Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте - Владимир Карлович Кантор

В советской России надеялись, что штаб спасет. Но культурный Запад? Там и вообще ничего подобного быть не могло. Костры инквизиции, изгнание евреев из Англии и Испании казались таким далеким прошлым! Это было практически всеобщим убеждением: «Протоколы сионских мудрецов», сочиненные в России, антисемитские книжки и журналы в Германии, выпускавшиеся, как правило, выходцами из Восточной Европы и Прибалтики, даже дело Дрейфуса, осужденное всеми интеллектуалами Запада, выглядели досадной случайностью, без которой не обойтись в эпоху либерализма и свободы слова. Если их запретить, то это нарушит основной принцип европейской свободы.

И вдруг Хуренито проделывает странный эксперимент. Ситуация описана примитивно простая:

«Мирно беседуя, поджидали мы Учителя, который обедал с каким-то крупным интендантом. Вскоре он пришел и, спрятав в маленький сейф пачку документов, измятых в кармане, весело сказал нам:

“Сегодня я хорошо потрудился. Дело идет на лад. Теперь можно немного отдохнуть и поболтать. Только раньше, чтобы не забыть, я заготовлю текст приглашений, а ты, Алексей Спиридонович, снесешь их завтра в типографию Унион”.

Пять минут спустя он показал нам следующее:

В недалеком будущем состоятся

торжественные сеансы

уничтожения еврейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах.

В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, реставрированные в духе эпохи: сожжение евреев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей еврейской кровью, а также новые приемы «эвакуации», «очистки от подозрительных элементов» и пр., пр.

Приглашаются

кардиналы, епископы, архимандриты, английские лорды,

румынские бояре, русские либералы, французские

журналисты, члены семьи Гогенцоллернов, греки

без различия звания и все желающие.

О месте и времени будет объявлено особо.

Вход бесплатный.

“Учитель! – воскликнул в ужасе Алексей Спиридонович. – Это немыслимо! Двадцатый век, и такая гнусность! Как я могу отнести это в «Унион», – я, читавший Мережковского?”» (с. 296).

Далее Учитель произносит длинный перечень исторических событий, приводивших к тотальному уничтожению евреев. Описание каждого из событий он сопровождает издевательской иронией в адрес тогдашних либералов и гуманистов. Приведу наугад одно: «В южной Италии, при землетрясениях, сначала убегали на север, потом осторожно, гуськом, шли назад поглядеть – трясется ли еще земля. Евреи тоже убегали и тоже возвращались домой, позади всех. Разумеется, земля тряслась или потому, что евреи захотели этого, или потому, что земля не захотела евреев. В обоих случаях полезно было отдельных представителей этого племени закопать живьем, что и проделывалось. Что говорили люди передовые?.. Ах да, они очень боялись, что закопанные окончательно растрясут землю». Каждый раз это уничтожение способствовало сплочению некоего национального племени и укреплению в нем деспотического правления, выросшего на борьбе с «общим врагом – евреем». Ханна Арендт не случайно настойчиво подчеркивает в своем капитальном исследовании о тоталитаризме, что предвестием тоталитаризма непременно является антисемитизм.

Почему же евреи чужды миру?

Исходя из явной симпатии Учителя к евреям, Парамонов даже высказывает остроумное предположение, что он на самом деле тоже не кто иной, как еврей. По мысли публициста, «Хуренито трактован как метафизический тип еврея, как его чистая идея. <…> Единственной художественной выдумкой Эренбурга в романе (правда, чрезвычайно удавшейся) является раздвоение авторского “я”: идейный монолог отдан “мексиканцу” Хуренито, а еврейская ипостась автора дана в его собственном биографическом облике, подчеркнуто сниженном. Тем самым мысли Хуренито обрели некий надчеловеческий или, по крайней мере, сверхъевропейский (“мексиканец”) масштаб. Но ничего мексиканского в монологах Хуренито, конечно, нет <…>, это именно еврейские монологи. Роман Эренбурга – ироническое воплощение той мысли Ницше, что формой существования еврейства является паразитирование на язвах чужих культур. Это и есть провокаторство Хуренито»[639].

Автор строит свое утверждение на известном 24 фрагменте Ницше из «Антихриста» о роковой роли евреев в мировой истории. Но, надо сказать, Ницше говорит прямо вопреки Парамонову, что евреи отнюдь не паразитируют на чужих, арийских, разумеется, культурах. Процитирую этот пассаж: «Евреи – это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою. <…> Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что еще теперь христианин может чувствовать себя антииудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма»[640].

Как видим, у Ницше речь идет о преодолении небытия, в которое евреев пытались загнать другие народы, и о победе евреев в этой борьбе. У Эренбурга речь все же о другом. О том, почему евреи смогли преодолеть эти частные и локальные культуры. Ибо и христианство, и марксизм, по логике Эренбурга, имеют общий корень в еврействе. Да и вряд ли можно назвать провокацией доведение до логического конца каждой идеи, прием, к которому постоянно прибегает Хуренито. И в этом он полный союзник своего ученика Эренбурга.

«”Учитель, – возразил Алексей Спиридонович, – разве евреи не такие же люди, как и мы?”

(Пока Хуренито делал свой “экскурс”, Тишин протяжно вздыхал, вытирал платком глаза, но на всякий случай отсел от меня подальше.)[641]

“Конечно, нет! Разве мяч футбола и бомба одно и то же? Или, по-твоему, могут быть братьями дерево и топор? Евреев можно любить или ненавидеть, взирать на них с ужасом, как на поджигателей, или с надеждой, как на спасителей, но их кровь не твоя и дело их не твое. Не понимаешь? Не хочешь верить? Хорошо, я попытаюсь объяснить тебе вразумительнее. Вечер тих, не жарко, за стаканом этого легкого вуврэ я займу вас детской игрой. Скажите, друзья мои, если бы вам предложили из всего человеческого языка оставить одно слово, а именно “да” или “нет”, остальное упразднив, – какое бы вы предпочли?”» (с. 298).

Известно устоявшееся мнение, что еврей «всегда в жизни устроится». Более того, именно подмятие мира под себя для своего удобства – якобы сущностная задача евреев, поэтому-де они так разбросаны, как Вечные Жиды, по всем странам мира, чтобы их освоить для своих соплеменников. В «Протоколах сионских мудрецов», появившихся в России в начале ХХ в. как наиболее важную надо бы выделить тему, точнее легенду, о великом еврейском заговоре с целью завоевания мирового господства. Тема старая, легенда старая, но весьма актуализировавшаяся именно в начале ХХ в., века создания мощных тоталитарных структур, не только претендовавших, но пытавшихся на практике, реально, осуществить свои претензии на мировое господство. Об этом писала, скажем, Ханна Арендт, ссылавшаяся на большевистские и нацистские источники: «Тоталитарные правления стремятся к глобальному завоеванию и подчинению всех народов земли своему господству. <…> Решающее здесь то, что тоталитарные режимы действительно строят свою внешнюю политику исходя из той последовательной посылки, что