Муос: Чистилище - Захар Петров

— Стоя… — пытался крикнуть один из дозорных, вставленных у входа в туннель со стороны Партизанской, но крик его захлебнулся.

— Именем Республики! — услышала Вера из глубины туннеля знакомый голос теперешнего начсота.

Очевидно, следователи давно преследовали АСМ, ожидая удобный момент, чтобы привести вынесенный генералу приговор в исполнение. Во время схватки с партизанами, когда все асмейцы были задействованы в битве, следователи в суматохе боя незаметно вошли на станцию и подкараулили генерала, нанеся ему удар в самый неожиданный момент.

Не успели aсмейцы убедиться, что генерал мёртв, майор властно прокричал:

— Внимание, воины Армии Спасения Муоса! Генерал Дайнеко мёртв — его убили враги Деспотии. Но начатое им дело мы доведём до конца. Я, как старший по званию, принимаю на себя командование Армией и руководство Деспотией…

— Рот закрой, штабная крыса, — прервал его офицер-спецназовец. — Это ты должен был беречь генерала, и ты не справился с заданием.

— Арестовать капитана, — доставая свой не обсохший от крови меч, скомандовал майор.

И новая схватка, в которой несколько убров пытались противостоять штабистам, армейцам и новобранцам. Подавляющее численное превосходство превозмогло боевой опыт воинов спецназа. И вскоре майор, поставив сапог на голову убитого капитана, истерично кричал:

— Кто ещё против меня, кто ещё против? Я — командир АСМ! Я — генерал! Называйте меня только генералом! Жгите здесь всё! Всё сжечь!

Уже скоро в нескольких местах фанерные и дощатые хижины занялись огнём, и тут же новый истошный крик от дозорного со стороны Пролетарской:

— Партизаны! Партизаны!

— Командир, уходим! — крикнул тот же офицер-армеец.

— Мы принимаем бой!

— Командир, нас слишком мало. Победим Восток и тогда вернёмся за партизанами.

— Мы принимаем бой!

Они допустили большую ошибку, не попытавшись понять, за счёт чего работают прожектора и не став из-за этого ими пользоваться. Партизаны находились в кромешном мраке туннелей, а асмейцы были у них на виду, освещаемые сполохами занимавшегося пожара. Когда майор наконец-то понял оплошность, четверть его отряда была перебита арбалетными стрелами партизан, не спешивших выходить из туннельного мрака. Он попытался что-то исправить:

— За мной! Ближний бой!

Майор, отбросив арбалет и выхватив меч, спрыгнул на пути в расчёте, что они быстро преодолеют отделявшее их от стрелков расстояние. Но далеко не все его солдаты бросились за ним. Многие новобранцы наоборот побежали в сторону Партизанской. Как только майора словила стрела, контратака захлебнулась. Оставшиеся асмейцы побежали, скрывшись в клубах дыма. Уже через несколько минут десяток раненных и пленённых асмейцев партизаны стащили в центр поселения и перерезали им сухожилия на ногах, обрекая их заживо сгореть в пламени, которое очень скоро охватит всю станцию.

Дым застилал клеть, выдирая горло и лёгкие и разъедая глаза. Но Вере было всё равно — в представившейся ей панораме человеческого безумия всё, что происходило и могло произойти с нею, не могло казаться страшным.

— Дядька Олег! Администратор!

— Алесь? А ты чего тут? — остановился проходивший мимо Батура, пытаясь рассмотреть тех, кто находится в клети. И, не дожидаясь ответа, дал команду:

— Освободите их…

11

— Теперь уже точно вижу, что ты та самая Вера — голос, движения и, главное, глаза той смелой девушки, когда-то давно спасшую проклятую Богом и людьми станцию под названием Партизанская. Я часто тебя вспоминал, Вера.

— А ты, Батура, сильно изменился.

Верховный Командир партизан пожал плечами, не поняв, что Вера имеет в виду одержимый немигающий взгляд и горящие адским огнём глаза своего собеседника. Уже в который раз он закашлялся.

— Ты всё болеешь?

— Да, по всем медицинским канонам я должен был уже давно сдохнуть. Ан нет, живу всем назло! Вот и подумал я, что не зря Богом продлены мои дни, для какого-то важного дела я пока ещё кандыбаю по Муосу. И понял я, что моё призвание уничтожить пожирающего людей монстра, имя которому — Республика.

— Республика — это прежде всего тоже люди. Уничтожая Республику, ты уничтожаешь людей. А что дальше?

