Трилогия "Багдадский вор" - Андрей Белянин

Лев с Ходжой спешно ускорили шаг, пока не стукнулись лбами в массивную крепостную стену, опоясывающую дворец эмира. Осёл коротко хохотнул, ударил копытцами по какому-то выступу, и часть стены отъехала в сторону, образуя секретный проход. Пару минут спустя троица успешно скрылась на остывающих улицах вечерней Бухары…

Полуденный зной давно отступил, шумный базар затих, люди неспешно расходились по домам, довольные удачной покупкой или успешной продажей. Как говорят на Востоке, с разных сторон прилавка стоят два глупца — один продаёт, другой покупает.

Кто проиграл, кто выиграл в торге, не понять никогда. Самому прожжённому купцу доводится отдать товар за фальшивую монету, и самому привередливому покупателю сумеют всучить уличную пыль под тонким слоем молотого перца. Здесь умудряются продать верблюда, чудом не откинувшего грабли от старости, расплатиться за него позолоченной медью, а наутро скандалить, требуя назад полновесные динары и ведя на обмен верблюда, который окончательно сдохнет, ещё не дойдя до базара, и сразу начнёт пахнуть! Но главное, что винить некого, никто ни на кого не в обиде, вот так покричали и разошлись. Ибо базар — сердце торговой Бухары, а зачем зря травмировать сердце ради презренных денег или дохлого верблюда… Все мы люди, все всё понимаем, правда?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Если после двухмесячного одиночного плавания с вами начал говорить Бог, диктуя вслух утерянные главы Библии, а вы уже почти убедили его разбавить философию капелькой экшена, чтоб было веселее, — это не страшно. Страшно, что спасатели опять нагрянут не вовремя и священные тексты вновь окажутся неизвестными людям…

Пока напарники шли к оставленному на постой у чайханы верному Рабиновичу, наконец-то выровнявший дыхание русский дворянин потребовал полных объяснений от своего нерусского друга:

— Ходжуля, я всё прощу, но скажи мне правду, не скрывая самого страшного… Я сильный, я переживу и это, а ложь губит самые светлые чувства и душевные порывы! Короче, колись: во что мы вляпались?

— В двух словах этого не скажешь, уважаемый…

— Пора валить в Мексику?

— Не знаю, где это, но уверен, что люди Хайям-Кара достанут нас и там.

— Кончай запугивать, расскажи толком, что это за местный Фредди Крюгер?

— Абдрахим Хайям-Кар пришёл к нам из Египта. Говорят, его обучали бессмертные маги Магриба и Коптоса, — опустив голову, начал домулло, стараясь, чтобы голос его звучал как можно тише и не привлекал внимания прохожих. — А ещё говорят, что он уходил в пустыню, и там на него снизошло откровение. Голос свыше сказал ему…

— Bay, голос в пустыне? Глюкануло мужика неслабо…

— Не перебивай, о невежливый и поспешный в суждениях и мыслях, словно тушканчик, прыгающий по барханам, — вздохнул Насреддин, потрепав по белой гриве новоприобретённого ослика, тоже с интересом прислушивающегося к разговору. — Голос даровал ему тайные знания, умение управлять людьми, красноречие, подобное шайтану, и сомневающиеся пошли за ним. Воистину говорят, он творил чудеса, неподвластные человеческому разуму…

— Карточные фокусы? Кролик из шляпы? Заставлял исчезнуть статую Свободы или составы с продовольствием?

— Никто не заметил, как за Хайям-Каром пошли толпы паломников, внимающих ему, словно последнему пророку. А ведь Мухаммед сказал, что после него пророков не будет! Но шейх Хайям-Кар как-то умудряется смущать неокрепшие умы мусульман и ведёт их к ему одному видимой цели. «Я сам молюсь за вас и поведаю о вашей преданности Аллаху!»

— Это типа чтобы никто не обращался к Всевышнему напрямую, минуя его посредничество? Дельно. Традиционная сектантская схемка, пошлая, но обычно срабатывает.

— А ныне Абдрахим Хайям-Кар — великий шейх, поборник истинной веры, щит ислама. За чёрной полосой шёлка на его чалме уже сейчас следуют тысячи всадников от Сирии до Ирана. Преданных, безжалостных, слепых в своей вере! И он хочет установить новый порядок…

— Дальше можешь не объяснять. — Глубокомысленно хмыкнув, Лев хлопнул ослика по крупу. — Козе понятно, что этот аферист ухитрился завести кучу полезных связей, действует подкупами и запугиванием, недовольные исчезают, а несогласные быстро переходят в стан созерцательного непротивления. У нас после перестройки тоже такое было, болезнь роста. Скажи лучше, куда делся эмир и чего мы, собственно, так поспешно слиняли? Он вроде явно собирался нас отмазать…

— Вай мэ, какой хороший ишак! — неожиданно раздался голос. Толстый купец помахивал ладонью из-за забора за их спинами. — Вы, наверное, не продали его на базаре?

— А что, есть живой интерес к домашнему скоту?

