Улыбка Амура - Ирина Леонидовна Касаткина

а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.

Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.

Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.

− Почему? − срывающимся голосом запричитала она, − Почему Кожухову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет? Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год! Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! − закричала она в трубку. − Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору − я ему все выскажу!

− Предложили быть кандидатом, − сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. − Это значит, без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, − ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня примут. Да я на все согласна, но все равно дико обидно! Почему Таньку Кожухову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась. Настя, где же справедливость?

− А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?

− Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал! Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.

− А Белла Викторовна что?

− Молчала, как рыба! Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, будешь учиться», − сказала. И ушла на работу.

− А вдруг они зимой никого не отчислят?

− Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, у кого по три двойки в сессию, отчисляют − каждый год по нескольку человек. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как − и зачислены, а я нет. Не понимаю!

− Мне папа сказал, что мы живем в неправовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.

− Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят! Ой, Маргарита Львовна! − И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, − это была директор медицинского колледжа. Внимательно выслушав Наталью, она велела им стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.

− Все, Белоконева, тебя зачисли без всяких оговорок, − и директор поцеловала Наташку в щеку. − Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.

− Ой, Маргарита Львовна, правда? − не поверила Наташка. − А что вы ему сказали?

− О, я много чего сказала! Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.

− А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кожуховой и Ленской, и стаж есть.

− Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кожуховой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она там вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.

Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка, взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:

− Мама спрашивает, а у вас не будут из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи − вплоть до Москвы.

− Прорвемся! − Директор погладила Наташку по голове. − Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей, − я твоей маме здоровьем обязана.

Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью − они видели, как дописывали ее фамилию.

− Идем отсюда, − потянула ее за руку Настя, − пока кто-нибудь не прицепился с расспросами. Пошли к тебе, перекусим да поедем за билетами. Я обещала помочь бабушке, там куча дел осталась. Может, и ты со мной?

− Теперь хоть на край света! − Наташка счастливо потянулась и зажмурилась. − Настя, неужели поступила? Боже, как я счастливая! Буду стараться, буду учиться изо всех сил, − вот увидишь!

− Не увижу. Мы ведь последний месяц вместе. Поработаем в лесу, а потом ты уедешь домой, а я в Питер. И когда снова увидимся, неизвестно.

− А ведь правда! − Наташка даже остановилась. − Настя, как же я буду без тебя? У меня, кроме родителей и тебя, никого нет. И Никита далеко. Как я буду одна?

− Подружишься еще с кем-нибудь. Туда Соколова поступила и тоже на педиатрический. Будешь с ней дружить.

− Да никогда! Соколова — ты что? Тебя мне никто не заменит! Но ты же хоть иногда будешь приезжать? Все-таки отец твой здесь, а может, и мама объявится.

− Не знаю. − Настя печально покачала головой. − Отцу я не очень нужна: у него теперь новая семья. А мама − не знаю. Наверно, я ей тоже не нужна, раз она меня бросила. Она сказала бабушке, что я не пропаду, что я уже взрослая.

− Настя, тебя очень любит Никита.

− Наташа, не будем об этом. Я… я не могу говорить на эту тему… мне невыносимо! Не будем, ладно?

− Все, молчу!

Они наскоро перекусили у Натальи, позвонили ее маме, что уезжают к Настиной бабушке и поехали на вокзал за билетами на московский поезд. Купили два плацкартных и с легким сердцем