзыве синодального Обер-прокурора, то пришли бы в совершенное уныние, тем более что цены на все потребности непрестанно возрастают в Ставрополе.

Менее других лиц Епархиального управления нуждаются протоиереи члены Консистории, потому что им предоставлен приход, с которого они пользуются доходами от требоисправлений.

Для меня было бы вполне утешительным, если бы сказанное мною о затруднительном положении Кавказского Епархиального ведомства в форменном отношении и в сем конфиденциальном письме было подвергнуто проверке Вашим Сиятельством чрез доверенное лицо. Это лицо представило бы Вам картину непрерывного труда, лежащего на Епархиальном ведомстве, и необыкновеннейшего стеснения, в котором оно находится, — стеснения, неизвестного в светском кругу.

Из такого состояния только Вы, Ваше Сиятельство, можете извлечь Кавказское Епархиальное ведомство и устранить ту невозможность, которая изложена в отзыве г-на синодального Обер-прокурора. Ибо если Святейший Синод не имеет в настоящее время суммы, то, как мне кажется, можно бы было назначить оклад для Кавказской епархии из государственного казначейства, с тем чтобы оклад сей при первой возможности был внесен в ту сумму, которая отпускается государственным казначейством в ведомство Святейшего Синода. Иначе можно полагать с достоверностью, судя по предшествовавшему образу действий, что для удовлетворения потребностям Кавказской епархии никогда не будет свободной суммы.

Призывая на Ваше Сиятельство обильное благословение Неба с чувствами отличного уважения и проч.

Рапорт

в Святейший Синод

от 27 марта 1861, № 788 [1335]

(Об объявлении Высочайшего Манифеста)

В Святейший Правительствующий Синод

Игнатия, епископа Кавказского и Черноморского

19 сего марта получен мною при отношении г. Начальника Ставропольской губернии указ Святейшего Синода за № 765 с Высочайшим Манифестом о даровании Государем Императором крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей. Указ сей с приложениями был прислан на имя г. Начальника губернии с тою целию, чтоб действия гражданского начальства с духовным были одновременны и совокупны, по общему соглашению. В Высочайшем повелении Государя Императора, объявленном г. Начальнику Ставропольской губернии Государственным статс-секретарем, означено, чтоб обнародование Манифеста по всей Ставропольской губернии произведено было в один день с обнародованием оного по земле Войска Донского. Для сего г-н Начальник губернии отправлял в Новочеркасск курьера и, вследствие соглашения с начальством Войска Донского, положившего объявить Манифест 25 марта, в Великий церковный праздник Благовещения, также вследствие распоряжения Князя Наместника Кавказского, положил объявить единовременно по всей Ставропольской губернии в день Великой Духовной Вести Великую Весть Государственную.

Исполнение Высочайшей воли, объявленной Государственным статс-секретарем, было нарушено неожиданным образом. Священник церкви военного госпиталя, находящегося в г. Ставрополе, состоящий в ведении Главного священника Кавказской армии, прочитал Манифест 19 марта после Божественной Литургии без всякого сношения не только с гражданским начальством, но и с военным, несмотря на то, что командующий войсками генерал-адъютант граф Евдокимов находился в Ставрополе. Вследствие такого объявления возникли в народонаселении города Ставрополя неблагоприятные толки о начальстве, будто бы утаевающем Манифест. Чтоб утишить толки, оказалось необходимым немедленное объявление Манифеста в городе. Для письменных сношений по сему предмету уже не было времени. По сему, вследствие личного соглашения моего с военным и гражданским начальствами, Высочайший Манифест объявлен в Кафедральном соборе 20 сего марта по совершении Божественной Литургии, а по прочим церквам губернского города Ставрополя и по уездным Кавказской епархии имеет быть обнародован согласно предположению военного и гражданского начальств 25-го сего марта.

О чем долгом поставляю донести Святейшему Синоду.

Письмо

к Обер-прокурору графу А. П. Толстому

от 22 мая 1861, № 1486 [1336]

(Об объявлении Высочайшего Манифеста)

Милостивейший Государь, граф Александр Петрович!

Отношение Вашего Сиятельства от 30 апреля 1861 года за № 2531 с изложением Высочайшего повеления Государя Императора [1337] разослано мною в печатных копиях по всем церквам вверенной мне Епархии и объявлено в Кавказской семинарии. Вместе с тем имею честь известить Вас, что в Кавказской епархии не было ни одного неприятного случая в роде тех случаев, о коих изволите говорить в отношении Вашем, по той причине, что при самом открытии дворянского Комитета по крестьянскому вопросу доставлено Кавказскому духовенству должное направление. Это направление изложено было в предложении моем Кавказской Консистории от 17 января 1859 года [1338] и заключает в себе ту же главную мысль о поведении духовенства, каковая изложена в циркуляре Вашего Сиятельства, что изволите усмотреть из прилагаемого при сем экземпляра копии с предложения, разосланного своевременно в таком виде по церквам. Когда же появились в журналах и газетах статьи противного направления, начавшие увлекать некоторых, то мною составлены замечания на сии статьи [1339] (замечаниями обнаруживалась неправильность статей и указывался тот вред, который мог произойти от увлечения ими), разосланы по церквам и объявлены в Семинарии, что оказалось особенно нужным.

По объявлении Высочайшего Манифеста по крестьянскому делу Кавказское духовенство увидело в Манифесте те самые основные мысли относительно дела, какие изложены были за два года <до этого> их Архипастырем, и, предуготовленное, направленное замечаниями, не могло давать Манифесту какого-либо произвольного толкования. Таким образом, в Крае, в котором недавно возникали беспорядки между помещичьими крестьянами от недоразумений, порождавшихся в среде их, сохранился, при обнародовании Манифеста, ничем не нарушенный порядок.