Нерассказанная история США - Оливер Стоун

Картер также столкнулся с необходимостью разобраться в ситуации с Сальвадором, где кучка богатых землевладельцев, известная как 40 семей, правила уже больше века, используя любые методы для подавления протестов нищего населения. В 1970-е число убийств, совершенных «эскадронами смерти», возросло, что привело к подъему народного сопротивления. После убийства в 1980 году архиепископа Оскара Ромеро несколько партизанских групп объединились и создали Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти (ФНОМ). К концу 1980 года ФНОМ был близок к победе. Картер под давлением Бжезинского решил возобновить военную помощь диктатуре.

Несмотря на мрачные доклады относительно прав человека в Иране, президент Картер неизменно демонстрировал поддержку находящемуся под огнем критики шаху. Это приводило в ярость большинство иранцев. Во время празднования нового, 1978 года в Тегеране, под аккомпанемент протестов в столицах обеих стран, Картер обратился к гостеприимному хозяину с полным лести тостом: «Наши беседы были бесценными, наша дружба неизменна, и я хочу поблагодарить лично шаха, чья мудрость и опыт так помогли мне, молодому лидеру. Во всем мире нет лидера, по отношению к которому я чувствовал бы бо́льшую дружбу и благодарность». Бунт вспыхнул вновь вскоре после отъезда Картера. В январе 1979 года шах покинул Иран.

Демонстрации против шахского режима во время Иранской революции. Произошедшее оказалось колоссальным провалом разведки: ЦРУ и госдепартамент недооценили угрозу исламского фундаментализма.

Буря приближалась и в Афганистане – стране, где среднегодовой доход населения в 1974 году составлял всего 70 долларов. В 1976-м Госдепартамент заявил, что США «не могут и не должны каким бы то ни было образом быть причастны или ответственны за “оборону” Афганистана»59. Но ситуация изменилась, когда просоветские повстанцы во главе с Нур Мухаммедом Тараки и Хафизуллой Амином захватили власть в апреле 1978 года. Тараки, ставший новым главой государства, провозгласил: «Я вижу будущее народа очень светлым». Журналист New York Times Уильям Бордерс написал аналитическую статью: «По стандартам практически любой страны мира будущее выглядит отнюдь не светлым – в стране, где средняя продолжительность жизни составляет 40 лет, детская смертность достигает 18 %, а читать умеет лишь каждый десятый. В Афганистане, – продолжал Бордерс, – есть всего несколько шоссе и ни одной мили железных дорог. Большинство населения – либо кочевники, либо нищие крестьяне в грязных деревнях, укрывшихся за высокими стенами. Быт афганцев вряд ли сильно отличается от того, что застал Александр Македонский 2 тысячи лет назад»60.

Советский Союз, имевший дружественные отношения с прежним правительством, хотя оно и проводило репрессии против афганских коммунистов, не стремился к перевороту. Реформы нового правительства, в особенности программы образования для женщин, земельная реформа и планы индустриализации, а также жесткое подавление противников вызвали восстание моджахедов – фанатиков-исламистов, действовавших с территории Пакистана. Вскоре в стране уже полыхала гражданская война.

Соединенные Штаты сделали ставку на моджахедов. Картер, которому не нравились религиозный фанатизм и реакционные взгляды мятежников, поначалу отверг план Бжезинского по организации тайной операции, направленной против нового правительства Афганистана. Тогда Бжезинский для организации подготовки и финансирования боевиков стал работать с ЦРУ. В феврале исламские экстремисты в Кабуле похитили американского посла Адольфа Дабса. Когда афганская полиция и советские военные советники начали штурмовать отель, в котором держали посла, боевики его убили. Это позволило США усилить свое вмешательство в афганские дела.

Бжезинский видел в растущем исламском фундаментализме больше возможностей, чем угрозы. Уже несколько лет США вместе с иранской и пакистанской разведками работали над созданием в Пакистане правого исламского фундаменталистского движения для борьбы с правительствами, симпатизирующими СССР. Впоследствии Бжезинский признавал, что США поддерживали моджахедов еще до советского вторжения: «Еще 3 июля 1979 года президент Картер подписал первую директиву о поддержке противников просоветского режима в Кабуле. В тот же день я отправил президенту записку, в которой указал, что подобная помощь приведет к советскому военному вторжению»61.

