Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Имя Мономаха, его дела теперь хорошо знали но только ближайшие соседи Руси — Византия, Венгрия, Польша, половцы, Волжская Булгария, но и дальние страны. Он был связан династическими узами прошлым?! и настоящими со многими государствами — Византией Англией, Германией, Швецией, Норвегией, немецкими княжескими домами. Там жили его сестра, дочери, а ныне живут внуки; а дочери западных владык и половецких ханов стали женами его сыновей. Но особенно возросла слава Мономахов в западных странах после знаменитого похода в степь в 1111 году. Эта победа прогремела от Хорезма до Рима, от Багдада до Упсалы.[71] Вести о походе руссов в степь проникали с посольствами, торговыми караванами, гонцами, соглядатаями и растекались по окрестному миру как вода в половодье — постепенно, но все более глубоко затапливает заливные луга, старые поймы, доходят до самых далеких возможных рубежей, передавая свою силу дальним озеркам и речкам.

Теперь ежегодно, ежемесячно, ежедневно приносили свои плоды те огромные усилия, тот великий труд, которые вложил Мономах в борьбе за единство Руси, против своевольных, себялюбивых князей, обуздывая распри, ко-торы, смиряя собственную гордыню ради дальних больших целей, ради победы над своим главным врагом — половцами.

Подойдя к 70-летнему рубежу, он лишь следил, чтобы порядок, им завоеванный и установленный, не был нарушен чьей-нибудь случайной злой волей, чтобы Русь снова, как и при Ярославе Мудром, собранная в единый мощный кулак, стала грозной силой для любого врага. И он понимал, что нельзя ни на один день выпускать из вида эту главную, эту первостепенную заботу, потому что огромная жизнь державы состоит из сотен, тысяч, десятков тысяч человеческих жизней, человеческих стремлений, страстей, больших и малых желаний, и рано или поздно среди этого сонма вырастает, крепнет то, что пойдет наперекор его, Мономаховой, воле, нанесет удар по его желаниям и стремлениям. Воистину говорят мудрые люди, что сердце человеческое праздно быть не может, оно непременно наполняется либо любовью, либо враждой. И едва он замечал первые ростки враждебных действий со стороны своих соплеменников или окрестных владык, то, как и прежде, наносил, не дожидаясь худа, первый удар.

15 января 1119 года на Волыни внезапно умер сын Роман. Там, в далеком западном приграничье, когда и городе, в великокняжеском дворце еще сидят приспешники Ярослава Святополчича, польские и венгерские лазутчики, тайные соглядатаи византийцев, в любой час можно было ожидать всяческих напастей.

Болью в сердце отозвалась весть о гибели еще одного, уже третьего по счету сына, но горевать было некогда — Волынь осталась без князя и, видимо, стояла на грани новой междоусобицы, и Мономах немедленно посылает туда на княжение сына Андрея. Андрей женат на половчанке, Тугоркановичи мирны с Киевом, поэтому, опираясь на свою дружину, на их степную мощь, молодой князь, думал Мономах, сможет сохранить власть над Волынью. И Андрей немедленно выехал на запад.

Потом снова поднялся с полочанами князь Глеб, вновь вышел в волости Мономаховых детей — в земли смоленские и новгородские.

И снова было зимнее время, и снова снега и метели загораживали полоцкую землю от Мономаховой рати. Но это не остановило киевского князя. Мстислав получил наказ немедля с дружиной и воями, при поддержке братьев Вячеслава и Ярополка нанести удар по Полоцку и Минску и поймать наконец Глеба. Тот снова затворился в Минске, потом запросил мира и снова каялся, но Мстислав был неумолим. Город был взят, и Глеб в оковах доставлен в Киев, где вскоре скончался.

В 1120 году Мономах отправил Ярополка в степь: необходимо было держать половцев в постоянном страхе перед русским выходом, пресекая тем самым возможные будущие половецкие нашествия на Русь. Ни году не должны были быть спокойны половцы за свою судьбу, призрак неизбежного возмездия должен был постоянно витать над их вежами.

Ярополк по проторенной дороге быстро дошел до Донца, но не обнаружил половецких станов, только вдали на краю поля порой возникали фигурки всадников, которые тут же растворялись в дальнем сером небе.

Несколько педель провел Ярополк в половецком поле, сбил там небольшие станы и узнал, что отныне многие половцы откочевали прочь от русских границ. Большая орда хана Отрока — сорок тысяч половецких всадников с женами и детьми — ушла в Грузию и поселилась на землях царя Давида. Другая орда, хана Татара, испросила разрешения венгерского короля Стефана II расселиться на венгерских границах.

