Дети Сиспилы - Александр Абердин

На его часах было уже четверть первого, а тот борт, на котором они должны были давно уже оправиться, запаздывал. Впрочем, Серёга, как опытный летчик, догадывался в чём тут могло быть дело. Это над Москвой и Подмосковьем нещадно палило солнце, а на востоке и юго-востоке пролегала обширная область мощного грозового фронта. Поэтому только он один из всех тех стариков и старух, а также прочих умирающих, что ждали в это утро самолёт, оставался спокойным. Вся эта публика, которую накормили на редкость вкусным и обильным завтраком, вместо того, чтобы смотреть телевизоры или слушать музыку, с угрюмым видом недовольно ворчала, то и дело подзывая к себе на редкость терпеливых санитаров и трепала им нервы так, словно они летели на райский остров в океане не на халяву, а за свои кровные, трудовые копейки.

Санитары проявляли просто чудеса такта и уважительности. Все они очень неплохо говорили по-русски и обладали просто каким-то невероятным терпением и добротой. Они подходили к каждому, говорили тёплые, успокаивающие слова, просили ни о чём не беспокоиться и немного подождать. Как Серёга и предположил сразу, задержка борта объяснялась только тем, что этому аэроплану пришлось огибать грозовой фронт и уже очень скоро самолёт должен был приземлиться. Правда, Серёге было не совсем понятно, как это он сможет почти тотчас отправиться в обратный полёт. Впрочем, рейс был чартерный, а потому всё было возможно, да, и прилететь за ними должен был не какой-то там задрипанный "Ту-154", а "Боинг-747".

Чтобы не слушать нудного стариковского ворчания, полковник Васильев отъехал на своём электрическом инвалидном кресле в самый дальний угол. Шатёр, в котором они ждали прибытия самолета, был ничуть не хуже самого роскошного зала ожидания. Мощные, беззвучные кондиционеры делали воздух внутри него приятно-прохладным, ветра не поднимали и насыщали его какими-то тропическими ароматами. Прохладительных напитков, как и напитков покрепче, было хоть залейся. Некоторые старички даже надрались на радостях и были уже готовы пуститься в пляс, но вежливые санитары были начеку и то и дело проделывали над ними точно такие же процедуры, как та, которая избавила Серегу от боли, только в данном случае старые алкаши через пару минут оказывались трезвыми.

Это была ещё одна причина, по которой полковник Васильев не только отъехал подальше от всех, но и повернулся ко всей этой публике, за которую ему было просто стыдно, спиной, уставившись в серебристый занавес, отгораживающий от остального пространства часть шатра. Через эту серебристую, полупрозрачную плёнку ему было видно нечто вроде технической зоны этого зала ожидания, в которой стояли какие-то большие контейнеры, находился пункт связи, кухня и стояли автобусы, на которых их привезли в Кубинку. В том углу, куда отъехал Серега, находился ещё и небольшой офис, в котором сидел в кресле высокий, черноволосый мужчина, одетый в полосатую сине-бежевую тенниску и белые джинсы. На вид парню было лет двадцать пять и он поразил Серёгу своей мощной атлетической фигурой, совершенно не свойственной врачам и социальным работникам.

Похоже, что этот парень не смотря на свою молодость был здесь главным, хотя он ни разу не выходил из-за занавеса в зал ожидания. Зато к нему за те четверть часа, что полковник Васильев сидел в углу, уже несколько раз подходили люди и тот давал им распоряжения, но при этом говорил так тихо, что он практически ничего не расслышал, хотя до этого офиса было не более десяти метров. Серёга хотел было переехать на другое место, как его внимание привлёк ещё один такой же здоровенный парень, одетый в потрёпанные, рваные джинсы, чёрную майку с изображением какой-то рок группы, туго обтягивающую его мощный торс, изрядно заплывший жиром, обутый в пляжные шлёпанцы на босую ногу. Он вышел из-за какого-то контейнера и парень в тенниске тотчас вскочил на ноги и, всплеснув руками, громким, радостным голосом воскликнул:

— Ба! Какие люди к нам пожаловали без конвоя и оркестра! Кого я вижу, сам великий вождь племени кай-кай канаков приехал в нашу глушь. — Подойдя поближе и заключив в крепкие объятья громадного парня, в котором было весу килограмм под сто пятьдесят, черноволосый начальник троекратно расцеловал его, приговаривая — Ну, здравствуй, повелитель глубин, здравствуй, тюлень ты мой северный.

Толстый громила, в котором роста было за два метра, с силой колотя черноволосого по спине своими ручищами, ответил:

— Здравствуй, Рустам, здравствуй чёрт немазаный. Ну, как ты тут без меня поживаешь, старик, рассказывай.

Рустам завёл гостя в свой офис, отгороженный барьерчиком, усадил его в кресло, выставил на стол пузырь французского коньяка и налив его в два бокала, принялся деловитым тоном быстро докладывать:

— Во вверенном на моё попечение хозяйстве, Стос, пока что всё в полном порядке, если не считать того, что я никак не могу предотвратить бегства сотрудников. Не далее, как вчера вечером ещё одна профура удрала из моей конторы и вот что удивительно, опять без чьей-либо помощи. Сама. Можно сказать, голиком улетела, словно ведьма на помеле. Сейчас, наверное, обживается на своём собственном корабле и посмеивается над нами, тупыми идиотами. Стос, ну, объясни мне, дураку, почему так происходит? У них что, совести совсем нет? Я ведь эту засранку из такого дерьма вытащил, что не приведи Бог! И что я получил за это? Очередную грёбанную звезданутую путешественницу. Нет, мне точно нужно было её как-то поработить.

Тот, кого черноволосый парень, от которого почему-то сбегали сотрудницы, назвал Стосом, с улыбкой на лице выпил коньяк и, кивая головой, попенял ему:

— Поплачься, поплачься, мне рабовладелец хренов. — После чего сказал со вздохом — Рустам, поверь, у меня ведь точно такие же проблемы. За весь этот год, как я ни старался, мне так и не удалось найти ни одного приличного человека себе в помощь. Я всё так же несу боевое дежурство в одиночку. Понимаешь, старик, никто не верит, что у нас вообще могут быть хоть какие-то враги. Как только эти гады узнают о том, что для каждого из них уже приготовлен комплект "Сделай сам", их невозможно ничем остановить, а уж желающих отвести их на склад, всегда рядом крутится не один десяток. Да, они и сами с усами, так и норовят, как ты говоришь, улететь голиком. Честное слово, так, порой, и подмывает взять и взорвать этот склад к чёртовой матери, так ведь нельзя, шума будет на всю Солнечную систему.

Рустам, цедивший коньяк сквозь зубы, проворчал:

— Ага, как же, как только эти гады узнают. Да, ты сам первым делом всех извещаешь о том, что их никто не держит и что отныне перед ними открыты все пути. Вон даже морду себе наел, небось опять решил сегодня натянуть нос старику Гиппократу. Нет, Стос, тут дело совсем в другом. Просто только у тебя и у меня есть совесть. Когда я открыл в себе дар Лулуаной, благодаря которому нашел твой остров в Тихом океане, а на нём двух этих хитрых жидов и Мишку, на чьей спине они ездили, мне сразу же стало ясно, чем я должен заниматься. Ты тоже вернулся тотчас, как отбатрачил свой срок на Сиспиле, а вот все остальные люди…