Протопоп Аввакум. Жизнь за веру - Кирилл Кожурин

Перед смертью Аввакум предсказал скорую кончину царя Феодора Алексеевича. Пророчество это в точности сбылось: две недели спустя, 27 апреля 1682 года, молодой царь неожиданно скончался. Народ увидел в этом событии Божие возмездие за казнь пустозёрских страдальцев.

С казнью «великой четверицы» стояние за старую веру не закончилось. Зарево пустозёрского костра озарило и всколыхнуло всю Россию. На Дону, где проповедовал игумен Досифей, поднялось мощное народное движение за возвращение к древлеправославию. Начались выступления и в столице, а вскоре здесь вспыхнет знаменитая «Хованщина» — последняя попытка преодолеть раскол Русской Церкви и вернуть Московское государство к вере отцов. «Сожжение Аввакума также, вероятно, послужило толчком к выступлению в Москве. Аввакум был широко известен среди московского люда, в том числе и среди стрельцов, своими духовными посланиями. Он также был знаком и с князем Хованским. Пользуясь борьбой придворных партий и слабостью власти, князь Хованский и некоторые старообрядческие руководители с помощью стрельцов предприняли попытку восстановить старую истинную веру» (Безгодов). Однако этой попытке не суждено было увенчаться успехом…

После смерти Аввакума Анастасия Марковна до января 1693 года (с октября 1664-го) жила с семьёй в Холмогорах и в Окладниковой слободе на Мезени. При содействии князя В.В. Голицына семье Аввакума 4 января 1693 года царским указом было разрешено выехать с Мезени, и Марковна с сыновьями Иваном и Прокопием поселились в Москве. Около года она жила в Елохове у «свойственника своего», посадского человека Меркула Лукьянова, в приходе Богоявленской церкви, в последующее время проживала в собственном доме, в приходе Троицкой церкви, «что на Шаболовке», на участке капитана Якова Тухачевского. Умерла в 1710 году и погребена при той же церкви. В XIX веке её намогильная плита ещё сохранялась.

Старший сын Аввакума Иван вместе с братом Прокопием был освобождён 14 января 1693 года на «добрые поруки» в город Романов. До своего освобождения прослужил дьячком при церкви Богоявления Господня в Окладниковой слободе. Однако когда братья явились в Стрелецкий приказ, боярин И.Б. Троекуров «приказал им словесно жить в Москве свободно». Живя в Москве, Иван Аввакумович, по-видимому, выступал тайно в роли старообрядческого наставника. В 1717 году Иван был арестован по делу о «распространении раскола», осуждён «в Кирилов монастырь в вечное пребывание» и, измученный допросами и переездами, умер 7 декабря 1720 года в возрасте семидесяти шести лет, находясь в Петербурге в Петропавловской крепости за караулом. Прокопий, судя по всему, в 1717 году был ещё жив и проживал в Москве. Он отличался меньшей стойкостью в приверженности к старой вере. О судьбе других детей протопопа Аввакума нам ничего не известно.

В XVIII веке Пустозёрский острог пришёл в запустение и постепенно исчез с лица земли. Но память о страдальцах за старую веру долго ещё жила среди пустозёрцев; известно было и место, где они сгорели. На месте казни мучеников был поставлен памятный крест, который существовал ещё в начале XX века. Согласно надписи на нём, крест был поставлен «1788 года марта 1 дня… тщанием господина мезенского купца Петра Протопопова».

Последние жители покинули это место в 1960-х годах. Сегодня на месте Пустозёрска голый песок, мох да низкий кустарник. Лишь кое-где виднеются останки деревянных восьмиконечных крестов. Официально городище Пустозёрск является государственным памятником архитектуры под открытым небом. Ещё в 1960-е годы благодаря учёному-археографу, исследователю печорской старины В.И. Малышеву здесь был поставлен каменный обелиск исчезнувшему городу, сложенный из фундамента последней пустозёрской церкви. В 1989 году краевед из Нарьян-Мара Михаил Фещук вместе с товарищами собственноручно изготовили и установили памятный знак в честь мучеников за древлее благочестие — бревенчатый сруб, из которого поднимаются к небу две резные шестиметровые лиственницы, символизирующие двуперстие, увенчанные узорным навесом, удивительно напоминающим поморские намогильные кресты-голбцы. Между столбами на цепях подвешен колокол, звонящий в память о мучениках за старую веру. В 1991 году группа староверов-поморцев из Рижской Гребенщиковской общины установила древлеправославный восьмиконечный крест из лиственницы на месте сожжения пустозёрских отцов, а в 2007 году в Нарьян-Маре была построена и освящена старообрядческая часовня во имя протопопа Аввакума и пустозёрских мучеников, которую первоначально предполагали установить на месте казни пустозёрских страдальцев, но по ряду причин так этого сделать и не смогли. Возможно, это удастся в будущем, поскольку и в наши дни к этому поистине святому месту не иссякает поток паломников со всех концов России.

Эпилог

Роль Аввакума в русской истории трудно переоценить. Как немыслимы русская история и культура без старообрядчества, так непредставима история старообрядчества без Аввакума.

О роли старообрядцев в истории России очень хорошо сказал философ В.В. Розанов: «Если на всемирном суде русские будут когда-нибудь спрошены: “Во что же вы верили, от чего вы никогда не отреклись, чему всем пожертвовали?” — быть может, очень смутясь, попробовав указать на реформу Петра, на “просвещение”, то и другое ещё, они найдутся в конце концов вынужденными указать на раскол: “Вот некоторая часть нас верила, не предала, пожертвовала”…»

Да, страшно себе представить, но если бы не нашлось тогда в XVII веке таких людей, как Аввакум, епископ Павел Коломенский, боярыня Морозова, не побоявшихся открыто выразить свой протест против беззаконных никоновских реформ и пожертвовать за свои убеждения жизнью, то государства с названием Россия, может быть, уже и не существовало бы на карте мира.

В наши дни становится очевидным, что раскол был неизбежен. Как бы то ни было, трещина в русском обществе XVII века, разделившая его на старообрядцев и новообрядцев, проходила гораздо глубже собственно обрядовых различий, сколь бы ни были они важны для средневековой картины мира. «Смысл раскола сосредотачивался вокруг реформ Никона, связанных с исправлением книг религиозного содержания и изменением некоторых обрядов. Однако эти конкретные факты, случись они раньше или позже, могли бы оказаться незамеченными. Значит, в них проявилось нечто большее, а именно, столкнулись две традиции в понимании веры и в видении церкви, а следовательно, две картины мира, которые культурному канону в его средневековом варианте удавалось примирять. То, что раскол имел такой общественный резонанс, означает, что на новом витке истории, когда не только государство, но и вся русская цивилизация переживала надлом, когда в этой цивилизации становится предельно активной личность, притягательной оказывается традиция в русском православии, являющаяся демократической (то есть старообрядчество. — Κ.К.). Если проводить параллели с XX веком, то, по сути дела, уже в XVII веке Россия переживала нечто, предвосхищающее революцию начала нашего столетия и последующую за ней гражданскую войну, сопровождавшуюся истреблением огромной массы соотечественников, изгнанием их в другие страны, переселением на другие территории» (Хренов).