Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Благодарю, — как само собой разумеющееся воспринял этот жест юноша и сунул деньги в словно специально приготовленный на такой случай мешочек за пазухой. — Какие будут указания?

— Слушай и подмечай. И знаешь что, принеси-ка мне обед.

Оставшись наконец один, Скелли почувствовал, что устал от всей этой утренней беготни, и прилег отдохнуть.

Мог ли Сима просто заблудиться в подземелье? В принципе, конечно, мог. Особенно если унаследовал от отца отсутствие какой бы то ни было памяти на все эти повороты, направления и ощущение себя в пространстве. Однако на советы он последнее время ходил за Томлина все чаще и ни в каких провожатых не нуждался. Значит, дорогу знал хорошо. Когда они последний раз разговаривали, он явно намеревался возвращаться прямиком домой. Так Скелли, во всяком случае, показалось. Почему же он не дошел? Куда-нибудь провалился по неосмотрительности? Решил зачем-то остаться в Обители? Погиб по дороге? Кстати, а ищут его в подземелье? Если так, многое может выйти на поверхность. Томлин едва ли этого не понимает. В таком случае он должен быть одновременно и заинтересован в том, чтобы его помощника нашли, и не заинтересован. Эх, Сима, Сима…

Принесший поднос с обедом Сартан застал Скелли мирно спящим на спине поверх одеяла. Поставив поднос на стол, он сунул руку в заветный сундучок, выловил еще несколько силфуров, спрятал их в нательный мешочек и только тогда повернулся и громко откашлялся. Скелли не шевелился. «Может, он умер?» — мелькнула радостная мысль. Кашлянул еще раз. Нет, шевелится, вон и глаз открыл, прикидывался, наверное.

— Вот ваш обед.

— Кажется, я задремал… — Скелли сел. — Какие новости?

— Никаких пока.

— Уже хорошо. Все, ступай.

Оставшись снова один, Скелли подсел к столу и первым делом повторил действия Сартана. В сундучке еще лежало много силфуров, однако некоторая недостача наблюдалась невооруженным глазом. Прелестный юноша! Отдать бы его Ризи на съедение. Ну да спешить не стоит. От живого от него пока пользы больше.

Обед был холодным, но Скелли этого почти не заметил. Его все больше донимала мысль о Симе. Он чувствовал, что между его пропажей и Демвером должна быть какая-то связь. Непонятно какая, но есть. Мог ли Сима иметь что-нибудь общее с Гийсом, сыном Демвера? Вряд ли. Наверняка они знали друг друга, но Гийс все время старался проводить сперва в замке, учась всяким глупостям у покойного Вордена, а потом при первой же оказии отправился прочь, на карьер, где и мог снюхаться с этим Хейзитом. Ворден? Что, если Гийс догадался или узнал о том, что Сима причастен к смерти любимого учителя? Почти невероятно. Там не было посторонних.

На всякий случай Скелли извлек из потайного отделения в одном из своих сундуков старую карту, примитивно изображавшую подземные проходы. Проходов было много, слишком много. Два заканчивались рядом с рисунком замка на скале. Про второй Скелли ничего не знал, но сейчас его это интересовало гораздо меньше, чем концы лабиринта с противоположной стороны. Судя по карте, один из проходов почти достигал Пограничья, обозначенного несколькими неказистыми елками, и шел вдоль его кромки. В двух, нет, в трех местах внешняя стенка коридора была отмечена подозрительными крестиками. Кроме крестиков на карте применялись кружки, которые как могли быть началами проходов, так и появляться прямо посреди коридоров. Один из проходов ответвлялся и упирался в квадрат размером с замок. Скорее всего, квадрат изображал местоположение Обители Матерей. Долгое разглядывание карты, как обычно, ни к чему не привело. Сима мог быть где угодно.

Скелли оделся потеплее, прихватил с собой шубу и вышел из кельи. В другой раз он бы провел время после обеда за чтением, но только не сегодня. События закручивались не так, как ему хотелось. Совсем не так.

Немногочисленные писари, мимо которых он проходил, были заняты своими привычными делами. На него они обращали ровно столько внимания, сколько требовалось, чтобы не показаться невежливыми. Он сам приучил их к тому, что важнее работы с рукописями и архивами нет ничего. Пусть себе трудятся.

Повстречался заспанный Буртон. На вопрос, как их успехи, пискнул, что пока ничего стоящего не попалось, кроме двух описаний; отыщется третье — принесут, как обещали. Позевывая, великан поплелся дальше.

Первый приступ он ощутил при выходе из башни. В животе, под ребрами, что-то больно кольнуло, и на мгновение перехватило дыхание. Скелли охнул, согнулся, хватая ртом холодный воздух, и через силу заставил себя выпрямиться. Боль прошла, оставив после себя странное чувство чего-то неотвратимого. Он остановился, прислушался. Нет, ничего больше не было. Только легкое помутнение в голове. И пить хочется. Зачерпнул пригоршню снега и отправил в рот. Еще. Еще. Жажда сменилась тошнотой. Ноги Скелли подкосились, он рухнул на четвереньки. Его дико рвало, на снег, на руки. Только не упасть в эту дымящуюся пакость лицом… Когда ничего больше не осталось, из последних сил повалился на бок.

С серого неба равнодушно падали снежинки.

Откуда-то появились люди. Он уже не слышал их голосов, но понимал, что они хотят ему помочь. Зачем? Неужели они не понимают, что все кончено? Что он позволил свершиться ошибке, которая будет стоить ему жизни. Потому что нельзя принимать еду от кого попало. Тем более если этот кто-то — родственник повара.

Боль вернулась с удесятеренной силой. Скелли разинул рот для крика и сложился пополам. Он больше никого не видел, но чувствовал, будто нескончаемая череда кинжалов вонзается ему в живот, разрывая натянутые кишки.

— Расступитесь! Расступитесь!

Бесцеремонно расталкивая всех подряд, к бьющемуся в конвульсиях телу пробирался высокий мужчина с суровым лицом воина и голыми по локоть руками могучего кузнеца. С непокрытой головой, в легкой рубахе с расстегнутым воротом, он уже взмок от усилий и исходил паром. Те, кто оказался ближе к нему, могли видеть в его густой бороде остатки трапезы, за которой, вероятно, его застало известие о происшествии.

Это был Мунго, главный лекарь замка.

Повалившись на колени прямо в снег возле Скелли, он повел из стороны в сторону приплюснутым носом, надувая необычно широкие ноздри и принюхиваясь, потом наложил на шею несчастного указательный палец и резко надавил. Глаза Скелли закрылись, он затих и больше не дергался.

Не обращая внимания на перешептывания, в которых слышались недобрые: «Он его убил», «Добил беднягу», «Хоронить понес», Мунго поднял тело писаря на руки и широким шагом, будто вовсе не обремененный ношей, направился обратно в башню.

Провожая завороженным взглядом его статную фигуру, Ильда, молодая служанка, совсем недавно допущенная в замок, искренне жалела о том, что с ней самой не происходит ничего страшного. Даже увидев как-то на заднем дворе поварят, которые закалывали бычка, завывавшего и бившего во все стороны струями дымящейся крови, она не лишилась чувств. Так что рассчитывать на участие Мунго в ее женской доле в обозримом будущем, увы, не приходилось. Несмотря на свой невысокий рост и внешнюю хрупкость, Ильда была крепка в кости и тверда здоровьем. Такой уж уродилась скоро как двадцать зим тому назад.