Игра теней - Тэд Уильямс

Бриони кивнула.

— Более вероятно, что вокруг тебя и твоего брата происходят непостижимые вещи, — продолжала старуха. — Хотя в тебе я не чувствую ничего из ряда вон выходящего, ничего необычайного и, тем более, магического. За исключением, разумеется, твоей девственности. Которую вы, смертные, непонятно с какой стати считаете сокровищем! — Лисийя зашлась каркающим смехом. — Поэтому вы возводите напраслину на бедняжку Зорию и зовете ее девственницей с упорством, достойным лучшего применения.

— Что вы имеете в виду?

— Если считать девственность сокровищем, то потомки Суразем и Онейны плохо его охраняли. Можешь мне поверить, боги испытывают те же желания, что и смертные. Все они познали плотские утехи. Ну, может быть, кроме Горбуна и Девоны. Зория не стала исключением.

— Вы… вы хотите сказать… что непорочная Зория… что она…

— Вовсе не была непорочна, — с довольной ухмылкой закончила Лисийя. — Как она, по-твоему, могла сохранить девственность, если у нее был возлюбленный — Хорс? Я же говорила, она втрескалась в него по самые уши! Она оставила ксандианские холмы и луга и удрала вместе с ним. И если бы ее отец не собрал армию родственников и не отправился защищать свою честь — должна заметить, мужчины понимают эту самую честь до крайности глупо, — Зория долго и счастливо жила бы с повелителем Луны и нарожала бы ему кучу детей! Увы, ей была уготована иная судьба, а мир пережил большие перемены.

В голосе старухи послышалась горечь, в глазах отразилась скорбь.

— В мире произошли большие перемены, — повторила она.

Лицо старухи стало таким печальным, что Бриони смущенно отвела глаза и уставилась в огонь.

— Так что заруби себе на носу: россказни о девственности Зории это чистой воды выдумка, — заговорила Лисийя прежним насмешливым, почти язвительным тоном. — Впрочем, какое это имеет значение сейчас, когда в мире остались лишь мы, побочные дети, выродки, пасынки небес. Только мы сумели выжить во время войны богов — как насекомые, единственные обитатели сгоревшего леса.

— Значит, все прочие боги… мертвы?

— Они живы, девочка, но погрузились в глубокий сон. Они спят уже века и, судя по всему, проспят до конца мира.

— То есть богов… как будто нет? Они нас покинули?

— Я бы так не сказала. Но объяснять это слишком долго, а мне сейчас недосуг. Одно я знаю точно: в нынешние времена в мире осталось лишь несколько престарелых полубогов и полубогинь, подобных мне. Как и я, они заботятся о лесах и озерах, которые прежде были небольшими морями. Но я так давно не видела никого из них, что позабыла, как они выглядят.

— Боги нас покинули, — шепотом повторила потрясенная Бриони.

— Они сделали это не по доброй воле, девочка моя, — с угрюмой усмешкой заявила Лисийя. — Ты так переживаешь, словно они погрузились в сон только сейчас. Но они спали уже тогда, когда твои предки заложили первый камень в основание первого города. У смертных было время привыкнуть к отсутствию богов.

— Но мы же молимся им! Я каждый день молюсь Зории…

— Ничто не мешает тебе молиться ей и впредь, если это утешает тебя. Быть может, твои молитвы даже будут услышаны — ведь сон богов не похож на сон смертных, и их посещают совсем другие видения. А еще их сон не дарует отдыха… Но об этом поговорим в другой раз. Мы и так потеряли уйму времени. Давай-ка, поднимайся скорее.

— Мы снова отправимся в путь?

— А что нам еще остается делать?

Лисийя, не оглядываясь, быстро заковыляла вперед по лесной тропе. Бриони оставалось лишь повиноваться.

Когда они дошли до края леса, день уже заканчивался, солнце скрылось за дальними холмами. Стоя на опушке, Бриони окинула взглядом бескрайние долины. Она могла лишь догадываться о том, что это Сильверсайд. Просторные равнины, поросшие пожухлой травой, пустынные, прекрасные и безмятежные, тянулись на север и на запад до самого горизонта.

— Зачем мы сюда пришли? — обратилась Бриони к своей спутнице.

— Сюда нас позвала музыка, — пояснила Лисийя.

Она нащупала что-то под плащом и сняла через голову шнурок, висевший у нее на шее.

— Ах, как приятно погреть старые кости на солнышке. Времени у нас осталось совсем мало. Жаль, но скоро придется расстаться. Приятно было с тобой поболтать, детка. Всю жизнь меня окружают деревья, а они, знаешь ли, довольно скучные собеседники. А ты, признаю, отличаешься удивительной для дочери смертного племени сообразительностью. На, возьми это.

На шершавой ладони, похожей на птичью лапку, лежал маленький диковинный амулет: к птичьему черепу был прикреплен веночек из сухих белых цветов.

— В трудной ситуации он тебе пригодится, — сказала Лисийя. — Конечно, сама я слишком стара, чтобы являться на зов, и вряд ли сумею помочь тебе в серьезном деле. Но кое-кто еще чтит меня, и совсем бесполезной меня не назовешь.

— Неужели вы покинете меня прямо сейчас? — дрогнувшим голосом спросила Бриони, надевая на шею амулет на кожаном шнурке.

— Иначе нельзя, дочка, — с улыбкой ответила Лисийя. — Ты славная девочка, и я очень рада, что сумела хоть немного тебе помочь. Надеюсь, что твоя тропа в конце концов приведет тебя к счастью.

— Тропа? Но где она?

Бриони огляделась по сторонам, но не увидела никакой тропы. Только легкий ветер тихонько шевелил влажную траву. Казалось, здесь ни разу не ступала нога человека.

— Куда же мне идти?

Принцесса оглянулась на свою спутницу, но старуха исчезла. Бриони бросилась в лес, высматривая меж деревьев черный плащ и окликая Лисийю. Хозяйка Серебряной Просеки словно растворилась в воздухе.

Глава 24

Три брата

Внемлите моим речам, дети мои! У Аргала и его братьев появилось оправдание, в котором они так нуждались, и злоба их расцвела пышным цветом. Они внушали богам, что Нушаш похитил Сайю против ее воли. Многие боги поверили и разгневались на Нушаша, своего законного правителя.

— По-моему, это не слишком удачная идея, — прошептала сестра Утта. — Чего он от нас хочет? Мне он не внушает доверия.

Мероланна покачала головой.

— Доверяйте мне, а не ему. Конечно, я мало знаю. Но я чувствую, мне следует поступить именно так, потому что…

Герцогиня не успела договорить, ибо в этот момент в комнату вошел новый управляющий замком Тирнан Хавмор. В руках он держал книгу, а паж, следовавший за ним, нес еще несколько томов. На самой вершине кипы балансировал, каждую секунду угрожая упасть, поднос с письменными принадлежностями. Хавмор был коротко подстрижен, как того требовал сианский стиль, в последнее время вошедший в моду при дворе. Поскольку новый кастелян начал лысеть, короткая стрижка делала его похожим на жреца, и сестра Утта отметила, что Хавмор старается всячески подчеркнуть это сходство. Занимая скромную должность управляющего Авина Броуна, он мнил себя философом, чья мудрость не знает себе равных. У сестры Утты он неизменно возбуждал неприязнь, и она не знала ни одного человека — за пределами ближнего круга братьев Толли, — кто испытывал бы к Хавмору иные чувства.