Пламенный клинок - Крис Вудинг

но мысли слишком путались, чтобы сосредоточиться. Страх пробирал его до костей. Наконец ему стало невыносимо. Он отыскал перо, чистый лист и написал короткое письмо, постоянно прислушиваясь, не возвращается ли Гаррик. Закончив, он сложил письмо, показавшееся гораздо тяжелее обычной бумаги, и опустил его в карман.

«Пора за дело», — сказал он себе.

Во рту у него пересохло. Лучше бы сжечь письмо, забыть о сделке, которую он заключил с Клиссеном. Он не знал, как сможет жить, когда все закончится.

Он закрыл глаза, снова увидел перед собой пыточный застенок и услышал голос Клиссена: «Если ты меня обманешь, я поймаю тебя, а плату за обман взыщу с твоего друга». Этой угрозе Арен поверил безоговорочно, и она его страшила.

Но разве Арен не защищал Кейда, даже когда тот не хотел, чтобы его защищали? «Я никогда тебя не брошу», — сказал однажды Арен и не покривил душой. Поэтому он заберет друга домой, убережет его от ужасов, подстерегающих на каждом шагу. Когда не станет Гаррика, Кейд бросит свою детскую мечту сделаться Серым Плащом. Они в довольстве заживут в доме, оставшемся Арену после отца, будут пить эль в «Скрещенных ключах» и болтать о девчонках, и все станет как раньше — ну или почти. И цена за все это — жизнь одного-единственного человека. Человека, которого Арен и ненавидит, и почитает, к которому он только что втерся в доверие.

Он поступает гнусно. Гнуснее некуда. Но он готов запятнать свою душу всей скверной мира, если это спасет Кейда от когтей Клиссена.

Когда берег опустел, Арен выскользнул из кабинета и направился к выходу из дома, стараясь выглядеть как можно беспечнее. Возле лестницы он столкнулся с Ларией, несущей стопку свежевыстиранного постельного белья. Она взглянула на Арена, и тот сжался, уверенный, что она видит вину, написанную у него на лице; но Лария не обратила на него особого внимания, и он беспрепятственно спустился по лестнице.

Из гостиной донесся голос Кейда, рассказывавшего Фен какую-то историю. Гаррик находился где-то в другом месте. Киль, насколько было известно Арену, по-прежнему сидел запершись у себя в комнате; он удалился туда, даже не поблагодарив Арена, что тот спас ему жизнь, и ни словом не обмолвившись насчет полученного письма.

Арен крадучись проследовал через весь дом, никого не повстречав по пути, и вышел через боковую дверь. Из сада до него донеслись едва различимые звуки лютни, на которой играла Орика. Харод наверняка был рядом с ней. К внешней стене, находившейся на небольшом расстоянии от дома, крепились увитые виноградом шпалеры. Удостоверившись, что поблизости никого нет, Арен взобрался по перекладинам и перелез через стену.

Фонарщики закончили работу, и по Верхним улицам сновали неясные силуэты. Мимо прогромыхала карета, заставив Арена отпрыгнуть. День угасал, отбрасывая последние жутковатые отсветы. Близилась ночь кровавой луны, и небом безраздельно владела Тантера — черное, мертвенное око, окаймленное пылающими прожилками.

Что же, когда на стражу заступает Тантера, настает время для скверных дел. Арен набрался смелости и двинулся дальше, пристально вглядываясь в каждого встречного. Если его увидят, наказания не миновать.

Через несколько улиц находилась кроданская пивная, которую он заприметил еще с утра. Она была почище большинства подобных заведений, поскольку располагалась в богатом квартале. Состоятельные кроданцы предпочитали выпивать в собственных гостиных на каком-нибудь из бесчисленных званых вечеров; зато пивные предназначались только для мужчин, и многие кроданцы, как богатые, так и бедные, ценили теплую дружескую обстановку, царившую в их традиционных питейных домах. Как и в Шол-Пойнте, у дверей для поддержания порядка стояли солдаты в черно-белых мундирах и начищенных доспехах.

Арен остановился на углу. На открытом воздухе озноб проникал в него еще глубже, грудь теснило, дыхание спирало.

«Пособник. Изменник. Отступник».

Он вспомнил жителей Каналов, схвативших его и выдавших Харту. Охранитель чуть не прикончил его, а оссиане просто стояли и смотрели. Большую часть жизни Арен мечтал стать кроданцем, но теперь отступился от них. Он только начал осознавать себя оссианином, но теперь узнал истинную цену соплеменникам.

По той же стороне улицы, где стоял Арен, шел кроданский мальчуган, вертя в руке погремушку.

— Слава императору, — произнес Арен.

Мальчуган остановился.

— Слава императору, — опасливо ответил он, в знак приветствия прикладывая кулак к груди.

Арен достал из кармана письмо и три децима.

— У меня для тебя важное задание, — сказал он по-кродански. — Во имя империи.

Мальчуган приосанился. Кроданца легко расположить к себе, воззвав к чувству долга.

— Что за задание? — спросил он.

Арен вложил в его руку сложенный листок вместе с монетами.

— Отнеси это письмо вон тем солдатам. А монеты тебе за труды.

— И все? — разочарованно спросил мальчуган.

— И все, — подтвердил Арен. — А теперь ступай, именем императора.

Отпустив мальчугана, он отступил за угол и дождался, пока тот вручит письмо солдатам. Когда мальчик повернулся, чтобы показать солдатам на отправителя письма, того уже и след простыл.

«Будь что будет», — мрачно подумал Арен. Освещаемый кровавой луной, он спешил к дому Мары, готовясь совершить предательство.

ГЛАВА 49

В сарае за домом Мары царил багровый полумрак, зловещий свет Тантеры проникал сквозь трещины в досках и распахнутый люк, ведущий на чердак. В воздухе, сухом и пыльном из-за соломенной трухи, пахло чем-то резким, едким и опасным.

В глубине сарая стояла изящная повозка с эмблемой главного виноторговца Моргенхольма. В ней уже находилось несколько бочек амберлинского. Остальные стояли на полу рядом с другими, поменьше и попроще: ксуланскими, доставленными утром из порта.

В полумраке, повязав нос и рот платком для защиты от резкого запаха, Гаррик занимался трудоемким делом. Вставив воронку в потайное отверстие, закрытое вычурной эмблемой, он переливал вязкую жидкость из ксуланского бочонка в бочку из-под амберлинского. Руки у Гаррика дрожали от напряжения. Вдвоем получилось бы надежнее и безопаснее, но он не мог довериться никому.

Наполнив потайной отсек, он бережно опустил свою ношу на пол и вставил затычку. Шесть готовы, шесть еще на подходе. Далее предстояло наклеить амберлинские эмблемы, прежде чем прибудет Вильхам, чтобы забрать повозку с новым грузом. А потом Гаррик отправится в гетто вместе с Ареном.

Ночь предстоит трудная. Но дело наконец сдвинулось с мертвой точки, и Гаррика наполняла лихорадочная бодрость.

Он потряс ноющими руками и собирался возобновить работу, как вдруг заслышал движение в другом конце сарая. Гаррик поднял голову и уставился в темноту.

— Мара?

Но из сумрака появилась не Мара, а Киль. Поначалу Гаррик с трудом признал друга. Тот всегда ходил приосанившись, как будто все, что он видел перед собой, принадлежало ему. Теперь