Радужная Нить - Асия Уэно

С внешним обликом разобрались, хотя кое-что вызывает недоверие до сих пор. Неужели я и впрямь единственный, кто видит Ю особенным? Даже Мэй до того, как побывала на Хорае, воспринимала лишь человеческую оболочку своего хозяина. Она смотрела сквозь Мицко, не замечая её, и сикигами Кагуры казались ей бумажными фигурками. То есть, на самом деле это нам они казались людьми! Сама будучи вещью, Мэй видела лишь то, что принадлежит миру Яви. Вещественное, если можно так выразиться.

Получается, ханьская внешность — настоящая для мира, в котором я родился, и это человеческое тело обречено взрослеть и стареть так же, как у всех? А прекрасный, совершенный образ, видимый лишь мне — мнимый, волшебный? Хотя сам юмеми сейчас заметил бы, что волшебное и мнимое — понятия разные…

Ну а копытца с пышной гривой и раздвоенным рогом, куда отнести их? И почему тогда я вижу в мире Яви не легендарное животное, а всё-таки человека, пусть и с чертами истинной божественной сущности? И что, в тот день, когда я родился, не оказалось иного вместилища для ки-рина, кроме ребёнка чужой крови? Тайны, тайны… Кстати, куда делась душа младенца, в чьём теле воплотился Ю? Вот уж чем я раньше и не задавался… да и когда было? Впрочем, это уже свежие вопросы.

Да, так бы и радовался, если бы поверх маленькой кучки неразгаданных загадок не навалился огромный ворох новых! Всё, связанное с Островом Блаженных и бессмертием. Можно ли раздобыть чудесное снадобье, или единственный способ продлить чей-то век — доставить сюда? Стараниями некоторых личностей я окончательно запутался. Смутно понимаю то, что касается смены правления и моей роли в этом. Но… боги, даже думать об этом не хочу! Есть ли у меня выбор и могу ли я отказаться — пожалуй, это волнует сильнее прочего. Кстати, ещё одно: что делать после переговоров с тремя оставшимися Силами? Остров вернёт меня к Ю? Или тот объявится сам? Или?..

Ладно, буду справляться с трудностями по мере их возникновения — говорят, так поступают мудрые люди. Интересно, что за Сила ждёт меня здесь и почему не проявляет себя? Древо? Весьма вероятно… Ладно, буду пользоваться передышкой. Может, и впрямь вздремнуть?

А моя мать и её посмертная участь? А мико? В чём причина её действий, и почему я сумел противиться её воле, пускай и слабо? А дядюшка, бежавший младший принц и события при дворе; кстати, хотелось бы осведомиться и о делах семейных! Что там в Оваре? Ох, сколько забот… не стоит задерживаться на острове, каким бы священным он ни был. Хотя, по словам Ю, время движется здесь своим ходом. В крайнем случае, можно будет отправиться на поклон к Силе Воды… в самом крайнем случае!

Тень-тень-фьюу! Тень-тень-тень!

Какое умиротворение! Век бы лежал, слушая птичьи трели! Но при этом совсем иное чувство, нежели под водой. Там я ощущал некую отстранённость, отрешённость от мира. Замкнулся в себе, и всё вокруг перестало существовать. До того, как меня окликнула эта рыба с кошмарным нравом. Вернусь домой — упрошу матушку… то есть, сестрицу добыть к столу копчёного угря! Из простой человеческой мстительности.

Интересно, нуси является сикигами Воды или нет? Подозреваю, что это так: какова Сила, таковы и духи-прислужники. Даже внешне — вон, пламенная сики тоже птица, как и Хоо. Любопытно, Хоо и Сила Пламени — это одно и…

— Ты кого-то ждёшь, смертный?

Я резко вскочил, за щебетом и гамом пернатых не расслышав тихие шаги по траве.

Женщина. Молодая и красивая, пышнотелая, с загорелой дотемна кожей — что вовсе не лишено своеобразной прелести. Яркий румянец на смуглых щеках, губы кроваво-красные, как лепестки цветущей сливы, чёрные глаза слегка сужены, тая в себе внутренний огонь. Брови тонкие, как ниточки — не угольком рисованные поверх выщипанных, а настоящие. Волосы, сколотые драгоценной шпилькой, свиваются над высоким лбом в медные кольца. Изящная шея обнажена, а лоснящаяся от благовонных масел кожа предплечий украшена татуировками: множество пёрышек, каждое выколото с превеликим старанием. Через локти переброшен длинный отрез шёлка ра, чёрный с одного края и красный с другого; настолько длинный, что ниспадает до земли. На тонких запястьях звенят, переливаются мелодичным смехом бронзовые браслеты и цепочки с бубенчиками, то же и на щиколотках, откровенно выставленных напоказ. Одеяние короткое, чуть ниже голени, и напоминает тот ханьский наряд, в котором Ю встретил меня в Кёо. Узкое платье с разрезами по бокам сшито из самой дорогой золотой парчи, под ним виднеется край алых штанин, узких и плотно обтягивающих ноги. Туфельки тоже ханьские, угольно-чёрные, расшитые золотым узором.

Ах, что за женщина! Солнечный свет! С такой можно говорить лишь прямо и искренне, беседовать душой, не голосом.

— Жду, прекрасная! — кланяюсь я в восхищении. — Жду. Уж не тебя ли? Или передо мной небожительница, что спускается в человеческий мир на искрящихся белых крыльях?

— Какой вежливый гость нынче пожаловал, и какой проницательный, — с манящей улыбкой на полных губах произносит она, и звуки её речи подобны сладостному пению. — Огнекрылой наступает срок перерождаться, так что никто нам не помешает…

"Выходит, я ошибся — не Древо, а…" Но додумать я не успеваю. Она тянется ко мне, и вот уже её руки обвиваются вокруг моей шеи, а сама она стоит, прильнув каждой жилкой, притиснувшись мягким телом. Жарко! Кажется, одежда объята пламенем!

Губы её пылают, призывают приблизиться. Поцелуй, долгий и многообещающий, пряный и пьянящий… С чего бы вдруг… зачем? Ах, какая разница! Я запускаю пальцы в медные волосы, и те рассыпаются буйными волнами до самой земли. Совсем как другие — чёрные, что паутиной оплели двоих, обнявшихся и крепко спящих на татами. Нет. Нет!

— Что удерживает тебя, милый гость? — хмурится она. — Или кто? Раньше с тобой было проще!

— Прости, но то было раньше, — я отвожу взгляд от опаляюще-чёрных зрачков. — Я изменился.

— Разве не ты на протяжении всего путешествия мечтал о короткой встрече со сговорчивой красоткой? — она смеётся, и бубенчики вторят веселью, в котором нет и следа обиды или разочарования.

— Могу ли я своей неосмотрительностью оскорбить ту, что служит Великой Силе Пламени, покровительствующей нашему роду?

— Разве любовь может быть оскорблением? И я никому не служу.

Обольстительница искоса поглядывает на меня, выжидая, что же я сделаю. Значит, она и есть!..

— Не знаю, — стряхнув остатки любовного одурения, честно признался я и посмотрел ей в глаза. — Сомневаюсь, любил ли хоть раз по-настоящему. Вот мой хороший друг Ясумаса — тот и впрямь влюблён, и мог бы легко тебе ответить, госпожа!