«Крестоносцы» войны - Стефан Гейм

Никто ведь не заставляет его действовать. Можно выбросить из головы и профессора, и Келлермана. Две из многих жертв концлагеря. В сущности, это мелочь, незначительный эпизод. Такая же мелочь — как приход к нему Торпа когда-то, в Нормандии. Мелочь — память двух молодых людей, давно уже казненных, погребенных в безвестной, безымянной могиле.

Он потянулся к телефону и набрал номер Люмиса.

— Хелло, капитан! — сказал он, услышав в трубке гнусавый голос Люмиса. — Говорит Иетс, из газеты.

Люмис не проявил особого восторга.

— Помните девушку, которую я к вам направил с месяц назад, — Марианну Зекендорф?

Ему показалось, будто в трубке раздался стон.

— Что, ее тогда проверяли через контрразведку?

— А я почем знаю? — огрызнулся Люмис. — Я послал запрос, и все. Чего вы от меня еще хотите?

— Что-нибудь выяснилось?

— Не знаю. Мне не сообщали.

— Ну ладно… А вы не знаете, где ее сейчас можно найти?

Люмис почему-то пришел в ярость. Он долго ругался и закончил словами:

— Спросите Уиллоуби!

Иетс на мгновение оторопел. Потом спросил:

— При чем тут Уиллоуби? Какое она имеет к нему отношение?

Люмис в трубке захохотал. Затем язвительно осведомился:

— Вас это интересует? — и, наконец, пропел что-то режущим уши фальцетом. Впрочем, слова можно было разобрать: «Ах, папочка, ах, папочка, всем сердцем я твоя!»

Иетс тихо положил трубку. С минуту он молчал, задумавшись. Его вернуло к действительности покашливание Келлермана.

— Мы вам еще нужны, лейтенант?

— Да, — с внезапной решимостью сказал Иетс. — Нужны. — Он снова взялся за телефон, и, услышав ответ, сказал в трубку: — Трой?… Это Иетс… Ничего, все в порядке. Слушайте, мне нужно срочно навести одну справку. Только это между нами, совершенно секретно… Есть особа, называющая себя Марианной Зекендорф… Ее должны были проверить через контрразведку… Узнайте, где она сейчас и какое она имеет отношение к нашему общему другу У… Я у вас буду через двадцать минут. Вы можете сейчас же взяться за дело?… Да? Чудно… Все! Честь имею!

Иетс потирал руки. Он вызвал Абрамеску и распорядился покормить Зекендорфа и Келлермана. Потом он выбрался из подвала наверх и, щурясь от дневного света, уселся в свой виллис и укатил.

Трой глазами следил за Иетсом. Иетс сердито шагал по комнате, его обычно спокойное лицо подергивалось, волосы растрепались от порывистого движения, которым он стащил с головы фуражку, руки рубили воздух, подчеркивая слова.

Трой потихоньку радовался, видя волнение этого человека, который обычно всегда знал, что и когда сказать.

Иетс сделал крутой поворот и остановился перед Троем. Гримаса отвращения углубила складки, пролегавшие от крыльев его острого носа к углам рта.

— И ведь это я сам ее направил к вам в комендатуру!

— А зачем?

— Потому что у меня не было для нее никакой работы, и еще потому, что она мне не понравилась.

Трой взял в руки папку, на которой большими черными буквами было написано: «Марианна Зекендорф. Материал расследования». — Он широко улыбнулся Иетсу и спросил: — Вы что ж, хотите, чтоб я это записал в дело?

— Не острите, — мрачно сказал Иетс. — Мы сваляли тут большого дурака, все мы, и я не знаю, почему вы так благодушно настроены.

— Откуда же мне было знать, что и у вас рыльце в пушку? — невинно возразил Трой.

— Вы все обязаны знать! — отрезал Иетс. — Почему контрразведка не проверила ее личность? Человек у вас числился в штате!

Трой выразительно развел руками:

— Голубчик, я же непосредственно никаких запросов не получал. Ко мне все поступает через Уиллоуби. Не было приказа заняться этим делом, я и не занимался. Это ведь армия! Так что напрасно вы кипятитесь.

— Но вы сами сказали…

Трой вытер свой крутой лоб.

— Слушайте, Иетс. Вы мне позвонили полчаса назад. — Его большая рука легла на папку с материалами. — И я сейчас же стал действовать. За эти полчаса не была потеряна ни одна минута. У нас, во всяком случае, есть от чего отправляться. Из отчетов гражданской автобазы мы знаем, что ваша Марианна…

— Пожалуйста, не называйте ее моей Марианной!

— Ладно, не буду. Мы знаем, что Марианна Зекендорф живет в замке Ринтелен. Мы знаем, что поселил ее там Уиллоуби. Мы знаем, что почти каждый вечер он либо сам ездит туда, либо посылает за ней шофера. И мы знаем, что она всех нас водит за нос, а главным образом Уиллоуби. Что вы можете предложить?

