Маленький друг - Донна Тартт

– Ну ладно, – вздохнул врач и вытащил деревянный шпатель у нее изо рта.

Гарриет улеглась. Живот резко, болезненно скрутило. Под закрытыми веками запульсировал оранжевый свет.

Врач разговаривал с Эди.

– Невролог принимает раз в две недели, – объяснял он. – Но, может быть, он сумеет выбраться из Джексона завтра или послезавтра…

Он все говорил и говорил что-то монотонным голосом. У Гарриет снова скрутило желудок, и спазм был до того болезненный, что она свернулась клубочком, прижала руки к животу. Наконец отпустило. Так, думала Гарриет, обмякнув от облегчения, все-все, теперь все.

– Гарриет, – громко сказала Эди, очень громко, и Гарриет поняла, что заснула, ну или засыпала, – посмотри на меня.

Гарриет послушно открыла глаза, свет был до боли ярким.

– Видите, какие у нее глаза. Видите, какие красные? Это какая-то инфекция.

– Симптомы неочевидные. Надо дождаться результатов анализов. И снова дикая резь в животе, Гарриет отвернулась от света, перекатилась на живот. Она знала, почему у нее глаза красные, в них попала отравленная вода.

– А диарея? А температура? Господи, да посмотрите, какие у нее черные пятна на шее. Как будто ее кто-то душил. Я вам так скажу.

– Возможно, отчасти дело в инфекции, но судороги у нее не фебрильные. Фебрильные, то есть.

– Я знаю, что это такое, я была медсестрой, – резко перебила его Эди.

– Тогда вы должны знать, что в первую очередь мы должны исключить расстройство нервной системы, – так же резко ответил врач.

– Но все остальные симптомы.

– Неочевидные. Как я и сказал. Назначим антибиотики, начнем инфузионную терапию. Завтра к вечеру электролиты и кровь должны прийти в норму.

Теперь Гарриет внимательно слушала их разговор, ждала, когда можно будет вставить слово. Наконец ждать больше не было сил, и она выпалила:

– Мне нужно выйти.

Эди с врачом взглянули на нее.

– Ну ладно, иди, – сказал врач, величественно, по-иноземному помахав рукой, и покивал ей, будто махараджа. Гарриет спрыгнула со стола, услышала, как он позвал медсестру.

Но за ширмой никого не было, медсестра так и не пришла, и Гарриет в отчаянии выскочила в коридор. Другая медсестра, глазки у которой были маленькие и блестящие, будто у слона, вышла из-за стойки, прошаркала к ней.

– Заблудилась? – спросила она.

Она медленно, неуклюже нагнулась к Гарриет, протянула ей руку.

Но увидев, до чего она неповоротливая, Гарриет запаниковала, замотала головой и помчалась дальше. Она неслась по коридору, где не было ни единого окна, не замечая ничего, кроме двери в самом его конце, на которой была нарисована женская фигурка. И поэтому, пробегая мимо ряда стульев, стоявших в боковом коридорчике, Гарриет даже не остановилась, услышав что-то вроде:

– Гат!

Но Кертис внезапно вырос у нее на пути. За ним, положив руку Кертису на плечо, стоял проповедник (громы, молнии и гремучие змеи), он был весь в черном, а кроваво-красная метина у него на лице выделялась, будто яблочко мишени.

Гарриет уставилась на них. Потом развернулась и помчалась обратно, по яркому стерильному коридору. Но скользкий пол ушел у нее из-под ног, и она споткнулась, растянулась на полу, перекатилась на спину, закрыла глаза руками.

Чьи-то быстрые шаги – закрякали по плиткам резиновые подошвы, и над Гарриет склонилась та, первая медсестра (молодая, с кольцами и разноцветным макияжем). На бейджике у нее было написано: “Бонни Фентон”.

– Оп-шлеп! – жизнерадостно сказала она. – Ушиблась?

Повиснув у медсестры на руке, Гарриет не сводила взгляда с ее раскрашенного лица. Бонни Фентон, повторяла она, словно имя было защитным магическим заклинанием. Бонни Фентон, Бонни Фентон, Бонни Фентон, медсестра…

– Вот поэтому нам нельзя бегать по коридорам! – сказала медсестра.

Говорила она слегка наигранно и обращалась не к Гарриет, а к кому-то еще, и тут Гарриет увидела, как из отгороженного ширмой закутка выходят Эди и врач. Гарриет вскочила, чувствуя, что проповедник так и буравит взглядом ей спину, подбежала к Эди и прижалась к ней.

– Эди, – закричала она, – забери меня домой, забери меня домой!

– Гарриет! Да что с тобой такое?

– Если ты уедешь домой, – сказал доктор, – как же мы тогда узнаем, что с тобой стряслось?

Он старался говорить приветливо, но лицо у него было угрюмое, а подглазья – восковые, будто оплывшие, и внезапно он показался Гарриет очень страшным. Гарриет заплакала.

