Хаджи - Леон Юрис

Ибрагим присел на край кушетки, приложил острие кинжала к его шее и чуть-чуть надавил.

- Сколько же миллионов ты имеешь в виду? - спросил Ибрагим.

- Миллионы, миллионы. Пять, десять... больше...

- Но если я возьму деньги, то за мной придет полиция.

- Нет, нет, нет. Я дам тебе деньги. Наличными. Позвоню, и их сейчас же принесут.

- Слышишь, Урсула? Он хочет дать мне денег.

- Он врет. У него с банкиром кодовые слова.

- Я не лгу! Я не хитрю! Я честный!

Ибрагим сильно ударил его по лицу тыльной стороной ладони, схватил его за корот-кие завитушки волос на затылке, дернул лицом кверху и взглянул в его полные ужаса гла-за. Кабир плакал и неразборчиво что-то лепетал. Подобие улыбки проскользнуло по губам Ибрагима. Ему ужасно хотелось продлить агонию эфенди. Что делать? Высечь его кнутом? Ибрагим почувствовал дрожь от внезапного приступа дурных чувств. Гремела музы-ка, и огни отбрасывали дикие отблески. О Аллах, я же этим наслаждаюсь, подумал Ибра-гим.

Он показал ей знаком, чтобы уменьшила звук.

- Хорошо. Вот сейчас мы сможем услышать самые последние удары его сердца.

Наступила тяжелая тишина. Ни звука, лишь усиленное дыхание всех троих и по вре-менам хныканье Кабира.

- Когда я жил среди бедуинов, я видел, как мой дядя, великий шейх Валид Аззиз, отомстил парню, который соблазнил одну из его любимых дочерей. Если сделать как на-до, он просто захлебнется собственной кровью, и мы в самом деле услышим, как воздух выходит из его тела.

- Партнер... ты полный партнер во всем... возьми это все... Мне ничего не надо... ни-чего... миллионы...

Острие кинжала скользнуло ниже кадыка к тому месту на шее, где сходятся ключи-цы и слегка выпячивается дыхательное горло. Движением вниз Ибрагим вонзил острие в горло Кабира.

- Сознаюсь во всем... пощади...

- Но каждый раз, как ты открываешь рот, лезвие входит чуть глубже, вот так.

Наружу выступил кружок крови. Ибрагим подержал кинжал в этом положении, на-слаждаясь агонией Кабира. Урсула, подойдя ближе, плюнула на него. Лезвие погрузилось чуть глубже...

- Ты слишком этим наслаждаешься, Ибрагим.

- Да, верно.

- Я не желаю быть зверем вроде него. Кончай его.

- Скоро... скоро...

Послышался тихий свист - это воздух выходил из его проткнутого горла, смешива-ясь с растущей лужей крови и переходя в бульканье. Ибрагим еще раз нажал на лезвие и подержал его без движения. Теперь кровь била струями.

- Ты начинаешь делать из этого бардак, - сказала она. - Прекрати.

- Лишь чуть дольше. Видишь, жизнь начинает покидать его.

Кабир попытался говорить, но кровь хлынула у него из горла.

- Это черт знает что!

- Ааа! Ааа! Ааа! - заорал Ибрагим, вытащил нож и воткнул его в сердце эфенди по самую рукоятку. - Ааа! Ааа! Ааа!

Он вытащил кинжал и стоял, тяжело дыша в ликовании. Урсула склонилась к нему и закрыла глаза.

- Теперь займемся любовью, Урсула!

- Ты с ума сошел!

- Да, я сошел с ума! Сбрось свою одежду, и займемся любовью!

Он пинком сбросил тело Кабира с кушетки, и оно покатилось по ступенькам. Он швырнул ее на кушетку и прыгнул на нее. Это было как тысяча безумств боли и счастья в тысяче раев и адов. Было это, была она, и она была совершенно чудесна.

Ибрагим завернул Кабира в листы пластика, а Урсула смыла следы. Они вытащили тело из дока и без церемоний швырнули его в катер с отравленным Персом. Пока он при-вязывал якорь к ногам Кабира, она сунула тарелки Султана в мешок, чтобы утопить их вместе с уликами. Через минуту они поспешили к середине озера.

