Новые забавы и веселые разговоры - Маргарита Наваррская

когда человек сильно любит, ему не нужно ни хлеба, ни другой еды, а только один взгляд, одно слово любимой женщины.

— Если бы вас заставили поголодать и не дали вам еды, вы заговорили бы по-другому, — сказала Уазиль.

— Уверяю вас, — воскликнул Сафредан, — что плоть человека может не выдержать, но чувство и воля выдержат всегда.

— Так, стало быть, — сказала Парламанта, — господь оказал вам большое благодеяние, послав туда, где любовь приносит вам так мало радости, что приходится искать утешение в еде и питье. А делаете вы это с таким усердием, что вам следовало бы благословлять бога за столь сладостную жестокость.

— Мне столько довелось испытать настоящих страданий, — сказал Сафредан, — что я уже начинаю благословлять те муки, на которые жалуются иные.

— Скажите, а может быть, ради того чтобы слушать наши сетования, вам приходится отказывать себе в обществе, которое вам приятно и где вы являетесь желанным гостем, — сказала Лонгарина, — нет ведь ничего более досадного, чем навязывать кому-то свои чувства.

— Но предположите только, — воскликнул Симонто, — что жестокая дама…

— Знаете что, если мы станем слушать до конца все, что захочет высказать Симонто, а вопрос этот особенно затрагивает его, — сказала Уазиль, — мы придем только к самому концу вечерни. Давайте лучше возблагодарим господа за то, что день этот у нас прошел без больших разногласий и споров.

Она поднялась с места первая, и все остальные последовали за ней. Но Симонто и Лонгарина все еще продолжали спорить — и так нежно, что, не прибегая к шпаге, Симонто одержал победу, доказав, что сильная страсть и есть насущная потребность. Разговаривая так, они вошли в церковь, где их поджидали монахи. После вечерни все отправились ужинать, и ужин их состоял не только из хлеба, но и из речей, ибо разговор свой они продолжали все время и встали из-за стола только тогда, когда Уазиль сказала, что пора отдыхать, что рассказы, которыми они заполнили эти дни, были очень интересны и она надеется, что и шестой день не уступит первым пяти, ибо невозможно даже выдумать истории более занимательные, чем те истинные происшествия, которые рассказывали в их компании.

Но Жебюрон заметил, что пока мир будет существовать, будут все время совершаться разные происшествия, стоящие того, чтобы их запомнить.

— Коварство людей всегда остается таким, каким оно было, — сказал он, — как и добродетель людей добрых. Покуда коварство и доброта будут царить на земле, всегда будет совершаться нечто новое, хотя и написано, что ничто не ново под солнцем. Что же до нас, то мы ведь не были приглашены на тайный совет к господу богу, — мы не знаем первопричины всего, и поэтому все, что создается вновь, кажется нам тем более восхитительным, чем менее мы сами склонны или способны что-либо сотворить. Поэтому не бойтесь, что дни, которые последуют за этими, окажутся менее интересными, чем прошлые, и со своей стороны подумайте о том, чтобы хорошо исполнить свой долг.

Уазиль сказала, что она полагается на господа, и, благословив их, пожелала всем спокойной ночи. На этом все разошлись по своим комнатам, и окончился пятый день.

Конец пятого дня

День шестой

В шестой день идет разговор о том, как мужчины обманывают женщин, женщины — мужчин и женщины — женщин, побуждаемые скупостью, коварством или жаждою мести.

Вступление

Утром госпожа Уазиль раньше, чем обычно, вышла в трапезную, чтобы подготовиться к чтению Священного писания, но остальным так хотелось поскорее ее услышать, что, узнав об этом, они поспешили одеться и не заставили ее долго себя ждать. Она же, видя такое рвение, прочла им Послание апостола Иоанна, посвященное любви,[372] потому что перед этим она читала и разъясняла им Послание апостола Павла к римлянам. Слова его так понравились всей компании, что, хотя чтение и отняло у них лишних полчаса, им показалось, что не прошло и четверти часа. После этого все пошли слушать утреннюю мессу, и каждый устремил свои помыслы к духу святому, дабы набраться сил для этого дня и увлечь своих друзей занимательною беседой. Пообедав и отдохнув немного, все вернулись к своему привычному времяпрепровождению. И госпожа Уазиль спросила тогда, кто начнет этот день.

— Я предоставляю слово госпоже Уазиль, — отвечала Лонгарина. — Она так замечательно читала нам утром, что не может быть, чтобы она не рассказала нам какую-нибудь историю, которая явится достойным завершением того, что она начала.

— Мне жаль, что сейчас я не могу рассказать вам ничего столь же полезного для вас, как прочитанное утром, — сказала Уазиль, — но тем не менее мораль моего рассказа находится в согласии с Писанием, где говорится: «Не полагайтесь ни на князей мира, ни на сынов человеческих, ибо они не принесут вам спасения». И для того, чтобы, не имея перед глазами примера, взятого из жизни, вы не позабыли об этой истине, я расскажу вам одну правдивую историю, память о которой совсем еще свежа, так что даже на глазах у тех, кто был очевидцем этого грустного происшествия, еще не успели высохнуть слезы.

Новелла пятьдесят первая

Невзирая на обещание, данное жене, герцог Урбинский[373] приказывает повесить одну из девушек, служивших при его дворе, с помощью которой его сын передавал записки избраннице своего сердца, (Юноша собирался жениться на ней, однако отец был против этого брака, ибо считал ее недостаточно богатой и недостойной войти в их дом.)

У герцога Урбинского, папского префекта, женатого на сестре первого герцога Мантуанского, был сын лет восемнадцати — двадцати,[374] который влюбился в девушку из хорошей и благородной семьи, сестру аббата Фарса. И так как обычаи страны не позволяли ему поговорить с нею на свободе, как ему бы хотелось, он воспользовался услугами одного дворянина, находившегося у него на службе, — который был влюблен в девушку из свиты его матери, очень красивую и порядочную, — и через нее стал передавать своей возлюбленной нежные письма. Бедная девушка не видела в этом ничего дурного, она была только рада, что может оказать ему услугу, считая, что, будучи человеком честным и благородным, сын герцога не станет передавать ничего такого, что могло бы ей повредить. Герцог же, заботившийся больше о благе своей семьи, нежели о счастье влюбленных, очень опасался, что любовная связь сына в конце концов принудит его жениться на сестре аббата, и стал за ними следить. И ему донесли, что девушка герцогини замешана в этом деле и что именно она