Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину - Кирилл Галушко

Наглядный монументализм

Тема Голодомора 1933 г. была излюбленной в «исторической политике» Президента Виктора Ющенко. Кроме ознакомления общественности с историческими фактами сооружается еще и мемориал на склонах Днепра. Однако украинские вожди в своей тяге к монументализму частенько забывают, что общественная значимость исторического события отнюдь не зависит от размеров материального увековечивания. Вот хороший пример: памятник жертвам ирландского голода 1845–1847 гг. на набережной Дублина. Думаю, на прохожих он производит большее впечатление, чем что-то громоздкое и величественное.

Ясно, что не хочется для Украины такой «исторической политики» как в России, когда тебе историю объясняют в пределах представлений и формулировок советского школьного военрука, для которого немцы до сих пор стоят под Москвой, а в небе барражируют пентагоновские ястребы. Но все же хочется хоть какой-то политики, которая бы осуществлялась (это напоминает все другие аспекты украинской государственной политики). При чем эту политику нет необходимости выдумывать, ведь каждое государство имеет известные основания своей легитимности, неслучайности своего существования, и подавляющее большинство из этих оснований лежит в прошлом, — т. е. в истории. Былая утраченная государственность, былые достижения и победы, трагедии, живые традиции, память. Когда у граждан государства возникает все больше сомнений в том, что это государство заслуживает существования, когда верится, что ее история — это ложь и выдумка «врагов», то это государство рано или поздно исчезнет с карты. Но кажется, что призывать наших «вождей» к государственной логике и мышлению — без толку, хотя их государственная «кормушка» не настолько стабильна, как кому-то может показаться (смотри ниже прогнозы на будущее).

Существует иллюзия, что «историческая политика» — это то, чем занимался Президент Виктор Ющенко. Правда же заключается в том, что «историческая политика» является всего лишь составляющей намного более масштабной культурной и гуманитарной политики государства, и если не осуществляются эти последние, то и первая является лишь иллюзией. Когда существует только «политический процесс», а «политики» нет, не следует надеяться на эффективность хаотических телодвижений одного политика, который живет в своем выдуманном мире, — иллюзиях о своей исторической миссии и роли в истории Украины. К тому же существует один важный нюанс. «Исторической политикой» не должен заниматься один политик, поскольку политическая популярность очень даже преходяща, — а поэтому не стоит подвергать эту «политику» риску разделить непопулярность среди граждан с ее «реализатором». Если украинским гражданам категорично не нравилось то, что делал Президент Л. Кучма, то с такой же предопределенностью им не понравится то, что делает Президент В. Ющенко, если его рейтинг будет столь же низок (а нынче это так). Поэтому некие универсально и вневременно значимые для государства вещи, такие как его «фундаментальные основания» нельзя отдавать на откуп кому-то одному из политиков. Потеря исторической легитимности Украины в восприятии общества из-за разочарования в одном «деятеле» станет общим «достоянием» политического бомонда. Было бы еще ничего, если бы у В. Ющенко было какое-то здравое, рациональное понимание сути, методов и цели этой «исторической политики», но, увы…

«Историческая политика» Виктора Андреевича, вопреки очевидной небезосновательности определенных вещей, имела по обыкновению характер ритуальных шаманских заклинаний, интересных только ему самому речей, которые подкрепляются принесением ценных жертв в виде масштабных сооружений загадочного назначения — в киевском Музейном Арсенале, бывших гетманских столицах Батурине и Чигирине, других дорогих декораций или макетов. Новейшие «потемкинские села» стоят столько, сколько стоила бы нормальная «историческая политика» системного характера. Почему «потемкинские»? Потому что мало что известно о том, как в реальности выглядели те сооружения (уничтоженный Меншиковым Батурин тому яркий пример), которые сейчас торжественно восстанавливают. Увековечивать определенные события и персоналии, конечно, нужно, но не следует превращать это в дорогостоящую профанацию. Существуют давно известные международные нормы охраны и восстановления памятников истории. Но это нам — не указ, ведь зато сколько денег государственных можно «правильно потратить»: создать в спешке голливудскую декорацию Батурина (даже «выдумывать» можно исторически более квалифицированно), наставить всяких монументов, исполненных «придворными скульпторами» (слава Богу, что еще не в стиле Церетели). Виктор Ющенко, будучи детищем советской эпохи, не представляет себе иной «исторической политики», кроме советской «монументальной пропаганды» в том же, вполне известном нам, убогом стиле. У наших украинских вождей, увы, очень большие проблемы с художественным вкусом. Одна уличная скульптура голодающего 1933 г. в «натуральную величину» где-нибудь посреди тротуара в центре современного сытого Киева производила бы на людей гораздо больше впечатления, чем величественный монумент на склоне Днепра, который «красиво видно издали». Уместно сравнить с «монументальным воплощением» аналогичного украинскому по катастрофическим последствиям ирландского голода 1845–1848 гг. — на набережной Дублина (смотри фото). Зато киевский вариант в сотни (если не в тысячи) раз дороже. Что больше на душу зрителя влияет? Синдром гигантских «родин-матерей» у нас еще, к сожалению, не изжит. Под «дешевые» памятники не получится много украсть.