— Э-э?! — краснея, застопорился толстячок, и Лев царственно улыбнулся:

— Шутка! Хочешь купить осла? Бери, дёшево отдадим, всего за…

— Он не продаётся, — сухо буркнул Насреддин, оттаскивая за рукав друга.

— Я дам двести таньга!

— Простите, почтеннейший, он не продаётся.

— Триста таньга. Четыреста! Моя четвёртая жена хотела именно белого, именно такого, высокого, красивого, с кротким нравом.

Ослик сделал три шага вперёд, встал на задние ноги, опёрся копытцами о забор и так заорал прямо в лицо торговцу, что тот рухнул навзничь!

— Я… оглох! Ничего не слышу… ничего… Да будет проклят этот подлый шайтан в белой шкуре!

— Братаны, — развёл руками Оболенский, — я, конечно, блондин, но не настолько же. Что происходит, а?!

— Ты и вправду не понимаешь, Лёва-джан? Наверное, тебе не читали сказок в детстве…

— «Колобок», «Курочка Ряба», «Иван-царевич и серый волк»… Да я каких только сказок не знаю!

— Эту точно не знаешь…

Мы все прекрасно понимаем, что мой друг отнюдь не был кладезем мудрости и всех добродетелей. Я не наговариваю на него, но и не вижу особых причин изображать из него супермена. Лев, несомненно, был героем! Сильным, красивым, отважным и благородным, как царь зверей, именем которого его назвали. Меж тем, честно скажу, если бы на Восток попал я, то вся история Багдадского вора пошла бы совсем по иной сюжетной линии. Уж поверьте, шарить по чужим карманам мне было бы не слишком интересно…

Меч — вот истинное оружие перемещенца по мирам! Горячий конь, рыцарский стяг Локхайма над головой, верные друзья, скачущие слева и справа, рёв боевого дракона и долгий взгляд любимой… Вот это жизнь, это литература, это счастье! А бродить по пыльным дорогам в компании пройдохи и афериста, трясущегося рядом на усталом ослике, когда за тобой вечно кто-то гонится, перспектив карьерного роста ноль, а в голове одна мысль — как бы отметиться в очередном чужом гареме, — это, знаете ли…

Не слушайте меня, я ему просто завидовал.

— Спите, жители благородной Бухары, всё спокойно! Спите сейчас, ибо завтра Аллах дарует вам новый день и новые заботы. Спите, жители Бухары, всё будет завтра!

И старый город спал, огни были давно потушены, люди жили по законам природы и шариата, объясняя все удачи волей Всевышнего, а все потери — происками шайтана. Но на этот раз враг рода человеческого не спешил сунуть свой сопливый нос в человеческие дела, он лишь сидел на краю крыши постоялого двора, свесив вниз похабные ножки с раздвоенными копытцами. Казалось, ему было куда более интересно, а что же происходит там, в самом дальнем углу, где двое мужчин, рискуя жизнью, разнимали двух ослов…

— Лёва-джан, тащи его за хвост!

— Сам тащи, он знаешь куда ляга-а-а… Упс, попал, мамочка-а…

— Ничего, уважаемый, у тебя уже есть дети. Рабинович изо всех сил рвался на крутые, чисто пацанские, разборки с белым чужаком, претендующим на половину его стойла.

— Я прикрыл его, прикрыл, не позволяй ему… Ай! Ай! Ай! Да прекрати кусаться, о свет очей моих, я же потом сесть не смогу!

— Он думает, что сзади ты вкуснее. Хорошо у Рабиновича рогов нет, а то мог бы.

— Не давай ему советов, уважаемый! Всё, теперь он долбит меня твёрдым лбом в ранимый копчик.

Надо отдать должное белому ослу: он тоже труса не праздновал и, видимо, драться умел. Пока двое напарников, пыхтя, отпихивали от него гневного собрата, он раздувал ноздри, возмущённо фыркал и наконец, не выдержав, кинулся вперёд! От предательского нападения Лев и Ходжа разлетелись в разные стороны, а два ослика встали нос к носу, как два рыцаря на турнире!

— Он его убьёт, или покусает, или даст по ушам, или оставит без наследства, или… Во всех случаях вай мэ-э-э!

— Погоди, братан, дай им шанс. У нас с тобой тоже не всё сразу завязалось…

— Ты помнишь это, о мой луноликий друг? И я помню тот волшебный миг, когда ты меня грязно подставил!

— Я тебя?! Да ты первый сдал меня страже! Я тебе давно хотел врезать за тот случай, когда…

Прекращая бессмысленный спор, домулло поднял свалившуюся тюбетейку Оболенского, отряхнул от соломинок и сунул другу в рот, прикладывая палец к губам. Лев на автомате сжал челюсти, чуть не подавился, но смолк. Прямо на их глазах яростно оскаливший почти лошадиные зубы Рабинович вдруг охнул, прижал уши и рухнул, подогнув колени, распластавшись в позе молящегося! Его белый противник гордо выгнул грудь, фыркнул для острастки и спокойно отвернулся к яслям с ячменём.