Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

Плоть, лежавшая на ее руке, стала медленно твердеть и увеличиваться. Рене пошевелился, открыл глаза и, увидев ее лицо рядом со своим, прикоснулся губами к ее тугой, обширной груди. Он потерся об нее носом, потом щекой, лизнул сосок. Она усмехнулась и прижала его лицо к своей груди, прижала страстно, порывисто…

— Обними меня, — попросила она, — покрепче…

Марта перекатилась на спину, юноша скользнул руками по ее гладким горячим бокам, прижимаясь влажной кожей к мягкому телу и обжигая свою подругу прикосновениями напряженной мужской плоти, принялся ласкать ее. Покрывавшая их шкура сползла, и Марта отпихнула ее ногами.

— Давай, давай скорее, — шептала она, бесстыдно улыбаясь, — иди ко мне, залезай промеж ножек… Скорей же, мой тепленький, скорее, сладенький… В ножки ко мне, в ножки… Вот так, родненький, вот так… Ну вот… Пошел, пошел милый… Тепло ему там, сладко… Еще глубже… Ходи, ходи, гладенький мой…

— Ты так смешно говоришь! — усмехнулся Рене, обнимая ее раненой рукой.

— Не болит уже? — спросила Марта.

— Ни чуточки! Это ты вылечила…

— Любовью, любовью, милочек… Любовью все лечится!

— А я ночью все боялся, что проснусь и тебя не увижу…

— И мне казалось, что это сон… Может, и правда сон?

— Нет, сейчас уже не сон, любимая моя, не сон…

— Ох, хорошо уже от этого… Жарко-то тут как! Ой, с ума сойду!

— От жары, что ли?

— От любви, дурачишко ты мой, от любви!

И тело Марты стало извиваться, колыхаться… Затем забилось, словно в судорогах… И наконец расслабилось…

— Рене! — позвала она. — Я жива?

— Конечно, моя толстушечка, конечно…

— А хочешь, я перевернусь? — спросила Марта. — Хочешь, я покажу тебе все, что умею?

— Хочу, — прошептал Рене, целуя ее в полузакрытые глаза…

Они разомкнули объятия, но Марта не отпустила его от себя. Удерживая Рене ногами, она сказала:

— Приподнимись и загляни, погляди, как входит…

Рене уперся ладонями в шкуру и посмотрел туда, где соединялись воедино их тела. Марта приподняла ноги и подтянула к груди разведенные в стороны колени. Влагалище ее вместе с введенным в него членом было доступно для обозрения. Рене разглядывал это чудо целую минуту. Он уже видел его накануне, но еще ни разу не видел, как выглядят соединенные вместе половые органы мужчины и женщины.

— Нагляделся? — со смехом спросила Марта. — Интересно?! Ну, будет!.. — Она легонько оттолкнула его, и он отлепился от нее, встав на колени и безо всякого стеснения демонстрируя ей свою плоть. Между тем Марта перевернулась на живот и опять раздвинула ноги…

— Вот давай-ка теперь так попробуем, — обернувшись через плечо, пробормотала она. — Ну, чего же ты?

— Не буду! — сказал Рене. — Я сам так лежал…

— Господи! — воскликнула Марта. — Да ведь то ты, а то я! Это мужику стыдно, а бабе в самый раз! Не в задницу же я тебе предлагаю…

— А куда же? — удивился Рене.

— Ну… — Марта поперхнулась смехом. — Ну и младенец же ты… Только что совал, а уж забыл куда!

— А разве достанет? — недоверчиво спросил Рене.

— Достанет. Залезай да тычь!

Рене улегся животом на широкий и пышный, как перина, зад Марты. На этом заду, нежном и прохладном, лежать было удивительно приятно. Рене, зажмурившись от удовольствия, просунул член между ягодиц Марты и тотчас же услышал ее легкий вздох.

— Тебе больно?

— Нет, нет, — усмехнулась Марта.

Рене обвил ее руками, подложил ей под груди обе ладони и рванулся вперед…

— Молодец! — похвалила Марта. — Все хорошо, только вот засадил-то ты не в ту дыру…

— Ладно! — К ее удивлению, Рене не расстроился. — В обе дырки, значит, попробовал…

— Ну, попробовал так попробовал, — отозвалась Марта. — Иди помой свою штуковину, а потом я тебе и третью покажу…

— Ты уже все? — спросила Марта. Измученный Рене лишь рукой махнул и захрапел тотчас.

— Вот так заездила! — захохотала Марта.

Разгоряченные тела их ощутили наконец вечернюю прохладу. Пришлось снова накрываться шкурой. Но спать Марте не хотелось. Полежав с полчасика возле спящего Рене, она выбралась из-под шкуры, надела платье и вышла на поляну. Солнце уже уходило за холмы — мохнатые темно-зеленые выпуклости, испещренные проплешинами таких же полян. От трупов, валявшихся вблизи землянки, исходил приторный запах тления. «Господи, — подумала Марта, — неужто это я грешила, при покойниках-то?! Зарыть бы…» Преодолевая отвращение, она подобрала чей-то меч и принялась рыть могилу…

Вчера спьяну, а потом в пылу любви Марта и не вспоминала о покойниках. Теперь же, после погребения, соседство с могилой стало пугать ее. «Без отпевания похоронены! — размышляла она. — Души-то, поди, грешные, не успокоятся! Такие души и сатане по нраву, не явился бы он сюда!» В конце концов она настолько запугала себя этими мыслями, что уже не могла оставаться в землянке. «Бежать отсюда, бежать как можно скорее», — стучало у нее в висках. Натянув штаны Мишеля и кольчугу Рене, нацепив на себя меч юноши, она стала увязывать и упаковывать все, что казалось ей необходимым: убогую разбойничью утварь, оружие, награбленное разбойниками золотишко, шкуры, тряпье… Все это Марта увязала в тюки и завернула в шкуры, затем навьючила на лошадей. Напоследок она завернула в шкуры сонного Рене и привязала его к седлу одной из лошадей. Перекрестившись, Марта уселась на лошадь Мишеля и потянула за собой весь караван — поводья каждой из лошадей были привязаны к седлу впереди идущей. Что же касается Рене, то он так крепко спал, что даже не заметил, как его завернули в шкуры и положили поперек седла.

Но куда вести свой караван — Марта не знала. Она помнила, что в этот день должна была состояться битва между Шато-д’Ором и герцогом, а чем она закончилась, она, естественно, понятия не имела. Поэтому возвращаться в людные места Марта не хотела. Ей не хотелось встречаться с людьми герцога, потому что пришлось бы слишком долго объяснять, почему на ней кольчуга латника, который связан и завернут в шкуры. Трудновато было бы объяснить все это и людям Шато-д’Ора. Поэтому Марта повела свой караван на самую глухую с виду просеку. Именно этой просекой проезжали в свое время Франческо и Андреа (перед тем, как их напугал Петер Конрад своим рупором). Куда вела эта дорога, нам известно: она выводила почти к самому Шато-д’Ору. Поэтому не следует удивляться, что Марта к полуночи выбралась на большую дорогу. Она даже не успела по-настоящему испугаться, когда кто-то заорал:

— Стой! Кто такие?

Видимо, топот лошадей, следовавших за Мартой, навел окликавшего на мысль, что на просеку вышел целый отряд. На дороге стояли три конных латника с факелами в руках… На щитах их красовалась эмблема — стрела, разящая орла, и чеканный девиз: «Амор эт беллум» — «Любовь и война». Хотя бедная женщина была в геральдике не сильна, но все же вспомнила, что такой же застреленный орел был на щите у мессира Ульриха.