Эди невозмутимо похлопала ее по спине, и от этого движения – очень бодрого, очень деловитого, очень типичного для Эди – Гарриет зарыдала еще громче.

– Она сама не своя.

– Обычно после припадка их клонит в сон. Но если она переволновалась, мы ей можем дать какое-нибудь легкое успокоительное.

Гарриет боязливо оглянулась. Но в коридоре никого не было. Она потрогала коленку, которую ушибла во время падения. Она от кого-то убегала, упала и ударилась – это все произошло на самом деле, это ей не приснилось.

Медсестра Бонни отцепила Гарриет от Эди. Медсестра Бонни увела Гарриет обратно за ширму… Медсестра Бонни отперла шкафчик, набрала в шприц лекарство из маленькой бутылочки.

– Эди! – завизжала Гарриет.

– Гарриет, – Эди просунула голову за ширму, – ну, не глупи, это обычный укол.

Услышав ее слова, Гарриет только сильнее зашлась в рыданиях.

– Эди, – умоляла она, – Эди, забери меня домой. Мне страшно. Не оставляй меня тут. Они за мной гонятся. Я…

Она отвернулась, дернулась, когда медсестра сделала укол. Хотела было сползти с кушетки, но медсестра ухватила ее за руку:

– Погоди, зайчик, это еще не все.

– Эди! Я. Нет, не хочу! – Она отшатнулась от медсестры Бонни, которая зашла с другой стороны и теперь надвигалась на нее с новым шприцом.

Медсестра рассмеялась – вежливо, но без особого веселья – и умоляюще взглянула на Эди.

– Не хочу спать. Не хочу спать! – закричала Гарриет, которую вдруг все разом окружили, и принялась отталкивать Эди, вырываться из мягкой, настойчивой хватки медсестры Бонни и ее золотых колец. – Я боюсь! Я.

– Такой маленькой иголочки? – Ласковая медсестра Бонни вдруг заговорила сухо и слегка угрожающе. – Не глупи. Всего один крохотный укольчик и.

Эди сказала:

– Ну, я тогда поеду домой.

– ЭДИ!

– Давай-ка потише, лапуля, – сказала медсестра, засадила иголку Гарриет в руку и нажала на поршень.

– Эди! Нет! Они здесь! Не уходи! Не.

– Я вернусь. Выслушай меня, – Эди вскинула голову, умело оборвала истеричные причитания Гарриет. – Мне нужно отвезти Эллисон домой, а потом я заскочу к себе, соберу кое-какие вещи, – она обернулась к медсестре. – Поставите у нее в палате еще одну койку?

– Конечно, мэм.

Гарриет потерла след от укола. Койка. Слово это звучало так по-детски, так успокаивающе – как покой, или кот, или как детское прозвище Гарриет – Готтентот. Она будто вертела это слово на языке, округлое, милое слово – гладкое, твердое, темное, будто комочек сухого солодового молока.

Вокруг все улыбались, и она заулыбалась в ответ.

– А кто-то у нас хочет баиньки, – услышала она голос медсестры Бонни.

Где же Эди? Глаза у Гарриет закрывались сами собой. На нее навалилось громадное небо, облака несутся в сказочную темноту. Гарриет закрыла глаза, увидела дрожащие ветви деревьев и моментально уснула.

Заложив руки за спину, Юджин слонялся по прохладным коридорам. Когда медбрат наконец выкатил девочку из смотровой, Юджин, стараясь не подходить слишком близко и делая вид, что просто прогуливается, пошел за ними, чтобы посмотреть, куда ее повезут.

Медбрат остановился, вызвал лифт. Юджин развернулся, решив пойти по лестнице. Гулко протопав по ней, он спустился на второй этаж и услышал звон – металлические двери лифта открылись, медбрат вывез каталку.

Он покатил девочку по коридору. Юджин тихонько прикрыл тяжелую дверь и, щелкая каблуками по плиткам, проследовал за ними. Держась на безопасном расстоянии, запомнил, в какую палату ее отвезли. Потом он вразвалочку вернулся обратно к лифту и внимательно изучил все детские рисунки, пришпиленные к доске объявлений, и подсвеченные сладости в гудящем автомате.

Говорят, собаки всегда воют перед землетрясением. Что ж, в последнее время как что плохое случалось, так всегда где-нибудь поблизости оказывалась эта черноволосая девчонка. И девчонка была та самая, никаких сомнений. Он ее хорошенько рассмотрел тем вечером, возле миссии, когда его змея ужалила.

И вот – снова она. Юджин со скучающим видом прошелся мимо ее палаты, дверь была открыта. Юджин скосил глаза – тускло горела потолочная лампа, свет постепенно сгущался, темнел. На кровати ничего и не разглядишь, так, холмик под одеялами. Над ним, поближе к свету, распластавшейся в стоячей воде медузой висел прозрачный пакет капельницы и тянул вниз длинное щупальце.