Если уж хочется «масштабности», то полезнее было бы позаботиться о формировании «украинского национального пантеона». Если украинское государство опирается на «тысячелетнюю традицию творения государственности» (так, во всяком случае, записано в Акте провозглашения независимости 1991 г.), то надо эту традицию «визуализировать», воплотить в зримые образы. У нас население знает «в лицо» только любимого и советской властью Шевченко и тех «украинских деятелей», которые изображены на деньгах. А вне этого далеко не полного списка? Жители венгерской периферии могут посетить столицу — Будапешт — и узреть на Площади героев величественную композицию из скульптур тех людей, которые веками творили Венгрию. Или зайти в свой парламент и увидеть еще более «расширенный» список выдающихся венгров. Очень наглядно. Мне можно возразить, что такие мемориалы — тоже разновидность «монументальной пропаганды», только с позиции национальной идеологии. Конечно, — но в некоторых аспектах Украина еще решает те же задачи, что и Венгрия во второй половине XIX в. Вопрос в адекватности самого подхода к «монументализму».

Ясно, что жертв таких трагедий, как Голодомор, надо увековечивать, но: нельзя увековечивать только трагедии! Создается впечатление, что современным украинцам внушается мысль о непреодолимой трагичности и жертвенности их исторической судьбы. Если наше прошлое не имело светлых страниц, то нечего ожидать чего-то хорошего и от будущего. Из истории борьбы 1917–1921 гг. у нас «на знамя» подняты студенты и юнкера, погибшие под Крутами в начале 1918 г., и глава Центральной Рады Михаил Грушевский, который их туда послал (не удосужившись создать регулярную армию). А где украинские победы и достижения? Где памятники людям, которые, несмотря на все горькие исторические обстоятельства, передали потомкам само представление об Украине? Они могли не оказаться победителями, но их упорство и вера тоже достойны увековечения. Чем Грушевский (вполне, тем не менее, заслуженно попавший в «пантеон») лучше Павла Скоропадского или Симона Петлюры? Чем многократно увековеченный в Украине палач украинцев Петр І «лучше» Ивана Мазепы? Чем Ленин, «указующий путь» в каждом райцентре центральной и юго-восточной Украины, заслужил такое продолжительное почтение? Советская бойня у нас торжественно увековечена, а вот свои собственные украинские достижения и воля к свободе — нет. Столкнуться бы молодому современному украинцу «лицом к лицу» со столь же молодым сотником Дмитром Витовским, нахальная единоличная инициатива которого позволила галичанам в ночь на 1 ноября 1918 г. взять власть во Львове и провозгласить свою республику, — и спросить себя: а что я сделал для страны?

В каждом селе есть памятники односельчанам, погибшим в Великую отечественную. Справедливо? Да. Но неплохо бы добавить к ним списки тех же односельчан, погибших не за СССР, а за Украину, или умерших от террора голодом, — ибо их тоже много, и смерть их не менее достойна увековечения и памяти потомков. И вставали на свой смертный путь они не на другой планете, а в этом же самом селе. Если на Западной Украине вполне естественно появились памятники Сечевым стрельцам и другим украинским воинам, галицкому королю Даниле, Степану Бандере и бойцам УПА, то в других частях страны советский ментальный барьер еще не преодолен. Сколько украинских солдат и офицеров периода 1918–1921 гг. (а это столь же Восточная Украина, сколь и Западная) уже 90 лет ждут признания потомков… Понятно, что они уже давно умерли и им, может быть, уже все равно. Но это вопрос не к ним, а к нам — которые живут в стране, кровь за которую проливали не мы, а они.