Форпост (Тетралогия) - Андрей Валерьев

— Что-о-о?! Бегом!

Снова мокнуть никто не захотел и на берег, на ночь глядя, переправлялись на пластмассовой лодочке. Медленно, зато с гарантией. Лодочка сновала туда-сюда, перевозя на берег людей, провиант и кухонные принадлежности. Франц, поняв, что чересчур расслабился, проявил чудеса скорости и всего через час, когда окончательно стемнело, горячий ужин был готов.

'Мда. Не Таня…'

Варево получилось жутко не вкусным. Один плюс — горячее. Согревал этот супчик получше костра. Каждый из измученных докеров проглотил по котелку супа, не обратив никакого внимания на вкус. В посёлок на ночь никто уйти не захотел и, поев, все попадали на берегу, не в силах оторваться от вожделенных лодок.

'Всё! Наконец-то всё! Я. Отсюда. Уйду!'

В животе приятно булькало. Вил развёл для себя маленький костерок, улёгся на камышовую подстилку и, улыбнувшись, уснул.

Ему снились его жена и дочь.

— Докладывай, — Ивану не спалось. — Чего там?

Виталик словно только этого и ждал. Он моментально сел рядом и выдал совершенно невообразимую фразу.

Вроде звучала она на русском, но…

— Брррр! Виталик!

Ваня помотал головой.

— По-русски!

— А… э… из… извините.

Было видно, что нормальная речь даётся Петрову нелегко, но он честно старался, проговаривая слова медленно, часто задумываясь над их смыслом.

— С корабля этого Олег всё ещё в прошлый раз вывез. Здесь весь… э… груз с самолётов. Окна. Лампы. Проводка. Аккумуляторы. Большие. Три штуки. Тросики. Болты и гайки. Мелочь, в основном. Килограммов сто. Ещё этот, Вил, всякой электроники свинтил. Ещё килограмм двести. Да, и это, Иван Андреевич, он мне в посёлке нычку показал. Они в один дом, покрепче, кресел кожаных затарили. Штук тридцать.

'Ага. Первый класс?'

— Потом, не до кресел сейчас. Не пропадут они там?

— Нет.

— Ещё что?

— Хлам. Железки всякие.

Иван кивнул, мол, понятно и, завернувшись в шкуру, тоже лёг спать.

— Ты, Виталя, сегодня не спи. Понял?

Приглушённо звякнул о камень громадный топор зека.

— Базара… э… есть не спать, гражданин начальник.

'Горбатого только могила исправит'

Буксирный трос всё-таки лопнул. Звонко тренькнув, он со свистом рассёк воздух и крепко приложил по спине справлявшего на корме 'Беды' нужду американца. Тот взвизгнул и улетел за борт. На его счастье рядом оказался ещё один 'засранец' — тот не растерялся и заорал stop, а затем тоже сиганул в море. Несчастного выловили, но на этом беды не кончились. На трофее всё было гораздо хуже. Другая часть троса стальным бичом прошлась прямо по голове одного из пассажиров трофея, сразив беднягу наповал. Вдобавок, погода резко испортилась, налетел сильный и, сука, ледяной ветер и вокруг лодочек, болтавшихся в открытом море, заплясали громадные волны.

На 'Беде' натянули тент и прибавили ходу. Лодка ходила кругами вокруг заливаемой волнами подруги. Десяток мужчин на её борту орали благим матом и лихорадочно работали вёдрами, вычерпывая воду. Судёнышко временами скрывалось за водяными холмами и Ивану из рубки казалось, что больше он его не увидит. Однако 'трофей' тонуть никак не желал, всякий раз упрямо выскакивая наверх. Его перепуганная команда продолжала орать, но дело своё люди делали — они боролись за свою жизнь изо всех сил. Пассажиры 'Беды' тоже не теряли времени даром — половина мужчин лихорадочно ставила дополнительный крепёж на груз, а трое ребят во главе с пилотом размотали бухту стального тросика и, приделав к ней стальную загогулину, принялись спасать друзей.

'Настоящие мужчины!'

Вил привязался верёвкой к рубке и принялся швырять трос, но всё время мимо. Чаще всего, несмотря на то, что Иван старался держаться как можно ближе, слабосильный канадец просто не добрасывал трос до цели, да и тяжелогружёный трофей мотало на волнах вверх-вниз, а борта его были едва видны.

'Пипец!'

Это был ПЕРВЫЙ настоящий шторм в открытом море, в который попала 'Беда'. Маляренко всё крепче сжимал штурвал, но в животе уже разливался холод, а ноги предательски подрагивали. Это была стихия. И с ней он НИЧЕГО не мог сделать.

'Беда' медленно штурмовала водяные холмы, взбираясь наверх и быстро скатываясь вниз. Нос лодки при этом так сильно бил о воду, что тент не выдержал и лопнул. По палубе загуляли волны, но делать было нечего. Сворачивать с курса было нельзя — бросить людей Иван не мог.

— Франц. Ходу!

Ваня заложил руль вправо, обходя тонущих борт в борт. В окошко рубки Маляренко прекрасно видел, как на корме, рядом с сильно не могучим Вилом, возникла тощая и широкоплечая фигура Виталика и оттеснила канадца от борта.

— Начальник. Давай!

Бывший зек раскручивал одной рукой тяжеленный моток троса, на конце которого была прицеплена какая-то загогулина. Другой рукой Виталик из последних сил держался за рубку. 'Беда' снова зарылась носом в волну, крепко приложившись корпусом и подняв тучу брызг, и в это мгновение Ивану некстати пришла мысль.

'А ведь он даже не привязан!'

Похоже, эта мысль посетила не только капитана, потому что оттёртый зеком канадец сел на палубу, упёрся ногами в фальшборт и обеими руками намертво вцепился в ремень Виталика.

— Франц! Твою мать! Ходу!

Виталик оказался чересчур метким. На трофее с перебитым плечом свалился ещё один человек, но остальные шустро подхватили спасительный трос и привязали его к носу лодки. Шторм ещё не кончился, но обе лодки уверенно пошли вперёд, стараясь держаться так, чтобы волны накатывали сзади, а не били в борт. Команда трофея, сжав зубы, работала на износ, вычёрпывая воду. Вёдер у них было всего два, и Иван видел, как ежеминутно менялись измученные люди. За одну минуту из трофея выбрасывалось тридцать вёдер воды. Сколько вёдер за эту минуту в лодку заливалось, Иван не знал, но люди боролись и не сдавались. Оставалось только ждать, кто выдохнется раньше: шторм или экипаж.

Выдохлись оба. Люди лежали вповалку, не в силах пошевелиться, а шторм немного утих. Трофей подтянули к 'Беде' и Иван сменил команду. Обессиленный экипаж 'трофея' загнали в трюм 'Беды', сушиться и отдыхать, а на грузовик перешёл десяток Вила. Шторм тоже вспомнил, что его дело ещё не закончено и по морю снова пошли большие волны, а в ушах непрерывно загудел ветер.

— Ходу, Франц, ходу.

Вдали, на фоне чёрного грозового неба, тонкой светло-серой полоской показался северный берег острова Крым.

Над рощей, в которой скрывалось Юрьево, светил огонёк. В монокуляр Иван с удовольствием рассмотрел торчавшую над деревьями вышку, на которой был установлен прожектор. За этой вышкой Маляренко рассмотрел ещё две, пониже и пожиже, но зато с ветряками.