Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин

Два дня с Сашкой уматывались на контролях, а потом ещё два мёрзли по утрам и парились днём в беспрерывной ходьбе на увязке контрольных пунктов. Мы кончили, и парни кончили, и кончился наш полевой сезон. А Кравчук всё ещё материт своих, бог ему в помощь. Горюн вывез Бугаёва, видел, как они погрузились на машину, а теперь вывозит пробы.

Мои уговорили напоследок сходить за брусникой. Веня надыбал целое красное море, клянётся, что и грейдером не выгребешь. Мне она ни к чему, ягоду я люблю собирать вдвоём: я стою столбом с посудиной, а кто-то рвёт. А тут поддался на уговоры и тоже поплёлся за компанию. Думаю, надо же чем-то побаловать семью, дитю с сахарком очень полезно, да и жене стоит сменить усушено-утрушенные химвитамины на естественные. Пижоны носят цветы, а я бухну ведро отборной бруснички без мусора, ну, не ведро, конечно, полведра набрать бы, и то не чета цветковому венику, который на следующий день зачахнет, а ягодки — ешь, заешься, на всю долгую зиму хватит, если меня сдерживать. Пока собирал, уделался вдрызг: штаны на коленях — красные, руки по локоть — тоже. Если бы кто-нибудь свистнул в обратный путь, когда у меня была треть ведра, я бы первым последовал за ним, но никто даже и не рыпался, и пришлось драть мерзкую ягоду засоченными скользкими пальцами, опускаясь всё ниже и ниже: сначала стоя, потом втрипогибель и, в конце концов, лёжа на животе. Лучше бы я цветы принёс. Но ведро-то набрал! Не боги, оказывается, брусничку собирают!

Воодушевлённый немыслимым подвигом, я совсем раздухарился и, пока мужики собирали барахло во вьюки, пошёл с Сашкой на Уголок за лимонником. Конечно, не столько за ним, сколько посмотреть, как там, бурят или ещё нет, может, уже пьянствуют, празднуя вскрытие руды, а главного виновника, как всегда, пригласить забыли. Я — не гордый, я сам приду, не отмажетесь, друзья-геологи. Пришли, а там — мёртвая тишь. Дорогу, правда, сделали, но буровая всё ещё сверлит на Детальном. Можно было бы и бросить, а они, хитрецы, метры для премии нарабатывают. Кузнецова не видел, да и некогда мне с ним рассусоливать — я зачем сюда припёрся? За лимонником. Вот и торопимся с Сашкой мала-мала набрать да до темноты отвалить. С веток срывать любо-дорого, не надо ни на корточки вставать, ни на пузо ложиться, и берёшь не по ягодке-две-три, а кистями. Быстро отоварились по ведру и — назад. Ну, если, думаю, теперь Марья, т. е., Маша, не захочет за меня замуж, то я прямо и не знаю, чем ещё приманивать. Лимонник нам на первых супружеских порах ой как понадобится! Опытные парни говорят, что он мужскую силу увеличивает и женщину взбудораживает, никак не устоит, так и бросается на шею мужику, даже на мою, тощую и жилистую. Как бы не свернула в запале, и не переборщить бы, а то вдруг — двойня, да две девки — матушки родимые! Сразу придётся разводиться по случаю двойного брака. Мне геофизики нужны, а не Сарнячки.

С первым вывозным караваном ушли все, остался на нашей половине лагеря я, один-одинёшенек в единственной палатке. Оно и понятно: капитан покидает корабль последним. От нечего делать пошёл пообщаться с хорошими соседями, а там тоже только один — наилучший.

— Скоро кончаете? — царапаю ему по-дружески душу, а он молчит, складывает пробы в мешки и как будто не замечает дорогого гостя. — Ты, — успокаиваю его, — сильно не переживай, я как передовик получу ботинки — тебе отдам, носи на здоровье.

— Шёл бы ты со своими ботинками… — грубо отправляет туда, куда даже Макар телят не гоняет на пастьбу. Я его понимаю и прощаю: с пьедестала никому не нравится слазить. Что ж, не хочет — не надо, сам буду носить, мне к свадьбе нужнее. Больше заняться нечем. Собрался с духом и перебрал ягоду, освободив от мусорных веточек и листочков, попробовал, конечно — мерзятина! — росла бы в сахаре, ещё куда ни шло, а так… Опрокинет Машка всю бордовину мне на голову, и лимонника не понадобится. Послонялся, послонялся, сварил, налопался, завалился — не жизнь, а рай. Облако бы помягче для моих костей, но и на этом счастливо в ночь перебрался.

Рано утром разбудил грохот беготни по крыше палатки. Что за нахал? Осторожно встаю, пистолет-автомат в руке, выглядываю — рябчики! Штук десять: и на палатке, и у костра что-то выклёвывают, а кругом — батюшки-светы! — белым-бело. Вовремя пришла матушка-зима. Скорей топить печь! Пришлось согнать вестников — пурхнули по-над белой землёй и скрылись в деревьях. Как-то там в избушке профессор, трудно ему придётся теперь, скорее бы уж уходил в леспромхоз. А он, как ни в чём не бывало, весёлый и бодрый от весёлой погоды и близкого конца мотания по тропам, пришёл через час — очевидно, вышел затемно, и мы в два рейса вывезли остатки. Дальние заснеженные сопки курились, предвещая сильные ветра, на реке появились мощные забереги, ручей наш укрылся прозрачной ледяной коркой, озябшие кусты и деревья поскрипывали, постанывали под холодным ветром с туманом, — всё предвещало наступление зимы.

