Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

— Поехали.

Караваев знал, что уже через несколько часов его книги попадут из рук Константина в чьи-то третьи, а может, и в четвертые руки, но уже по цене, которая будет намного превышать затраты на приобретение. У Константина были огромные связи в мире книжного бизнеса, а у Караваева же таких связей не было, и он был доволен тем, что знает Константина. Уж Федор Иванович завалит его и книжной, и картинной продукцией из лесных хором. Это точно. Пусть что-то перепадет и Константину, Караваев не жадный.

Уже дважды после этого Караваев приезжал в лес, находил избушку, каждый раз удивляясь, что ее никто не стережет, преодолевая появлявшиеся препятствия с мастерством и изобретательностью десантника. Метаморфозы природы его уже не пугали, и только удивительная тишина бесконечного зала заставляла нервничать и спешить.

На этот раз он решил определить размеры зала и выйти к его противоположной стене, подсознательно ожидая открытия каких-то тайн и чудес. Однако того, что произошло, он не ожидал.

Внутренности избушки неузнаваемо изменились. Не было ни зала, ни стеллажей, ни картин: в углу торчала полуразвалившаяся печурка, в центре стояли рассохшийся стол, два корявых стула, корыто, все запыленное и почерневшее, заплетенное паутиной от пола до низкого потолка.

— Проходи, Федор Иванович, — сказал кто-то невидимый из темноты. — Садись.

Караваев вздрогнул, шагнул на враз ослабевших ногах в проем, приметил почерневшую скамью и осторожно сел, не решаясь стереть с лица липкую паутину. Сердце сжалось, желудок стал похож на ледяной погреб с гнилыми продуктами. “Конец! — подумал Федор Иванович. — Хозяева!”

— Ты правильно выбрал, где сесть, Федор Иванович, — продолжал голос. — Это скамья подсудимого.

— К-как? — подхватился со скамьи Караваев. — П-по-чему п-подсудимого?

— Потому что ты будешь осужден, Федор Иванович.

— З-за что? — зубы дрожали, и Караваев сжал их изо всех сил.

— За воровство.

Все поплыло перед глазами. Караваев плюхнулся на скамью, вытер лицо и стал озираться по сторонам, но видел лишь почерневшие от времени бревенчатые стены, маленькое, запыленное донельзя оконце, сквозь которое пытался пробиться дневной свет, разваленную печку, небольшую кучу дров подле нее, полуобгоревшую лучину и еще какое-то непонятное, запыленное рванье, лежавшее в углу.

— Суд может сесть, — пробубнил кто-то скрипящим голосом.

Где-то впереди и по бокам, сзади Караваева захлопали, заскрипели невидимые стулья, и все стихло.

— Пожалуй, начнем, — сказали впереди. — Все в сборе?

— Нет еще Соколова. Его доставят с минуты на минуту, — проговорила невидимая женщина.

— Хорошо, подождем.

“Соколов… Соколов… — заработала память Караваева. — Да ведь это Константин! Ничего не понимаю. А может, кого-то другого ждут? Мало ли на Земле Соколовых? Или все же он? Попался где-то и сообщил обо мне… вот и будут судить обоих…

Мысли Караваева прервал неприятный скрип двери. В хату ввалился, бросая недоуменные взгляды по сторонам, приятель Федора Ивановича.

— Привет! — зло произнес Константин. — Давно не виделись. А ты что здесь делаешь? — Он огляделся. — Куда это я попал?

Караваев только пожал плечами.

— М-да, ситуация! Спал дома, оказался здесь. Может, я еще сплю?

Обычно придирчивый к одежде, Соколов на этот раз был одет в футболку, джинсы и комнатные тапочки на босу ногу.

— Я попрошу свидетеля покинуть помещение суда на время допроса подсудимого, — раздался уже знакомый Караваеву женский голос.

— Вы мне? — вытаращился Константин, оглядываясь по сторонам.

— Да, именно вам. И побыстрее, пожалуйста, вас позовут.

Константин пожал плечами и прошел к двери, которая тут же захлопнулась за ним. В комнатенке стало еще темнее.

— Подсудимый, встаньте и расскажите суду все, как было.

— О чем я должен рассказывать? — снова вскочил со скамьи Караваев.

— О вашей торговле книгами, которым цены нет, о вашем воровстве из Всегалактического запасного культурного фонда.

— Всегалакти… что? — изумленно произнес Караваев. — Из библиотеки, что ли?

— Из культурного запасного фонда. Здесь, на Земле, филиал этого фонда, где каждое созданное людьми произведение культуры и искусства хранится в единственном экземпляре. Теперь понимаете, какой вред вы нанесли фонду? Для восстановления пропавших экземпляров нам пришлось израсходовать столько энергии, что хватило бы на создание еще одного филиала.

— Позвольте возразить, — взяла слово женщина, наверное, защитник. — Федор Иванович не знал, что это Всегалактический культурный фонд.

— Он все равно не имел права трогать чужого. Как вы, Федор Иванович, докатились до такой низости?

— Я, понимаете, я… — Караваев не мог найти подходящего слова в свое оправдание и потому мялся. — Я и впрямь не знал, что эти книги… — Неожиданно он осмелел: — А зачем тогда вы держите это, как вы говорите, бесценное богатство в этой глуши? Да еще без охраны?

В хате стало совсем темно и тихо. Странный ветер подул на Караваева от печки — сырой и холодной, с запахом плесени и старости. Федора Ивановича пробрал озноб, он сжался, ожидая какого-то наказания. Однако услышал только голос:

— Мы последние хранители фонда, подсудимый, мы уходим в вечность и давно ищем себе замену, приглашая сюда ваших соотечественников, но ни один из них не выдержал экзамена. Как и вы…

Караваев сглотнул ставшую горькой слюну.

— А что я должен был делать?

— Наверное, не воровать, Федор Иванович, — с усмешкой произнес невидимый собеседник. — Что вы думали делать дальше с фолиантами?

— Как что? — удивился Караваев. — Продавать. Тем, кому они нужны.

— Вам они были не нужны?

— Мне?

— Именно вам, Федор Иванович?

— Чего нет, того нет. А вот деньги — другое дело, гражданин судья, деньги были нужны. Поиздержался я. Почти две с половиной тысячи долга было. Все занимал у товарищей, как получил квартиру, — то на мебель, то на кафель, то на одежду.

— Но вы же работали. Неужто на заработанные деньги не могли прожить?

Караваев засмеялся.

— На зарплату жить? Не смешите, гражданин судья. Плохо вы нашу жизнь знаете. На зарплату просуществовать можно, а чтобы купить что-то стоящее — нет, я пробовал.

— Значит, плохо работали, Федор Иванович, если мало денег получали. Впрочем, нет смысла говорить об этом. Что думает защита?

— Граждане судьи! Я хотела бы заметить, что у всякого народа существуют свои обычаи и нравы, и никуда от этого не деться. Подсудимый не выдержал экзамена, зачем же его судить? Пусть идет своим путем, забыв о существовании фонда. Как и его товарищ, виноватый, может быть, больше, чем подсудимый. Предлагаю продолжать поиск хранителей в других временах. Наш суд не решит проблемы, а перевоспитать этих людей невозможно, хотя Караваев еще мог бы нам помочь.