И Урсула, и Ибрагим оставались в Цюрихе, как будто ничего не произошло. Про Ка-бир-эфенди стало известно, что он без всякого объяснения исчез, и прошло уже несколько дней, даже недель. Две недели его никто не видел, и все подумали, что он смотался в Сау-довскую Аравию. Когда стало ясно, что он пропал, разобраться в темном деле было уже невозможно. Не было ни тела, ни свидетелей, ни явного преступления. Произвели обыч-ные для такого случая расследования, и в окончательном полицейском отчете было сказано, что эфенди и его телохранитель исчезли без правдоподобного тому объяснения. Для швейцарцев этого было достаточно, чтобы закрыть дело.

Когда выпал первый зимний снег, арбитражная конференция беспорядочно распа-лась. Мучительно холодным декабрьским днем фрау Эмма Дорфман и Франц проводили хаджи Ибрагима в аэропорт для долгого полета обратно.

Урсула оставалась в Цюрихе еще несколько недель, а потом тихо выскользнула из страны, чтобы вернуться к тому занятию, сливки с которого в виде Кабира она снимала годами.

Глава семнадцатая

Пока в Цюрихе шла конференция, полковник Фарид Зияд добыл признания почти от всех Мстителей-леопардов, арестованных на Ясельной площади. Тем, кто сотрудничал с ним, приговоры к тюремному заключению заменили "добровольной" службой в подразделениях федаинов - "борцов за свободу", и отправили на тренировки для набегов на Из-раиль.

Остальные после недель допросов и пыток получили длительные тюремные сроки. Кроме выбивания зубов и жестоких избиений, Фарид Зияд усовершенствовал излюблен-ные способы причинения мучительной боли. Они были порождениями пустыни и ее зноя.

Жертву привязывали на столе, накрывали влажной тканью и обрабатывали горячим утюгом от ног до груди. Меняя температуру утюга, добивались того, что ожоги лишь не-намного увеличивались с каждым нажатием.

Другой излюбленный способ мучить Зияд приберегал для самых упорных мятежни-ков. Их просто заворачивали в толстое одеяло, связывали и выставляли на полуденное солнце. Когда жертва от жары лишалась сознания, ее возвращали к жизни, чтобы она на-бралась сил для следующего заворачивания.

Все это получил Джамиль. Зубы ему вышибли, он был весь в синяках. Его десяток раз обрабатывали утюгом, пока его тело не распухло от гноя. И еще десяток раз заворачи-вали в одеяло.

Примерно в то самое время, когда хаджи Ибрагим делал в Афинах пересадку на са-молет, два стражника притащили Джамиля к Зияду. Парнишка ужасно страдал, но был в сознании настолько, чтобы чувствовать боль.

- Ну, грязное вонючее животное, я больше не собираюсь с тобой возиться. Знаешь, что я собираюсь с тобой сделать, Джамиль? Я собираюсь отдать тебя твоему отцу в пода-рок.

Джамиля поместили в тайный огороженный маленький загон в дальнем углу тюрь-мы, где один из тюремщиков держал несколько дюжин кошек. Джамиля засунули в боль-шой джутовый мешок, туда же бросили шесть кошек, и мешок зашили.

Когда Фарид Зияд стал колотить мешок палкой, кошки взбесились. Он колотил и колотил, пока не затихли крики Джамиля.

Кошки в конце концов ободрали его до костей. Лицо, глаза, половые органы были выдраны. Оставшееся представляло собой пропитанный кровью ком мяса, в котором ни-чего нельзя было разобрать. Гроб запечатали, и на следующий день распространили со-общение, что Джамиля послали с секретным заданием против евреев. Он наступил на ми-ну, гласил рассказ, и его тело было так изуродовано, что нельзя хоронить в открытом гро-бу. Гроб передали хаджи Ибрагиму, когда он приземлился в Аммане, во время официаль-ной военной церемонии, заслуженной героем.