Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина

они же, эти, на все способны. Какая разница, в чей именно дом ее притащили, Род-то один. Вдруг письма подделка, или ее заставили? А вся его уверенность, что чувствует сестру, только выдумка, проклятый браслет мешает их связи?

— Что с ней?! — повторил почти в панике, услышав лишь хмыканье:

— Ты такого плохого мнения о нашем гостеприимстве?

— Еще хуже! Мы не пленники. Если в Тейит узнают, как вы обращаетесь с нами…

— Ты недоволен чем-то ? Так пожалуйся мне! — Кайе откровенно забавлялся, пользуясь его беспомощностью, тварь. Миг назад Айтли готов был, забыв осторожность, бежать разыскивать Этле, но теперь как водой окатило.

— Жаловаться я никому не собираюсь. Уж точно не в Астале. Из всех, кого я тут встретил, только Шиталь хороший человек, ее доброту я не забуду.

— Кроме как быть со всеми доброй ей ничего не остается, — глаза Кайе сузились.

— С тобой она милой не была, и что же? — бросил Айтли, вспомнив их прошлую встречу.

…Пролетел полкомнаты, стукнулся лбом о пол.

— Замолкни! — Кайе уже был рядом, придавил сверху, сжал его горло горячими пальцами. У Айтли вырвался хрип — невозможно стало дышать. Перед глазами все побагровело, начало расплываться, пошло кругами. Перехватил запястье южанина — словно из небесного железа было оно, такое твердое. Эту руку Айтли не мог сдвинуть с места. Прижатый к полу, задыхался, безнадежно пытаясь освободить горло. “Вот так прикончит и не заметит”, — подумалось как бы со стороны.

Потом по шее потекло что-то… а сердце оборвалось, кажется, и не стучит. Согнулся, закашлявшись, когда Кайе наконец отпустил его.

— Если нас убьют в Астале, будет война, — сам едва услышал себя; скорчился, пытаясь сесть — неудачно.

— А если о ней я и думаю? — едко проговорил Кайе, смотря на Айтли так близко, что, кажется, могли бы зрачками сцепиться. Тот невольно провел по шее, глянул на руку — так и есть, кровь, видно, тварь ногтями порвала кожу. Металлический запах… и пальцы южанина были в крови. Ими он опирался на пол возле головы Айтли, и почему-то было очень страшно, что ими, испачканными его кровью, сейчас коснется его же лица. Кашель рвал легкие, не давая говорить.

Кайе вновь шевельнулся, и Айтли напрягся, ожидая удара или смерти. Но тот остановился на середине жеста, приподнялся.

— Нет, — сказал странным голосом, будто самого разрывало на две половины, — Не сейчас… Ты ему нужен.

Кому — ему? — подумал Айтли. Но ничего не сказал. К багровым кругам прибавились черные, и раскалывалась голова. Нашел взглядом кувшин, до которого так и не добрался, смотрел на него как на точку опоры. Так Кайе это сказал… даже сейчас Айтли не изменила привычка подмечать мелочи. Что-то глубоко личное было в этой ярости. Почему? У меня еще вроде как не водилось врагов, со смешком подумалось. Вот, не пришлось мелочиться — кажется, я сразу отхватил самый большой кусок… Что он сейчас сделает? Можно оставить жизнь, но навсегда искалечить.

Айтли начала бить крупная дрожь. Он повернул голову, чтобы хоть видеть, чего ожидать; багровые круги перед глазами вращались и пульсировали. Молчание тянулось и тянулось, стало невыносимым.

— Родись ты на Севере, тебя бы в колыбели убили, — вырвалось от отчаяния.

— Хватит умничать, или вместе с сестричкой получите по заслугам, — откликнулся Кайе.

— Она тебе ничего не сделала, — Айтли чуть продышался и сумел сесть наконец; да уж, хорош — родня бы плюнула на него, видя, как валяется тут на полу перед этим… Сказал, не скрывая презрения и к себе тоже, к себе в первую очередь:

— Велика отвага — за ненависть к северу отыгрываться на девчонке и человеке, который вот с чем, — сил хватило лишь приподнять руку с браслетом.

Кайе вдруг оживился, злоба из голоса исчезла, вернулась насмешка:

— Я могу его снять прямо сейчас. Мне эта побрякушка на один рывок. Что, сделать? Тогда и посмотрим, чего ты стоишь.

Айтли убрал руку за спину, все тело его напряглось:

— Не буду и пытаться, Тейит не этого ждет от меня. И ради сестры не стану, чтобы она не пострадала потом.

Кайе расхохотался.

— Стоит твою сестру упомянуть, ты взвиваешься, будто сел в муравейник! Кому она сдалась? Крыса седая. Как и ты.

— Не смей так о ней говорить!

— Как ты сам-то заговорил! — рассмеялся мучитель. — А то что? Позовешь Шиталь?

— Нет. Заканчивай то, для чего пришел.

Кайе неожиданно встал, отошел к стене, спиной прислонился. Разглядывал заложника.

— А ты глупый, — заметил почти весело. — Гордишься передо мной своей выдержкой… да плевать я на нее хотел.

— Какая разница…

— Заносчивые вы, северяне… и все, в ком ваша кровь, — непонятное было в голосе — не то злоба, не то одобрение.

Айтли отвернулся. Нечего ему было ответить. Услышал снова этот ненавистный уже голос:

— Напоследок только ответь. Ты сказал про войну, если вас убьют. Откуда ты взял эту глупость? Неужто сами верите, что в Тейит о вас по ночам льют слезы? Чем вы так своим насолили, что от вас избавились аж на Юг?

Айтли почувствовал невероятную усталость, осознав наконец, что на сей раз ему ничего не грозит. И что вот эта тварь напротив с легкостью произнесла то, что они с Этле старательно от себя гнали недели пути сюда. Может, поэтому и не сдержался:

— Ты знаешь, куда бить. Потому что никому у себя тоже не нужен.

Кайе будто исчез — и возник уже сзади Айтли. Рука его обхватила шею юноши сзади.

— Этого хочешь? — стиснула, почудилось — хрустнули шейные позвонки.

Айтли не шевелился, ожидая смерти — и ему понадобилось время, чтобы осознать — незваного гостя уже нет в комнате.

“Я могу уйти”, — думал Айтли, — “Оставить тело, тут браслет не помеха”. Нет, говорил себе тут же. Умереть он не имеет права, пока Этле здесь — да и не хочет. Совсем не хочет. А уйти на время, чтобы избавиться от липкого страха, который теперь не отступит — вернут. Наверняка есть кому. Говорят, очень неприятно, когда возвращают насильно.

Айтли сжался в уголке на постели — несмотря на тепло, завернувшись в плед из шерсти грис. Сидел, словно птица в гнезде. Но это гнездо надежным не было. Отец как-то сказал, что тоска похожа