Тем самым были надолго очищены торговые пути из Руси в страны востока, юго и юго-запада. Теперь торки и берендеи, размещенные Мономахом в степном приграничье, исправно несли сторожевую службу, загодя извещая Киев и другие русские города о возникновении степной опасности. Обратно Ярополк вернулся с ясской княжной, с которой вскоре и обвенчался. И это означало, что яссы вступали в мирные связи с Киевом, с Мономахом.

Юрий в тот же год по наказу Мономаха ходил водою и сухим путем на волжских булгар и одерживал над ними победу, взяв большой полон и обеспечив безопасность ростово-суздальских земель.

Властной рукой Владимир Мономах останавливал попытки Ярослава Святополчича вновь и вновь пробиться да Волынь. В 1121 году Ярослав напал с ляхами на Червень, но был отбит войсками Мономахова воеводы Фомы Ратиборовича. За это Фома получил от киевского князя в дар золотую цепь и гривну. В 1123 году Ярослав вторично пришел на Волынь, на этот раз при поддержке польских и венгерских войск. Но в коротком и кровопролитном бою под стенами Владимир-Волынского он был разбит войском Андрея Владимировича и погиб в этой сече. 70-летний Владимир Мономах, собравшись идти на помощь сыну, лишь дошел с киевским войском до реки Стира и повернул обратно.

Уже десять лет сидел Владимир Мономах на великокняжеском киевском столе, и к концу этого срока он наконец добился того, что вся Русь от Червеня до вятичских лесов, от северных новгородских пятин до края половецкого поля была безоговорочно послушна Киеву. Впервые за долгие века своей истории Русь имела единую военную силу, которая приходила в движение по мановению руки великого киевского князя: поднимались в походы князья черниговский, новгород-северский, переяславский, смоленский, ростово-суздальский, владимиро-волынский, теребовльский и перемышльский и другие, помельче. И лишь Мономах знал, кому, куда и в какую очередь идти в поход и кто из князей был нужнее в половецком приграничье, а кто на юго-западных и западных рубежах. В короткий срок мог он собрать и огромную общерусскую рать. И рать эта была уже иной, чем во времена его отца и деда. Теперь основную часть войска составляли пешцы, простые вои-смерды и ремесленники, которые не раз уже доказали свою непреоборимую мощь в сечах с половцами. И трепетали враги Руси. Болеслав Польский и Стефан Венгерский не осмелились более вступить в борьбу с ней после гибели Ярослава Святополчича и были замирены Андреем; на севере и северо-западе признали силу Новгорода чудь, карела и емь.

Натиск булгар был остановлен волжским походом Юрия Владимировича.

Византия торжественно встречала внуку Мономаха, жену Андроника Комнина, брата императора Иоанна.

Все дальше на юг от русских границ откатывались донские половцы, искали дружеских связей с Мономахом половцы приднепровские. Обновленные стояли по приднепровским речкам старые крепости, продолжалось строительство новых крепостей по Удою и Остру: русский натиск в глубь половецкой степи опирался на мощную линию укреплений, а от стен крепостей, вслед за русскими ратями все смелее и смелее шли в половецкое поле земледельцы, распахивали вековечную степь, ставили там свои погосты, а за ними тянулись ремесленники, всякий иной люд, и оживало дикое поле.

Владимир Мономах вбирал в себя, в свою память, в свои заботы всю эту огромную, такую стройную и такую зыбкую, постоянно меняющуюся и волнующуюся русскую жизнь. И она двигалась вместе с ним и под его началом, как огромная ладья посреди то спокойного, ласкового, мирного, то взволнованного, вздыбленного моря. Со временем менялся состав гребцов и кормчих. И снова продолжалась бесконечная борьба с людьми, которой он отдал всю жизнь при своем незлобивом сердце и созерцательной душе. Их нужно было мирить, сокрушать и снова мирить, уступать, отходить в сторону, ради покоя на земле, ради собственного покоя и снова входить в гущу смут и междоусобиц, когда уже не было другого выхода. Эта борьба затягивала его и иссушала, и не было сил вырваться из ее сетей, потому что только благодаря ей и благодаря свершившимся победам он достигал великих своих целей. И рядом с ним шли жена, дети, друзья.

И вот уже многих нет на этом свете. Давно ушла Гита, нет и второй жены, боярышни, и как зрелые плоды в непогодь валятся с дерева, так падали рядом с ним его сыновья, полные жизни, сил, надежд, — Изяслав, Святослав, Роман, сгоревшие в огне междоусобиц, тайных заговоров, черной ворожбы.