— Вы — начальник отдела общественной безопасности, — злорадно отозвался Иетс. — Вам и решать…

Трой сказал:

— Было бы неплохо сцапать ее там, в замке, привезти сюда, и чтоб вы ей задали хорошую трепку.

— А что это нам даст? — Иетс сел на скамейку у стены, предназначенную для жалобщиков-немцев. — Она ведь уже не работает в военной администрации. А для предмета любовных утех Уиллоуби стаж политической борьбы с нацизмом, кажется, не обязателен.

— Это халатность, если не больше, — заспорил Трой. — Почему он отменил проверку личности?

— Потому что она больше не сотрудник. Потому что его личные приятельницы контрразведке не подведомственны. Именно так он и скажет, когда его спросят. Если вообще будут спрашивать.

— Можно поднять такой скандал, что узнает Фарриш. А Фарриш не любит, когда у него в хозяйстве что-нибудь не так.

Иетс встал со скамьи. Он подошел к столу и исподлобья взглянул в лицо Трою.

— Мне не нравится ваш подход. Слишком мелко… Это Уиллоуби мог бы себя так вести, если бы вдруг застал врасплох человека, к которому он давно подбирается.

— Глупости! — Трой нахмурил брови. — Меня выжили отовсюду, где я мог с чистой совестью делать свое дело. Я должен цепляться за эту должность, в которой я завишу от милости Уиллоуби. Как же мне защищать себя — в белых перчатках?

Иетс переменил тон.

— Я очень сожалею… — начал он.

— А вы не сожалейте. Давайте лучше действовать. Нельзя это так оставить. Что-нибудь да выйдет из этого. Посоветуемся с Девиттом.

Несколько удивленный таким предложением со стороны Троя, Иетс признался:

— Я сам об этом думал.

— Не воображайте, что я хочу жаловаться старшим! — сказал Трой, почувствовав удивление Иетса. — Просто — отчего не поговорить с хорошим стариком!

— Согласен! — сказал Иетс. Марианна Зекендорф, ринтеленовское поместье, Креммен — все это было как-то связано между собой; и где ни копнешь, всюду чуялось неладное. Не то чтобы совсем уж неладное, ничего противозаконного, никаких данных для прямого обвинения. С внешней стороны все казалось совершенно гладко. Но, может быть, невинный обман Марианны Зекендорф окажется той трещиной, куда можно вбить клин, чтобы расшатать всю постройку.

Запустить руку прямо в осиное гнездо личных связей Уиллоуби, его планов, замыслов и махинаций — значило объявить ему открытую войну. В ходе этой войны он и Трой рисковали столкнуться и с Фарришем. Тут нужна была поддержка, хотя бы моральная.

За коктейлями, перед обедом, они завели с Девиттом разговор и нарисовали ему всю картину. Девитт задал им много вопросов. Самый существенный из этих вопросов был:

— Знаете ли вы, дети мои, на что идете?

Иетс ответил за обоих:

— Знаем.

Морщинки у глаз Девитта разбежались лучиками в улыбке.

— Ну что ж, тогда — к делу, — сказал он.

8

Для Уиллоуби выдался на редкость удачный день.

Генерал его ни разу не вызвал. Во всех отделах комендатуры все шло своим заведенным порядком, а потому ровно в пять часов он смог отбыть к себе в Гранд-отель, где ему предстояла приватная беседа с Лемлейном. А вечером должна была приехать Марианна.

Все складывалось как нельзя лучше: частные дела следовали за служебными, удовольствия — за трудами. В такие дни все, что от человека требуется, — это мелкие организационные мероприятия: распорядиться, чтобы с гражданской автобазы за Марианной вовремя была послана машина; дать Лемлейну понять, что пора выполнить данные обещания.

Лемлейн явился минута в минуту. В руках у бургомистра был светло-коричневый сафьяновый портфель с золотыми инициалами Уиллоуби на клапане.

— Этот портфель, — сказал Лемлейн, — есть знак глубокого уважения жителей Креммена к своему военному коменданту. Содержимое же, сэр, составляет своего рода репарацию. Фрау фон Ринтелен, члены ее семейства и я счастливы возвратить законному владельцу утраченные им акции ринтеленовских предприятий вкупе со всеми необходимыми документами. Желаете просмотреть?

— А как же! — весело сказал Уиллоуби. — Мешок великолепен, но я все же хочу взглянуть на кота.

И они просидели добрых два часа, проверяя счета и расписки, пересчитывая хрустящие листы гербовой бумаги, набрасывая длинные столбцы цифр, складывая и умножая. Косые лучи заходящего солнца озаряли лоснящиеся щеки Уиллоуби, и даже Лемлейн в этом освещении казался не таким безнадежно серым. Но вот наступили сумерки. Уиллоуби глубоко вздохнул, собрал бумаги, запер портфель и засунул его в чемодан между брюками.