— Долго вам ещё? — спрашиваю, зная, что не от него зависит, а от экс-передовика. — Через реку скоро не перейти будет, — беспокоюсь.

— Ничего, — улыбается, не отпуская мою руку, — забереги собьём. Судя по всему, за три-четыре дня управлюсь. Успею к вашей свадьбе? — смеётся. — Дождётесь посажённого отца?

Шофёр настойчиво засигналил, торопя, — быстро темнело. Я вспрыгнул на подножку, кричу:

— Берегите себя! — и грожу: — Без вас никакой свадьбы не будет! — Он поднял в прощании руку, и таким, благословляющим, запомнился на всю жизнь. Может, и перекрестил, разве в темноте разглядишь.

Прикатили почти в одиннадцать ночи. В пенале — хлад и запустение, в углах поселились пауки, а Марья, которая не хочет больше быть Машей, не приходила. Вот тебе и сватовство с брусникой, и медовый месяц с лимонником. Завтра схожу и окончательно узнаю, какие у неё планы в отношении нас, а сегодня — поздно: ночные выяснения отношений да ещё на смене суток никогда не приносят ничего хорошего.

Утром не успел открыть дверь в контору, как сразу всем начальникам понадобился: Шпац зовёт к себе, Сарнячка требует, чтобы потом явился к ней. Господи, как они здесь мучились, бедные и бестолковые, без меня! Захожу к начальнику.

— Тебе Коган давал задание на Угловой участок? — спрашивает, пристально всматриваясь в меня, как будто не доверяя самому честному из всех честных сотрудников партии, включая его.

— А то? — отвечаю. — Кто ещё?

— Тащи, — требует.

— Чего тащить? — не понял.

— Задание, чего, — злится он.

— Так он на словах задал, — объясняю, — когда Детальный оформляли. А помните, — вдруг вспоминаю, — вы сами подписывали задание Хитрову на подготовку профилей, когда мы уходили искать Колокольчика? Вспомните, там и подпись Когана была.

— Зови, — командует.

— Кого зови? — не сразу врубаюсь.

— Хитрова.

— Павел, — спрашивает у притопавшего рыжего, — где задание на Угловой?

— У меня, — недоумённо отвечает Хитров, — в папке.

— Неси. — Внимательно прочитал принесённое задание, написанное мною, ещё тщательнее рассмотрел подписи — и вблизи, и издали, и сбоку, проверяя, не подделаны ли, а потом сунул к себе в стол. — У меня пока побудет. Ты иди, — гонит Павла и, выпроводив, опять уставился на крайнего. Крутит в толстых пальцах карандаш и давит взглядом удава на кролика. Только я давно уже не лопоухий — вон как сработал с двумя подписями — не отвертишься. Хотел-то всего-навсего подшпорить топографов, а вышло? Что вышло, я никак не мог докумекать.

— Пиши, — приказывает, — объяснительную на имя Дрыботия, — когда и как ты получил задание на Угловой, на какой комплекс методов и в каких объёмах. В конце укажи, что сделано.

— Ладно, — соглашаюсь. — А в чём дело-то?

Он сдвинул и без того почти сросшиеся исчерна-чёрные лохматые брови, нервно пошатался на скрипучем стуле и объясняет, злясь:

— Дело в том, — говорит, — что участок не зарегистрирован как объект работ этого года, и на него нет разрешения от экспедиции. Дрыботий грозится намылить нам обоим холку и объёмы не принимать к оплате до тех пор, пока приёмная комиссия, председателем которой он будет сам, не установит целесообразность детальных работ на участке. Уразумел, партизан? Будут результаты?

— Они уже есть, — уверяю, — ещё какие, премии некуда будет складывать. Разве Король плохие потребует?

Шпац, разряжаясь, смеётся, убеждённый последним доводом.

— Смотри, Мюнхгаузен! От тебя всё зависит.

Я и без него знаю, что здесь всё зависит от меня — Мюнхгаузена и дон Кихота. На лаконичный документ, где ни словом не упомянуто о сногсшибательных результатах, мне понадобилось каких-то десять минут. Отдал Шпацу, и инцидент на том был исчерпан. Как раз заявились парни, и мы дружно принялись сдавать-складировать шмотьё, аппаратуру и оборудование и пропурхались с увлекательным занятием до обеда. Обедал, наконец-то, в привычной обстановке — в ресторане. Даже стеснялся попервоначалу, но, назаказывав местных фирменных блюд: рассольник по-ленинградски, шницель по-киевски, компот по-узбекски и салат почему-то ни по-каковски, а просто и смачно — «Ришелье», успокоился. Поболтать только не с кем по душам — Ленки нет, в декрете, сообщили подруги. И как это они, бабы, так быстро умудряются? Куда торопятся? Не успеешь жениться, уже — на тебе, нянькайся, папуля. И всё без спроса и согласования. После обеда по завету Архимеда завалился на кровать. Не привыкший к перегрузкам слабый организм отпустил тормоза, и в контору пришлось заявиться к двум. Тут же, чтобы испортить желудок, налетела техручка: