Слепой - Вера Петрук

Непреодолимым препятствием стала кадка со свежей водой, приготовленная на утро. Сочные, чистые ароматы влаги с легкостью затмили все запахи мира. Регарди зачерпнул ладонью воду и замер от восторга. В следующий миг он припал к ней и принялся жадно пить, чувствуя, как с каждым глотком жизнь становится ярче. Оторваться от воды было невозможно, но внезапный приступ тошноты заставил его вернуться к реальности. Зажав рот рукой, и чувствуя, что в животе поднимается ураган, Арлинг с сожалением оставил бочонок.

Слуги и повара спали вповалку по всей кухне, и ему приходилось быть очень внимательным, чтобы не наступить на чью-нибудь ногу. А вот и заветный шкаф с сырами. Если в кухне не переставили мебель, спуск в подвал должен быть за ним. Наконец, Регарди почуял густой аромат вина, старой древесины и плесени, лениво сочившийся со стороны одного из проходов. Лестница была чисто вымыта, но запахи пролитых напитков въелись в нее навечно.

В подвал Арлинг вполз едва ли не на четвереньках. Проклятые септоры. Если ему теперь суждено до конца жизни ходить на полусогнутых и кряхтеть при каждом движении, то лучше было не просыпаться.

Лаз был узкий, прохладный и еще не успел затянуться паутиной. Регарди даже показалось, что местами он сохранил запах Беркута. Иногда проход расширялся, но по большей части ползти приходилось на животе. В самых узких местах, когда глинистая почва обхватывала грудь и плечи плотным кольцом, цепкие пальцы страха осторожно сжимали горло. Но пока ему удавалось с ними бороться. Шолоху было хуже. Ведь ему пришлось откапывать завалы, следы которых встречались Арлингу все чаще. Дохлых крыс тоже хватало. Впрочем, как и живых. До него доносились их писк и возня, но приближаться к нему грызуны опасались. Возможно, их отпугивал запах.

Ему казалось, что он полз уже целую вечность, а проход все не кончался. Дом имана находился на краю города, а дворец — в центре, но расстояние под землей становилось иллюзией. Его одолевали сон и усталость. Монотонность движений укачивала и погружала в опасное равнодушие. Несколько раз он ловил себя на том, что засыпал, уткнувшись носом в глину, но тут же просыпался и шиканьем принимался отгонять крыс, которые становились все смелее. Нескольких тварей Арлинг поймал и свернул им шеи, но их было слишком много, и он решил беречь силы. Вытянуть руки, подтянуться, согнуть колени, подтянуться. Решив, что лаз проходил на достаточной глубине под землей, Регарди принялся считать вслух. Звук собственного голоса бодрил и придавал силы.

"Когда же ты кончишься", — устало подумал он, и уткнулся пальцами в глину. Впереди был тупик. Не закрытая дверь и не перегородка, а просто земля. Арлинг поскреб ее, но на завал препятствие похоже не было. Глина была плотно сбита и нетронута. Она лежала здесь веками, и никто еще не посягал на ее целостность. От одной мысли, что придется ползти назад и искать другие ходы, ему стало нехорошо. Наверное, где-то лаз разделился, а он отвлекся на крыс и не заметил другого ответвления. Арлинг досадливо мотнул головой, но вместо того, чтобы стукнуться макушкой о глину, попал в пустоту. Оказывается, проход круто поворачивал вверх. Понимая, что злиться на себя сейчас глупо, Регарди подтянулся на руках и уткнулся в крышку люка.

По ту сторону могло быть все, что угодно: от засады до крепкого запора. Что бы ни случилось, назад пути не было. Решив, что готов к неожиданностям, он толкнул дверь, которая сразу же открылась, словно ждала его.

Пожар случился много дней назад, но местами пепелище еще дымилось. Возможно, школу подожгли как раз отсюда — с псарни. Лаз выводил в одну из клеток. Когда-то в ней держали далеко не самую дружелюбную псину. Иман привык хорошо охранять свои тайны. Огонь не тронул стальные прутья, но уничтожил крышу и деревянный настил, обнажив верх подземного хода. Арлинг закидал его пеплом и мусором, хотя и не знал, зачем. Просто так — по привычке. Следов пса в клетке тоже не оказалось. То ли тварь спаслась, то ли огонь был такой силы, что от нее не осталось даже костей.

Регарди до смешного долго перебирался через прутья, изодрав и без того дырявую одежду драганского колдуна. Оставшееся до земли расстояние он преодолел в прыжке, о чем потом долго жалел, катаясь по пеплу и зажимая рот руками, чтобы не закричать от боли. Хотелось сорвать легкие, разбудить город, бросить вызов каждому драгану и биться до последнего вздоха. Вывихнутая лодыжка была пустяком, но открыла рану, которую халруджи упорно не замечал с тех пор, как встретился с Дарреном. Сжав зубами рукоять стариковского инструмента, он быстро вернул ступню на место, но боль не утихла. Она жгла сердце и выдавливала из слепых глаз слезы. Ему не нужно было зрение, чтобы понять, что места, в котором вырос новый Арлинг Регарди, больше не существовало.

Нахлынувшая волна отчаяния грозила раздавить медленно и беспощадно. Силы, которые вели его из дворца Гильдии, испарились, словно утренняя роса с листа чингиля. Большая Книга Махди вдруг стала похожей на миниатюрную копию руин, раскинувшихся вокруг. Что он пытался найти в этом царстве пустыни и солнца? Сухие пески Сикелии оказались не лучше грязной земли Согдарии. Магда не ожила. Старый друг был мертвее мертвого. А он превратился в мастера лжи, ухитрившись обмануть самого себя.

Ветер бросил в лицо горсть пепла и пыли, заставив его громко чихнуть. Проклиная все на свете, Арлинг спрятался за кучей мусора, внимательно прислушиваясь к ночи. Звук мог привлечь драганский патруль или городских искателей приключений, промышлявших чужими кошельками. Ни с теми, ни с другими встречаться не хотелось. Но на пожарище по-прежнему было тихо. Лишь изредка шуршали грызуны, и играл обгорелыми ветками кипарисов ветер. От огромного сада, в котором когда-то росли растения всего мира, остались пара дубов, да старый тис. Он был настолько широк, что требовалось дюжина учеников, чтобы обхватить его.

Арлинг долго не решался приблизиться к гиганту, но все-таки положил ладонь на израненную кору. Весь ствол, куда можно было дотянуться, покрывали глубокие зарубки, из которых сочилась липкая горькая смола. Дерево не пытались срубить. Его наказали, оставив в назидание тем, кто придет на руины. Будто само пепелище не было достаточным доказательством новых порядков мира.

Регарди хотел бы это увидеть. Увидеть, как разрушали лучшие дни его жизни. Вопросы обжигали, и ему казалось, что жаркие языки пламени лизали ступни. Драганы подпалили школу днем или дождались ночи, чтобы кострище виднелось далеко за пределами Балидета? Как это было? И что делали кучеяры? Пытались ли помешать драганам? Или просто смотрели, как уничтожают одну из лучших школ Сикелии?