Никита Хрущев - Жорес Медведев

Члены Президиума не слишком доверяли друг другу, поэтому после отъезда Хрущева было решено, что к домашним телефонам никто подходить не будет: вдруг Хрущев позвонит кому-нибудь и склонит его на свою сторону.

Однако ночью Хрущев позвонил Микояну, который также не ложился спать. «Если они не хотят меня, то пусть так и будет, – сказал Хрущев. – Я не буду больше возражать».

На следующий день заседание Президиума ЦК продолжалось не более полутора часов. В заключительном выступлении Хрущев сказал: «Вы все здесь много говорили о моих отрицательных качествах и действиях и говорили также о моих положительных качествах, и за это вам спасибо. Я с вами бороться не собираюсь, да и не могу. Я вместе с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность я ценю. Я по-разному относился к вам и извиняюсь за грубость, которую допускал… Я много не помню, о чем здесь говорили, но главная моя ошибка состоит в том, что я проявил слабость и не замечал порочных явлений. Я пытался не иметь два поста, но ведь эти два поста дали мне вы! И несмотря на то, что я талантливый человек, считаю это неправильным. Ошибка моя в том, что я не поставил этот вопрос на XXII съезде КПСС.

…Я сейчас переживаю и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря ЦК и говорить полным голосом… Сегодняшнее заседание Президиума ЦК – это победа партии. Я думал, что мне надо уходить. Но жизнь цепкая. Я сам вижу, что не справляюсь с делом, ни с кем из вас не встречаюсь. Я оторвался от вас. Вы меня сегодня за это здорово критиковали, а я и сам страдал из-за этого.

Я в кости и в бильярд не играл. Я всегда был на работе. Я благодарю вас за предоставляемую мне возможность уйти в отставку. Жизнь мне больше не нужна. Прошу вас, напишите за меня заявление, и я его подпишу. Я готов сделать все во имя интересов партии. Я сорок шесть лет в партии состою – поймите меня! Я думал, что, может, вы сочтете возможным учредить какой-либо почетный пост, но я вас не прошу об этом. Где мне жить – решите сами. Я готов, если надо, уехать куда угодно. Еще раз спасибо вам за критику, за совместную работу в течение ряда лет и за вашу готовность дать мне возможность уйти в отставку» [174] .

Президиум ЦК рекомендовал избрать Первым секретарем ЦК Л. И. Брежнева, а Председателем Совета министров СССР – А. Н. Косыгина.

Как свидетельствует П. Е. Шелест, вопрос о том, кому быть Первым секретарем ЦК, не сразу решился в пользу Брежнева. «У Подгорного было, пожалуй, больше шансов сесть в кресло Первого секретаря ЦК КПСС. Но он сам отказался. И внес предложение – Брежнева. Это было, уже когда освободили Никиту Сергеевича, когда приняли решение с этим вопросом выходить на пленум. И Брежнев сказал:. “Давайте учредим должность второго секретаря ЦК”. А так как второго секретаря в ЦК не было, ну все согласились. Кого? Подгорного. А вышли на пленум, этот вопрос даже не был поставлен. Я до сих пор и не знаю, на каком этапе он был снят. Вот кухня какая…» [175] .

Перед окончанием заседания президиума Хрущев обратился с просьбой предоставить ему слово на пленуме. Брежнев и Суслов высказались категорически против. Как вспоминает П. Е. Шелест, «и тут у Никиты Сергеевича полились слезы… просто градом слезы… “Ну раз так, что я заслужил, то я и получаю… Хорошо, напишите заявление, я его подпишу”. Все. И заявление писал не он… не помню кто, потому что тяжело было смотреть… Я до сих пор вижу лицо Хрущева в слезах, до сих пор. Умирать буду, а это лицо вспомню» [176] .

По свидетельству Мишеля Татю, еще 31 октября 1963 года, когда Хрущев принимал лидера французских социалистов Ги Молле, последний спросил его о новом поколении советских лидеров, которые могли бы наследовать власть Хрущева. «В своем ответе Хрущев на первое место поставил Л. И. Брежнева, которого очень хвалил. Затем он назвал А. Н. Косыгина, которого хвалил за компетентность. Хрущев назвал также Н. В. Подгорного. Мы видим, что Никита Сергеевич весьма точно назвал своих преемников, хотя Хрущев и не подозревал, что все эти перемены произойдут так скоро» [177] .

Во второй половине дня 14 октября в Кремле открылся пленум ЦК КПСС, члены которого заранее прибыли в Москву со всех концов страны.

Заседание открыл Л. И. Брежнев. Председательствовал А. И. Микоян. Присутствовал и Хрущев, которой за время заседания не проронил ни слова. М. А. Суслов сделал доклад, который продолжался всего один час. В нем не содержалось попытки проанализировать деятельность Хрущева за 11 лет, подвести итоги или сделать выводы. Это было крайне поверхностное выступление, в котором все сводилось главным образом к перечислению личных недостатков или «грехов» Хрущева, причем наряду с серьезными критическими замечаниями в докладе содержались и несущественные детали, мелкие придирки.

Суслов сказал, что Хрущев допустил крупные ошибки в своей работе, в руководстве партией и правительством, принимал необдуманные, торопливые решения, допустил организационную чехарду. В последние 2–3 года Хрущев сосредоточил в своих руках всю полноту власти и стал ею злоупотреблять. Все достижения и успехи в стране он относил к своим личным заслугам, совершенно перестал считаться с членами Президиума, третировал их, оскорблял, не прислушивался к их мнению, постоянно всех поучал. Несмотря на неоднократные обращения к нему членов Президиума, он игнорировал их замечания.

В основном эти обвинения были справедливыми. Нужно сказать, однако, что Хрущев сосредоточил в своих руках всю полноту власти не 2–3 года, а 5–6 лет назад и что члены Президиума слишком мало обращались к нему с критическими замечаниями, но гораздо чаще поддакивали ему. Большая часть непродуманных и поспешных решений Хрущева проводилась им все же через Президиум и пленумы ЦК КПСС.

Как сказал Суслов, в печати все больше и больше писали о заслугах Хрущева. За 1963 год в центральных газетах 120 раз появился портрет Хрущева, а за 9 месяцев 1964 года – 140 раз. Между тем даже портреты Сталина печатались 10–15 раз в год. Хрущев окружил себя советниками из родственников и журналистов, к мнению которых он прислушивался больше, чем к мнению членов Президиума, которым приходилось проводить ряд мероприятий через этих людей. Их самих Хрущев не хотел слушать и не принимал их предложений. Он часто ссылался на мнение своего сына Сергея и дочери Рады. Он втянул в политику всю семью, а в печати и на радио его окружали подхалимы.

И здесь Суслов многого недоговаривал по части самокритики. Портреты Сталина печатались в центральных газетах куда чаще, чем 10–15 раз в год. Хрущев все время ездил по стране, он более 40 раз побывал за границей, и все это, естественно, находило отражение в прессе. Между тем Сталин почти никуда не выезжал из Москвы и Кремля. Суслов явно преувеличил роль сына и дочери Хрущева при решении серьезных проблем. Практически они не имели никакого влияния на отца при решении важных государственных дел. Верно, что в прессе и идеологических органах партии имелось немало подхалимов. Но это были, как правило, члены ЦК, а не случайные лица. Среди них можно было бы назвать и часть членов Президиума ЦК, которых продвинул сюда сам Хрущев.