Хозяйка Рима - Кейт Куинн

Собрав последние силы, Домициан выхватил из его руки кинжал и вспорол ему горло.

Тея вскрикнула.

Арий бросился к Павлину, но, увы, слишком поздно.

— Юстина, — прошептал Павлин и испустил дух.

Я медленно поднялась на ноги. Оставив сына, споткнувшись о Павлина, я шагнула к Домициану — тот лежал лицом вверх на мозаичном полу и жадно хватал ртом воздух. Я легла на него сверху, придавив его своим телом, и посмотрела ему в глаза.

— Я никогда не боялась тебя, — сказала я ему. — Слышишь? Никогда!

Я продолжала смотреть ему в глаза, пока те не остекленели.

Какое-то время в комнате царило молчание. Я лежала на бездыханном теле Домициана, перемазанная с ног до головы его кровью. Викс сжался в комок в углу. Арий опустился на колени рядом с бездыханным Павлином и тупо смотрел перед собой. Никто не проронил ни слова.

Внезапно Арий швырнул кинжал. Тот отскочил от противоположной стены и с лязгом упал на пол. Викс от неожиданности вздрогнул.

— Бог, — хрипло прошептал он, — Бог.

Тогда Арий протянул ему свою усталую руку, и Викс прильнул к его плечу. Арий потянулся к шее плачущего сына и, схватив обеими руками серебряный обруч, разломил его пополам. Половинки он со злостью швырнул о стену, и те, негромко звякнув, упали на пол, и черный глаз неожиданно превратился в обыкновенный камень. Арий на мгновение зажмурился, а когда снова открыл глаза, то демона в них уже не было.

Я на четвереньках переползла через мертвого Домициана и рухнула без сил рядом со своим возлюбленным. Он прикоснулся губами к моим волосам, и я ощутила в его теле дрожь.

Мы все трое продолжали сидеть, прижимаясь друг к другу, когда окружающий мир ожил и снова пришел в движение.

Лепида

Я провела в кромешной тьме несколько часов. Я пыталась кричать сквозь кляп во рту, я колотила в дверь подошвами сандалий. Однако никто не пришел. В день своей предположительной смерти Домициан отослал большую часть рабов.

Однако он был еще жив. Потому что он не мог умереть. Он должен услышать мой рассказ, после чего он поцелует мне ноги и сделает меня госпожой и богиней, потому что лишь благодаря мне он останется жив.

Снаружи послышались чьи-то быстрые шаги. Я крикнула и стукнула ногой о дверь. Раздался царапающий звук, а затем мне в глаза больно ударил яркий свет — это кто-то открыл дверь. От неожиданности я заморгала, а когда глаза мои привыкли к свету, то увидела перед собой круглое лицо придворного астролога. Несс.

— Во дворце столько кладовых и чуланов, — произнес он бесстрастным тоном. — Я заглянул уже по меньшей мере в добрую сотню.

— Живо развяжи меня!

Несс вытащил у меня изо рта кляп, и я сплюнула.

— Где император? У меня есть сведения о заговоре. В нем замешана императрица и этот его драгоценный Викс.

— Ганимед, — произнес Несс.

— Что?

Несс слегка ослабил веревки у меня на запястьях. Для меня сейчас самое главное пробиться к Домициану. И тогда мои враги — и Тея, и Арий, и Викс, и Марк, и Павлин — к утру уже будут все как один закованы в цепи.

— Ганимед. Ты помнишь его?

— Кого я должна помнить?

Прежде чем я смогла сообразить, что происходит, он сомкнул пальцы у меня на шее.

— Несс, — прохрипела я, но его пальцы пережали мне горло.

— Ганимед. — Он прижал меня спиной к стене и сдавил сильнее. — Ганимед.

Я попыталась расцепить его пальцы и сломала при этом два ногтя. Он дорого мне за это заплатит…

— Ганимед, — его лицо оставалось холодным, словно мрамор. Его пальцы, подобно раскаленному железному обручу, все сильнее сдавливали мне горло. — Ганимед.

Мои ногти оставили у него на руке кровавые следы, мои руки напрасно пытались оттолкнуть его прочь, а тем временем глаза мне постепенно застилала тьма. Но будем надеяться, что сейчас сюда подоспеют стражники, они убьют Несса, отведут меня к императору… Но тут мои волосы, словно змеи, рассыпались по плечам. Неужели я предстану перед императором в таком виде?

— Ганимед… — прошипел Несс, — Ганимед.

Мое горло горело огнем, по телу пробегали жгучие искры боли. Нет, не может быть, это происходит не со мной. Ведь я Лепида Поллия, госпожа и богиня Рима. Я была прекрасна, и Фортуна благоволила мне.

— Ганимед.

Я ощущала, как моя кровь пытается пробиться по жилам, сдавленным его цепкими пальцами.

— Ганимед, — повторил Несс. По его рукам из оставленных мною царапин капает кровь. Я из последних сил пытаюсь отцепить его пальцы, и красный лак моих ногтей смешивается с кровью из его ран.

Я собираю в кулак последние силы и кричу. Но никакого крика не слышно — ничего, кроме сдавленного хрипа. В глазах у меня темнеет, а члены немеют.

— Ганимед, — шепчет Несс.

Я обессилено приваливаюсь к стене, чувствуя, как язык безвольно вываливается у меня изо рта. Перед глазами расцветают черные цветы, и сквозь них я смутно различаю искаженное лицо астролога.

— Кто, — пытаюсь сказать я, — кто?

Но в легких уже не осталось воздуха.

Кто такой Ганимед?

Глава 35

Марк шел домой, и каждый его нетвердый шаг отдавался в голове мыслью: «Мой сын мертв».

Он был не в силах вернуться домой и томиться ожиданием, пока Тея и Арий отправились в императорский дворец, и поспешил найти предлог, чтобы ждать у дворцовых ворот. Так он оказался в числе тех, кто стал первыми свидетелями пролитой крови. В числе тех, чьим глазам предстала зияющая рана в горле Павлина, его безвольно распластавшееся тело, его бессильно откинутая рука.

— Оставь его, Марк, — распорядилась императрица. — Мы похороним его как героя. Как друга Домициана, который пожертвовал собственной жизнью, спасая жизнь императора.

Павлин мертв.

Марк несколько мгновений смотрел на ворота собственного дома и не узнавал. Наконец он положил руку на задвижку и, проковыляв через сад, вошел в темный пустой вестибюль.

Павлин мертв.

Он попытался выбросить эту мысль из головы, и взгляд его упал в атрий. Там, в лунном свете, у колонны, застыла одинокая фигура.

— Кальпурния?

Она тотчас испуганно обернулась к нему. Глаза ее казались огромными колодцами на белом как мел лице.

— Марк, — прошептала Кальпурния. — О боги, Марк!

Сделав ему навстречу три шага, она бросилась ему на шею.

Он открыл рот, чтобы все ей рассказать, однако вдохнул букет ее запахов: аромат трав, мяты, свежеиспеченного хлеба, но уже в следующее мгновение боль дала о себе знать, наполняя собой все его существо, и он испугался, что умирает. Он зарылся лицом в ее плечо и лишь смутно слышал, как она отослала рабов.