Время для жизни - taramans

Далер проработал вместе с ними года три, потом, опять же – вместе с ними, попробовал поступить в Омскую высшую школу милиции. Но, не пройдя туда по конкурсу, поддался на уговоры присутствующих здесь же представителей Новосибирской средней школы милиции, и подал документы туда, на заочную форму обучения. А потом, буквально через год, и совсем переехал в Новосибирск.

Так вот, Коля Бабичев, лет через десять, ездил в гости к Далеру, и по возвращении, рассказывал, что Далер уже вовсе не Далер Шарипов, а Далер Анзурович Шарипов! Подполковник милиции и очень… небедный человек. Похоже, что их бывший сослуживец был этаким эмиссаром для всех людей из солнечного Таджикистана. И переселенцев, и гастарбайтеров! И очень, очень уважаемый человек! Ага, все как положено – двухэтажный коттедж в местной «долине нищих», навороченный джипарь, ну и прочие атрибуты успешного человека!

Но… это было в будущем, а пока Далер был простым ментом, и наматывая по городку круги пеших маршрутов, о многом рассказывал своим сослуживцам. Что-то было смешным, что-то – странным, что-то – непривычным. Ну а что в первую очередь интересует молодых русских мужиков от иноязычного коллеги? Правильно – какие есть маты в его родном языке, да как можно обматерить неприятного человека. Вот что-то и вспомнилось с тех времен Косову-Елизарову.

Косову не понравилось, что имя Фатьма в разговоре соседствовало со словом «джалаб», что, насколько он помнил, значило – шлюха. А поглядывая на него, один из парней, с усмешкой произнес «девона», что означает – дурак. Если он ничего не путает. Но тут – лучше перебзеть, чем недобздеть!

Парни были молоды. Один постарше, лет так двадцати – двадцати двух. А второй, чуть получше одетый, так вообще – как бы не младше Ивана.

Они, в таком порядке, дошли по коридору до перекрестка с еще одним, и здесь остановились. Тот, что постарше, как-то уж совсем небрежно остановил Косова, уперевшись тому в грудь рукой.

- Сдэс стой, да, - и усмехнулся, падла!

Послышались чьи-то шаги, и Иван, не дожидаясь прибытия этого неизвестного, чуть подсев, резко пробил правой рукой «невеже» в брюхо. Ага, где-то в район печени. Это больно, очень! Все его тренировки и «постукивание» по мешкам все же давали результат.

«Эк его скрючило-то!».

Иван же, сделав шаг ко второму, одновременно вытащил нож из рукава, и с силой толкнув оппонента в стене, прижал тому нож к щеке. Этак – острием к глазу. Как-то не показался ему этот «вьюнош» бойцом. Вот тот, второй, который сейчас валяется на полу, поопаснее будет.

Скосил глаза в сторону примыкающего коридора. Там стоял седоватый, лет сорока, таджик.

- Эй, уважаемый! Какой глаз ему лучше вырезать – правый, или левый? – одновременно с вопросом, Иван перенес финку к другому глазу пацана.

- Погоди! Не надо ничего резать! – старший говорил по-русски почти правильно. По крайней мере – все было понятно.

- Ну как не надо? Очень даже надо! Этот ишак, и сын ишака… оскорбил и меня, и… мою женщину, - почему Иван назвал Фатьму своей женщиной, он и сам не понял.

Опс! А вот и сам предмет обсуждения – Фатьма подошла и стояла сейчас за этим старшим таджиком. Иван видел, что женщина, вначале какая-то снулая, прямо на глазах стала преображаться. И глазки заблестели, и щечки розоветь стали. И выпрямилась она.

- Он извинится, да! Сейчас извинится! Не режь его! – особого испуга у старшего Косов не видел, а поэтому решил нагнать страсти.

- Вы, басмачи сраные, что-то совсем охренели! Вы здесь, в России, а не у себя в кишлаке! Это там Вы – воины Аллаха, моджахеды, а здесь Вы никто! Кишки Вам выпустить, что ли? – он прижал нож посильнее, и по щеке пацана потекла капля крови.

- А ты не боишься? Ты же отсюда не выйдешь! Наших здесь много, всех не зарежешь! – прищурился таджик.

Ивана это… как-то развеселило. Это и нравилось ему, и не нравилось. Нравилось… потому как он ощущал себя… как в игре. Такой – опасной, но и очень будоражащей кровь. Прав был Савоська – есть здесь что-то от викингов. А не нравилось, потому как головой он понимал, что это – не здоровое все. «Крыша у меня едет, что ли?».

Вот этот его негромкий смех, похоже, очень не понравился старшему таджику.

- Как у Вас там говорится – «иншалла». На все воля Всевышнего! Меня-то, может быть и порежут, но вот его, - Иван кивнул на пацана, - да и тебя я распластать успею, это точно! Ну что – торопишься к гуриям, уважаемый? Поиграем? А то – может и остальные Ваши со мной не сладят? Иншалла…

- Подожди… разговаривать будем, да, - и таджик что-то быстро залопотал Фатьме.

Ишь как! Та гордо подняла голову, и довольно резко отвечала ему. Обмен мнениями длился недолго. Таджик замолчал, что-то обдумывая, потом снова повернулся к Ивану:

- Я не знал… То есть мы – не знали, да! Поэтому, я приношу извинения, - и он снова что-то сказал Фатьме, на что та фыркнула.

- Значит так, уважаемый… Сейчас ты заплатишь Фатьме, все, что должен заплатить! Туда же добавишь каффару – за оскорбление моей женщины, и меня. Ты понял?

- Я понял, ултуручи… Мы… заплатим.

- Ну вот… говорят же умные люди, что добрым словом и ножом, можно добиться большего, чем просто – добрым словом! – хохотнул Иван.

Иван с интересом наблюдал, как таджик передал женщине свернутые в трубочку деньги, достав их из кармана халата. Та бойко пересчитала и что-то сказала ему. Старший поморщился и добавил еще.

Фатьма кивнула, и, улыбнувшись Ивану, сказала:

- Муж мой, мы можем идти! – о как! он уже ее муж? Или она так «картину гонит»?

Он убрал нож в ножны, и подтолкнул пацана к старшему, бросив ему в спину:

- Рав ба керам! Кери хар!

Старшему же он, чуть поклонившись, но все же улыбаясь:

- Ассаляму алейкум ва рахматуллах! Пошли, женщина! – это уже Фатьме, и направился к выходу.

«М-да… водевиль продолжается, блядь!».

Выйдя из павильона, он повернулся и взял женщину под руку:

- Слушай… жена моя, - тут он все-таки не сдержался и засмеялся, - а здесь где-нибудь можно поесть? Хочется много горячего, вкусного мяса!

- Здесь шашлычная рядом. Эти…, - она кивнула назад, - как раз там кушают. Не побоишься туда пойти?

- Ты напрашиваешься на наказание, женщина! –