Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

«Я поставлю диагноз старикану, – цинично подумал он, – даже если для этого мне придется изобрести новую болезнь».

Этим утром обычная работа вызвала у него чувство утомления. Быть может, доктор Нортон оставит этот лакомый кусочек для себя, а Биллу не даст и взглянуть? Но в одиннадцать утра он встретил своего начальника в коридоре.

– Сенатор прибыл, – сказал он. – Я поставил предварительный диагноз. Идите запишите анамнез. Проведите осмотр побыстрее и сделайте ему стандартные анализы.

– Хорошо, – сказал Билл, но без особого рвения.

Кажется, весь его энтузиазм улетучился. Взяв инструменты и бланк медицинской карты, он отправился в палату сенатора.

– Доброе утро, – начал он. – Немного устали с дороги?

Бочкообразный человек перевернулся и посмотрел на него.

– Вымотался, – неожиданно пропищал он. – Совсем.

Билла это не удивило; он и сам чувствовал себя так, будто преодолел тысячи миль во всевозможных экипажах и его внутренности, включая и мозги, от тряски превратились в один взбитый ком.

Он взял медицинскую карту:

– Ваша профессия?

– Законодатель.

– Вы употребляете алкоголь?

Сенатор приподнялся на локте и разразился тирадой:

– Полегче, молодой человек, моим оппонентам этого никогда не дождаться! До тех пор, пока действует восемнадцатая поправка… – Тут он стих.

– Вы употребляете алкоголь? – терпеливо повторил Билл.

– Ну, да.

– В каких количествах?

– Несколько стаканчиков, ежедневно. Я не считаю. Кстати, загляните в мой портфель, там моя рентгенограмма легких. Делал несколько лет назад.

Билл достал снимок, посмотрел и почувствовал, что все вокруг неожиданно сошли с ума.

– Это снимок живота, и живот женский, – сказал он.

– Ох, они все перепутали, – сказал сенатор. – Это моей жены!

Билл прошел в душевую, чтобы вымыть термометр. Вернувшись, он стал проверять пульс сенатора и удивился, когда заметил, что сенатор как-то странно на него смотрит.

– В чем дело? – спросил сенатор. – Кто тут пациент – вы или я? – Он резко выдернул свою руку из руки Билла. – У вас ледяные руки. И еще вы засунули термометр себе в рот!

Лишь в этот момент Билл осознал, как ему плохо. Он нажал кнопку вызова медсестры, пошатнулся и осел на стул, а в его животе волна за волной закружила боль.

Очнулся он с чувством, что провел в постели много часов. В голове стучал лихорадочный пульс, во всем теле чувствовалась проникающая слабость, а разбудили его новые приступы боли в животе. На другом конце комнаты в кресле сидел доктор Джордж Шульц, у него на коленях лежал знакомый бланк медицинской карты.

– Какого черта, – слабым голосом сказал Билл. – Что за чертовщина такая со мной? Что случилось?

– Все в порядке, – сказал Джордж. – Просто лежи.

Билл попытался сесть в кровати, но обнаружил, что слишком слаб.

– Лежи! – скептически повторил он. – Кто я, по-твоему, такой – какой-то тупой пациент? Я спрашиваю тебя: что со мной случилось?

– Именно это мы и пытаемся выяснить. Кстати, сколько тебе полных лет?

– Сколько лет? – воскликнул Билл. – Сто десять в тени! Меня зовут Аль Капоне, я уже давно на игле. Нацарапай это на своей проклятой бумажке и пошли ее Санта-Клаусу. Я спрашиваю тебя: что со мной?

– А я отвечаю, что именно это мы и пытаемся выяснить, – твердо, но слегка нервничая, ответил Джордж. – А теперь успокойся.

– Успокойся! – воскликнул Билл. – У меня жар, а рядом сидит слабоумный интерн и спрашивает, сколько у меня пломб в зубах! Ставь мне градусник и выметайся вон отсюда!

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Джордж. – Я как раз собирался…

Он засунул термометр в рот Биллу и стал отсчитывать пульс, но Билл промычал: «Я сам свой пульс проверю» – и выдернул руку. Через две минуты Джордж молча извлек термометр и пошел с ним к окну – и этот акт вероломства заставил Билла выскочить из постели.

– Я сам посмотрю термометр! – воскликнул он. – Эй, ты! Я желаю знать, что там на термометре!

Джордж быстро стряхнул ртутный столбик и убрал прибор в футляр.

– У нас здесь так не делается, – сказал он.

