Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

душе идеал свободного демократического общества, в котором все люди живут в гармонии и обладают равными правами. Это идеал, которого я стремлюсь добиться и до которого я надеюсь дожить. Но если потребуется, то за этот идеал я готов умереть».

Это был последний раз, когда судья Куарт де Вет смотрел мне в глаза. В зале суда воцарилась полная тишина, и я сел. Я не повернулся лицом к галерке, хотя чувствовал на себе взгляды находившихся там зрителей. Наступившее молчание казалось бесконечным. На самом деле оно длилось, вероятно, не более тридцати секунд, а затем я услышал на галерке глубокий эмоциональный вздох, за которым последовали женские всхлипывания.

Я читал свою речь больше четырех часов. Был уже пятый час, в это время суд обычно объявлял перерыв. Однако на этот раз судья Куарт де Вет, как только в зале воцарился порядок, попросил вызвать следующего свидетеля. Тем самым он стремился преуменьшить воздействие моей речи на присутствовавших на процессе. Он не хотел, чтобы я оказался в этот день единственным выступавшим. Однако все его усилия были напрасны.

Моя речь получила широкую огласку в результате публикаций о ней как в местных, так и зарубежных средствах массовой информации, а газета «Рэнд Дейли Мэйл» напечатала ее на своих страницах практически целиком (и это притом, что публиковать мои выступления было запрещено). Она обозначила нашу линию защиты и одновременно обезоружила сторону обвинения, которая выстроила свою тактику, исходя из предположения, что я буду давать показания, в которых попытаюсь снять с себя ответственность за подрывную деятельность. Теперь же всем стало ясно, что мы не будем прибегать к различным юридическим уловкам, чтобы избежать ответственности за те действия, которые совершали и в которых, как оказалось, были готовы с гордостью признаться.

Следующим после меня был обвиняемый номер два, Уолтер Сисулу. На него легла основная тяжесть перекрестного допроса, который Перси Ютар предназначал для меня. Уолтер выдержал шквал враждебных вопросов прокурора и воспользовался представившейся ему возможностью, чтобы объяснить политику Африканского национального конгресса ясными и простыми словами. Он заявил, что план действий «Операция ”Майибуйе“» и тактика партизанской войны не были приняты руководством АНК. Уолтер, в частности, сообщил суду, что лично он выступал против одобрения этого плана, считая его принятие преждевременным.

За Уолтером Сисулу место свидетеля занял Гован Мбеки, который с гордостью сообщил суду о своем давнем членстве в Коммунистической партии. Прокурор поинтересовался у Гована, почему, признавшись в деятельности, перечисленной в четырех пунктах обвинения против него, тот не признал себя виновным по этим четырем пунктам? «Во-первых, – ответил Гован, – я считал необходимым объяснить под присягой те причины, которые побудили меня присоединиться к АНК и компартии. Это мой моральный долг. А во-вторых, признание себя виновным, на мой взгляд, означало бы, что я испытываю чувство моральной вины, а я такого чувства не испытываю».

Как и Гован Мбеки, Ахмед Катрада с Расти Бернштейном также подтвердили свое членство в Коммунистической партии и в АНК. Хотя Расти Бернштейн был схвачен в Ривонии во время полицейского рейда, единственным прямым доказательством его виновности у обвинения был лишь тот факт, что он помогал в установке радиоантенны на ферме. Что касается Ахмеда Катрады, тот он в своих показаниях отрицал, что принимал участие в диверсионных актах или же в подстрекательстве к этому других лиц, но при этом заявил, что готов поддержать такие действия, если только они способствуют освободительной борьбе.

Мы все были удивлены, что вместе с нами был арестован и проходил на судебном процессе в качестве обвиняемого номер восемь, Джеймс Кантор. Если только не считать того, что он являлся шурином и юридическим партнером Гарольда Вольпе, который оформил для нас через свой офис ряд финансовых операций, во всем остальном он не имел никакого отношения ни к АНК, ни к формированиям «Умконто ве сизве». Против него не было практически никаких улик, и я предположил, что единственная причина, по которой власти преследовали его, заключалась в том, чтобы тем самым запугать прогрессивных юристов.

В тот день, когда судья Куарт де Вет должен был вынести решение по вопросу о виновности Джеймса (мы в ожидании этого решения находились в камерах суда), я предложил ему: «Давай обменяемся на счастье галстуками!» Увидев широкий старомодный галстук, который я ему подарил (он, в свою очередь, дал мне прекрасный шелковый галстук), он, вероятно, подумал, что я просто решил обновить свой гардероб. Джеймс в моем галстуке выглядел достаточно странно, тем не менее он пошел в нем в зал суда, и, когда судья Куарт де Вет отклонил выдвинутые против него обвинения, он, глядя на меня, поднял вверх конец моего галстука в знак приветствия и прощания.

Рэймонд Мхлаба являлся одним из ведущих деятелей филиала Африканского национального конгресса и формирований «Умконто ве сизве» в восточных районах Капской провинции, однако, поскольку у гособвинения не было серьезных доказательств его виновности, он решил отрицать, что входил в состав наших формирований и что-либо знал о подрывной деятельности. Мы все решили, что ни Элиас Мотсоаледи, обвиняемый номер девять, ни Эндрю Млангени, обвиняемый номер десять, также не должны свидетельствовать против себя. Они были членами наших формирований невысокого уровня и мало что могли добавить к тому, что уже было сказано другими обвиняемыми. Власти не смогли сломать Элиаса Мотсоаледи, хотя его избивали и пытали в тюрьме, о чем он сделал заявление в суде. Эндрю Млангени, последний обвиняемый, сделал заявление не под присягой, признав, что он передавал сообщения и инструкции для формирований «Умконто ве сизве», переодевшись для этого священником. Он также сообщил суду, что в тюрьме его избивали и пытали электрическим током. Эндрю был последним свидетелем. Стороне защиты больше было нечего добавить, она завершила давать свои показания. Теперь осталось только выслушать заключительные речи сторон, а затем предстояло решение суда.

20 мая Перси Ютар раздал журналистам дюжину томов своей заключительной речи, которая была переплетена в синюю кожу. Стороне защиты достался один экземпляр. Хотя оформление этого документа было прекрасным, сама речь представляла собой искаженное резюме вступительной речи прокурора. Она не объясняла обвинительного заключения, не содержала оценок приведенных доказательств. Вместо этого она была насыщена эмоциональными оскорблениями и личными выпадами. В какой-то момент Перси Ютар, в частности, заявил: «Обман обвиняемых просто поразителен. Хотя их народности представляют едва ли один процент группы народов банту, обвиняемые взяли на себя смелость поведать всему миру, что африканцы в Южной Африке подавляются, угнетаются и жестоко эксплуатируются». Даже судья Куарт де Вет, казалось, был озадачен речью прокурора. В какой-то момент он прервал его:

– Мистер Ютар, признаете ли вы, что вам не удалось доказать,