Бжезинский понимал, что СССР опасается, как бы вторжение в Афганистан не вызвало восстание 40 миллионов мусульман в советских республиках Средней Азии. Афганское руководство настаивало на том, чтобы Москва направила в Афганистан войска для подавления мятежа, но русские отказались. Вместо этого Брежнев призвал ослабить репрессии в отношении политических противников. Советские лидеры справедливо полагали, что именно американцы вместе с иранскими и пакистанскими экстремистами стоят за спиной афганских мятежников. Не исключали они и участия в этом Китая. И все же не спешили с вторжением. Громыко так объяснил обеспокоенность советского руководства: «Мы откажемся от многого, достигнутого с таким трудом: разрядка, ОСВ-2 – все это вылетит в трубу. Не будет ни шанса достичь соглашения (а что бы там ни говорили, для нас это самое главное), не будет встречи Брежнева с Картером… и наши отношения с Западом, в особенности с ФРГ, будут испорчены»62.

Советский Союз решил свергнуть Амина, главного инициатора репрессий, и заменить его Тараки. Но вышло наоборот: Тараки был убит, а Амин упрочил свою власть[135]. Он не только усилил репрессии, но и обратился к США за помощью. Не желая установления проамериканского режима на своих южных границах, за которым последовало бы размещение там американских войск и ракет «Першинг-2», Советский Союз решил заменить Амина Бабраком Кармалем, хотя и понимал, что это вызовет нестабильность, которая может вынудить их ввести в страну войска. Советское военное командование было против интервенции, опасаясь, что она может спровоцировать объединение исламских радикалов, которое втянет СССР в многолетнюю войну в стране, где у него нет серьезных интересов. Но Брежнев легкомысленно настоял на вторжении, решив, что война займет всего три-четыре недели. Еще больше его подталкивал к интервенции сам Запад, который стал разрушать достижения разрядки: в США росло сопротивление ОСВ-2, а НАТО решило разместить в Европе новые баллистические ракеты средней дальности. Однако, как подчеркивает историк Мелвин Леффлер, «принимая решение о вводе войск в Афганистан, советское руководство исходило из наличия угрозы, а не из возможности получения преимуществ»63.

Вопреки предостережениям военных советников Брежнев на Рождество 1979 года отправил в Афганистан 80 тысяч солдат. До самого начала вторжения ЦРУ уверяло Картера, что этого не произойдет. Мир не поверил, что вторжение спровоцировано тайными усилиями США дестабилизировать дружественный Москве режим у границ СССР. Бжезинский ликовал, считая, что заманил Москву в ту же ловушку, в которую Вашингтон попал во Вьетнаме.

Холодная война вновь разгорелась в полную силу. Картер назвал вторжение в Афганистан «величайшей угрозой миру со времен Второй мировой войны». Это было столь вопиющим преувеличением, что обозреватель New York Times Рассел Бейкер счел своим долгом напомнить ему о блокаде Берлина, корейской войне, Суэцком и Карибском кризисах, а также о войне во Вьетнаме 64. Но 23 января в послании «О положении страны» Картер заявил:

«Регион, которому сегодня угрожают советские войска, стратегически важен для нас. Он содержит две трети мировых запасов нефти. Стремление СССР захватить Афганистан привело его войска на расстояние 300 миль [примерно 500 км] от Индийского океана и в непосредственную близость от Ормузского пролива, через который перевозится большая часть мировой нефти. СССР старается укрепить свое стратегическое положение, создав серьезную угрозу ее поставкам с Ближнего Востока…

Мы должны четко заявить о своей позиции: попытка любых внешних сил получить контроль над Персидским заливом будет расценена как угроза жизненно важным интересам США, и ответ на нее будет дан всеми доступными средствами, включая военные»65.

Последняя фраза, ставшая известной как «доктрина Картера», была воспринята Кремлем как прямая угроза войны, возможно даже ядерной. Вэнс пытался исключить эту фразу из обращения и даже вычеркнул ее из чернового варианта, который Госдепартамент направил в Белый дом. Бжезинский настаивал на ее сохранении, убеждая пресс-секретаря Джоди Пауэлла, что без этой фразы речь будет бессмысленной. Пауэлл уговорил Картера принять сторону советника по национальной безопасности66.