О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова

Ему казалось, что Юра вспылит или обидится. Ведь, в конце концов, Володя не может приказать взрослому человеку запереться дома и выходить на улицу только под наблюдением. Но Юра лишь откинулся в кресле, склонил голову сначала в одну сторону, потом в другую. Размышляя о чём-то, будто что-то оценивая, он кивнул и строго спросил:

— Приставишь ко мне охрану?

Володя хохотнул:

— А что, почему бы и нет?

— Кого? — Юра сощурился. — Если это будешь лично ты, то я согласен.

— Конечно я. Никому другому я ни за что не доверю настолько ответственную задачу.

Глава 19. Несвободное падение

Юра не нашёл вдохновения в галерее. Он не говорил об этом прямо, но Володя всё понял без слов, потому что за следующие пару дней ни разу не увидел его за пианино.

Помня, как Юра обижался на Йонаса за нелюбовь к своей музыке, Володя пообещал себе, что будет интересоваться Юриным творчеством как можно чаще. В офисе он старался не забывать спрашивать Юру об успехах через ICQ, а возвращаясь домой, просил сыграть то, над чем он работал весь день.

В субботу, проснувшись раньше обычного, Юра сразу же закрылся в своём кабинете, но спустился к завтраку. С благодарностью принял из рук Володи чашку кофе, немного виновато посмотрел на него и сказал:

— Володь, а ты не расстроишься, если я попрошу тебя эти выходные провести порознь? Мне что-то очень тяжело даётся работа над «Мастером и Маргаритой», хочу засесть в кабинете, отгородиться от мира и погрузиться в контекст целиком и полностью.

Разве мог Володя отказать? Конечно, ему хотелось как можно больше времени проводить вместе, но он понимал, что музыка для Юры важнее всего на свете, и готов был идти на любые жертвы, лишь бы он ею занимался.

— Юр, я всё понимаю и совсем не против, раз твоя работа того требует. — А увидев благодарную улыбку, Володя добавил: — Но, пожалуйста, про еду и сон не забывай, мой Мастер.

Юра чмокнул его в губы.

— Обещаю, что по ночам буду полностью в твоём распоряжении.

Володя нашёл чем себя занять. В субботу он полдня изучал немецкий, а в воскресенье убирался на участке — давно пора было это сделать. На улице уже всё зеленело и цвело, а в саду после зимы до сих пор валялись прошлогодние листья.

Юра действительно работал — со второго этажа почти всё время доносилась музыка. Правда, чаще — записи, среди которых Володя иногда улавливал нечто отдалённо знакомое. Живой фортепианный звук слышался редко — и то какой-то обрывистый и нескладный, будто Юра пытался что-то наиграть и тут же бросал. На первый этаж он спускался всего пару раз — выходил либо перекусить, либо сварить кофе. Володя его не трогал и ни о чём не спрашивал — не хотел мешать. Юра появлялся в спальне ближе к трём ночи, ложился к Володе под одеяло и почти сразу засыпал, пристроившись под боком.

Казалось, что всё в порядке: Юра работал над спектаклем, процесс пошёл. Но, вернувшись домой в понедельник, Володя так и замер на пороге от изумления. Невыгулянная Герда пулей бросилась на улицу, едва перед ней открылась дверь. Видимо, Юра заработался и забыл её выпустить. Володя было махнул на это рукой, но, зайдя на кухню, обомлел от царящего там бардака. Он всё понимал, видимо, творчество Юры было важнее уборки, но разве она заняла бы так много времени? Ведь Юра знал, что Володя вернётся с работы поздно и уставший.

Подавив раздражение, он хотел сделать Юре замечание, что хотя бы посуду можно было помыть. Но тут же посмотрел на диван в гостиной, и желание ругаться вмиг пропало. Юра лежал в полной тишине, будто спал, но, приблизившись, Володя заметил, что его глаза распахнуты, а взгляд устремлён в никуда. Юра выглядел усталым и подавленным.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил Володя.

— Нет, всё хорошо. Просто устал.

— Ты написал что-нибудь? Можно послушать? — аккуратно поинтересовался Володя, подходя к нему.

— Нет и нет, — пробормотал Юра, не поднимая головы.

— Что с тобой? — спросил Володя, опускаясь рядом на пол. — Мне показалось, что в выходные ты поработал очень продуктивно.

— Не знаю. Не пишется, — ответил Юра, подставляя губы для поцелуя. — Два дня пытался написать что-то цельное и вразумительное, но ничего не вышло.

— Почему же так?

— Акклиматизация, видимо. — Юра пожал плечами и уставился на него грустными глазами.

Володя вздохнул, погладил его по голове, коснулся губами волос, прошептал в них:

— Юрочка, ну что с тобой такое?

— Сам не знаю. Вроде бы мыслей много, но не могу заставить себя сесть за инструмент и записать их. Хожу вокруг него, что-то наигрываю, но всё не так.

— Что мне сделать? Как тебе помочь?

— Никак. Ты вообще тут ни при чём. Мне до сих пор не выслали сценарий. Как получу его — дело пойдёт. Просто мне очень непривычно, что вообще нет идей. От этого как-то тревожно — не творческий кризис ли это?

Володя представлял, что такое «творческий кризис», но понятия не имел, от чего он начинается и зависит, как проявляется. Но попытался утешить Юру:

— Не будь пессимистом — почему сразу кризис? Без сценария у тебя просто отсутствует постановка задачи, правильно ведь?

— Да-а… — задумчиво протянул Юра и уже веселее добавил: — А ведь ты прав! Так здорово, что ты интересуешься моей работой и поддерживаешь меня. Это так приятно.

— А мне будет приятно, если ты помоешь посуду и почистишь лук.

Юра недовольно замычал, но всё-таки встал с дивана и поплёлся помогать.

Следующим вечером Володя снова вернулся поздно. Приготовился увидеть тот же бардак, что вчера, и услышать ту же тишину, отворил дверь, но на него обрушилась музыка. Володя не поверил своим ушам — это была не запись. Юра играл!

От музыки тугой узел, что все эти дни скручивался в груди, ослаб. Стало так радостно, что Володя начал подпевать незнакомой мелодии, ни разу не попав в такт.