– Неужели? Ну что ж, тогда я пойду туда, где работают люди с мозгами!

Джордж приготовил шприц и две небольшие стеклянные пластинки.

Билл издал стон:

– Неужели ты думаешь, что я позволю тебе это сделать? Всему, что ты знаешь о биохимии крови, научил тебя я! О господи, да ведь я даже делал за тебя домашние задания, и вот ты здесь и собираешься проковырять дыру в моей руке!

Как всегда сильно потея от волнения, Джордж вызвал сиделку, надеясь, что присутствие женщины успокоит Билла. Но женщина оказалась не та.

– Еще одна идиотка! – воскликнул Билл, когда она вошла. – Думаете, что я так и буду тут лежать и терпеть весь этот бардак? Почему никто ко мне не идет? Почему никто ничего не сделает? Где доктор Нортон?

– Он будет днем.

– Днем? Да я уже в могиле буду днем! Почему его нет утром? Уехал на какую-нибудь светскую гулянку, а я должен тут валяться в окружении болванов, потерявших разум и даже не подозревающих об этом! Что ты там пишешь? Что мой «язык высовывается свободно, дрожь отсутствует»? Дайте мне туфли и халат! Я хочу всем сказать, что вас давно пора упрятать в психушку!

Они уложили его в постель, откуда он с бесконечным укором стал глядеть на Джорджа.

– Ты, которому я сам объяснял весь курс токсикологии, собираешься ставить мне диагноз? Ну что ж, давай! Что у меня? Почему мой живот как в огне? Это аппендицит? Каков уровень лейкоцитов?

– Да откуда я могу знать уровень лейкоцитов, когда ты…

Издав вздох, исполненный бесконечного отчаяния по поводу глупости человеческой, Билл расслабился, исчерпав все свои силы.

В два часа приехал доктор Нортон. Его присутствие должно было подействовать благотворно, но к этому моменту пациент уже находился в сильном нервном возбуждении.

– Послушайте, Билл, – сухо сказал он. – До меня дошел слух, что вы не даете Джорджу осмотреть ваше горло?

– Потому что я чуть не задохнулся, когда он нарочно засунул стек поглубже, – воскликнул Билл. – Как только встану на ноги, я ему самому в глотку доску запихну!

– Ну, хватит. Вы в курсе, что юная мисс Кэри рыдает? Она говорит, что бросит работу. Она говорит, что еще никто никогда ее так не разочаровывал.

– Аналогично. Скажите ей, что я тоже брошу работу. После всего этого я хочу людей убивать, а не лечить. Никто даже не попытался мне помочь, когда потребовалось!

Через час доктор Нортон встал:

– Ну что ж, Билл, ловлю вас на слове и рассказываю, как обстоят дела. Я открою карты и скажу, что мы не знаем, что с вами. Только что принесли утреннюю рентгенограмму, и теперь мы уверены, что это не желчный пузырь. Имеется вероятность острого пищевого отравления, а также тромбоза брыжечных сосудов либо же это что-то иное. Потерпите, Билл.

Совершив усилие, не без помощи успокоительного, Билл обрел над собой относительный контроль, но на следующее утро снова вышел из себя, когда прибыл Джордж Шульц, чтобы сделать ему подкожную инъекцию питательного раствора.

– Но я не переношу капельницу! – пришел в ярость Билл. – Я терпеть не могу уколов, а давать тебе иглу в руки – это все равно что дать грудничку в руки пулемет!

– Доктор Нортон приказал не давать тебе ничего орально.

– Тогда давай внутривенно.

– Так лучше.

– Что я с тобой сделаю, когда выздоровею! Я буду набивать тебя чем попало, пока ты не станешь похож на бочонок! Я сделаю это! Я найму кого-нибудь, чтобы тебя держать!

Спустя сорок восемь часов доктор Нортон и доктор Шульц собрались на консилиум в кабинете последнего.

– Вот так вот, – без всякой жалости сказал Джордж. – Он прямым текстом отказывается от операции.

– Гм… – Доктор Нортон задумался. – Это плохо.

– Имеется явная опасность прободения.

– И вы говорите, что его основное возражение…

– … что диагноз поставил я. Он говорит, что я вспомнил фразу «заворот кишечника» из какой-то книжки и теперь пытаюсь узнать на нем, что это такое. – Джордж добавил, стесняясь: – Он, конечно, всегда доминировал, но такого я еще не видел. Сегодня он заявил, что у него острый панкреатит, однако никаких убедительных симптомов так и не указал.