— Дальше мы построим Братство. Это будет общество свободных людей. Никаких ульев и центров, инспекторатов и администраторов, никаких циничных психологов и кровожадных генералов, никаких налогов и захватнических войн. Лишь взаимное уважение друг к другу.

— Ты мечтаешь об анархии?

— Конечно же нет. Анархия ведёт к беспределу и хаосу. Я мечтаю о Муосе, в котором вместо Конституции будет Соглашение. В этом соглашении все свободные поселения, освобождённые от республиканского ига, пропишут порядок взаимоотношений друг с другом. При этом ни одно из поселений не будет центральным, главным. Не будет никакого административного центра. Лишь периодические встречи представителей поселений каждый раз в другом месте для решения каких-то общих вопросов.

— А если какое-то из поселений не захочет подчиниться тому, что решат представители других поселений?

— Тогда оно нарушит Соглашение и его ждёт кара. Но этого делать ни одно поселение не будет, потому что неподчинение сродни самоубийству. Во-первых, такое поселение всегда будет противопоставлять себя многочисленной конфедерации других поселений. Во-вторых, решение не подчиниться большинству может возникнуть только у амбициозных властителей поселений. А властителей-то никаких и не будет. В Соглашении будет прописано, что в каждом поселении единственным полномочным органом управления будет вече, а для решения текущих вопросов — председатель веча, который избирается только на год и никогда — два раза подряд. Никакой коррупции и никакого беспредела в таком поселении быть не может. Если вдруг по примеру Республики кто-то попробует узурпировать свою власть, конфедерация поселений это быстро поправит. Такое устройство Муоса в некоторой мере заимствовано от партизан до их влития в Республику. Когда мы сломаем хребет Деспотии — этому уродливому потомку Республики, Муос станет другим. Он станет сообществом свободных, а значит, счастливых людей…

Батура заметно волновался. Он внимательно смотрел на Веру, расценивая её молчание как внимательное изучение и оценку его проекта. Батура был искренним в своих намерениях, и Вера не сомневалась, что если бы задуманное им удалось, он спокойно сложил бы свои полномочия нового революционного вождя и даже не попытался бы возглавить ни одно поселение. Но также она понимала, что задуманное Батурой — лишь очередная утопия, новая эфемерная идея, в жертву которой готовы принести хоть весь Муос. Батурой движет ненависть к Республике, а на ненависти ничего хорошего построить нельзя. И последствия первых шагов нового Братства, она успела увидеть на Партизанской и на Тракторном.

— Батура, помнишь ту глупую историю, когда я влезла в семейную передрягу на Партизанской?

— Я помню всё из того, что связано с тобой. А почему ты это вспомнила?

— До того, как мы оказались на Трактором, мы проходили по Партизанской. Я видела ту женщину, за которую так неловко вступилась, и её мужа, и её детей тоже. Им выкололи глаза, а потом убили. Кто посчитал их недостойными вступить в Братство и жить в сообществе свободных людей?

Батура в очередной раз закашлялся. Он не был готов к такому повороту разговора и, возможно поэтому новый приступ кашля был особенно затяжным.

— Поверь мне, Вера, я этого не одобряю. То, что происходит порой даже с партизанами — последствие длительного проживания под игом циничной Республики. Именно оттуда к партизанам попали эти человеконенавистнические идеи. Партизанскую — этот земной ад — давно надо было закрывать. Я дал распоряжение эвакуировать оттуда всё население, а не желающих уводить насильно… Мы не могли у себя в тылу оставить плацдарм для асмейцев. Неправильно толкуя мой приказ, они уничтожили всех, кого посчитали неподходящим под образ члена Братства, короче всех, кто имел недостатки или не был похож на обычного партизана…

— Ты наказал тех, кто это сделал?

Батура потёр пальцами одной руки слезящиеся глаза, после чего с тоном отца, пытающегося иносказательно объяснить взрослые истины маленькому ребёнку, произнёс:

— Мои предки очень страдали от Леса, ну и лесников, с которыми покончила ты. Так вот, у них была поговорка: «Лес рубят — щепки летят». Так уж получается, что без невинных щепок ни на одной войне не обойтись. Но это не повод уничтожать топор, который может сломить врага или сделать много мирных полезных вещей.

— Я поняла тебя, Батура, — неопределённо ответила Вера. — Но ты неспроста объясняешь мне твою концепцию счастливого будущего Муоса. У тебя ведь есть какие-то предложения ко мне?