Графиня де Шарни. Том 2 - Александр Дюма

— Чего же вы хотите?

— Низложения короля.

— Сударь! Это серьезное дело! — заметил Редерер.

— Да, сударь, очень серьезное, — с неизменной вежливостью согласился Питу, — И оно заслуживает того, чтобы над ним поразмыслить.

— Это более чем справедливо, — кивнул Питу. Взглянув на дворцовые часы, он прибавил:

— Сейчас без четверти десять; мы даем вам подумать до десяти часов; если ровно в десять мы не получим ответа, мы будем вас атаковать.

— А пока вы позволите запереть ворота, не правда ли?

— Разумеется.

Обратившись к своим товарищам, он прибавил:

— Друзья мои, позвольте запереть ворота.

И он знаком приказал вышедшим вперед повстанцам с пиками отойти назад.

Они подчинились, и ворота были заперты без всяких осложнений.

Однако пока ворота были отворены, наступавшие успели должным образом оценить тщательные приготовления к их встрече.

Когда ворота были снова заперты, товарищам Питу пришла охота продолжать переговоры.

Кое-кто из них вскарабкался на плечи товарищей, поднялся на стену и, усевшись верхом, стал перекидываться словом-другим с национальными гвардейцами.

Национальная гвардия откликнулась и поддержала разговор.

Так истекла четверть часа.

Тогда из дворца вышел какой-то человек и приказал отворить ворота.

Привратник забился в свою каморку, и засовы пришлось отодвинуть национальным гвардейцам.

Наступавшие решили, что их требование принято; как только ворота распахнулись, они вошли как те, кто долго ждал и кого сзади нетерпеливо подталкивают сильные руки, иными словами — ввалились толпой, во все горло зовя швейцарцев, надев шляпы на пики и сабли и крича:

«Да здравствует нация! Да здравствует Национальная гвардия! Да здравствуют швейцарцы!»

Национальные гвардейцы отозвались на призыв «Да здравствует нация!»

Швейцарцы ответили угрюмым молчанием.

Лишь при виде направленного на них жерла пушки наступавшие остановились и стали озираться.

Огромный вестибюль был заполнен швейцарцами, расположившимися на трех разных уровнях; кроме того, по несколько человек стояло на каждой ступеньке лестницы, что позволяло стрелять одновременно сразу шести рядам швейцарцев.

Кое-кто из восставших задумался, и среди них — Питу; правда, думать было уже поздно.

В конечном счете так всегда случается с этим славным народом, основная черта которого — оставаться ребенком, иными словами, существом то добрым, то жестоким.

При виде опасности людям даже не пришло в голову бежать; они попытались ее отвести, заигрывая с национальными гвардейцами и швейцарцами.

Национальные гвардейцы были не прочь перекинуться шуткой, а вот швейцарцы были по-прежнему серьезны, потому что за пять минут до появления авангарда повстанцев произошло следующее:

Как мы рассказывали в предыдущей главе, национальные гвардейцы-патриоты в результате ссоры, возникшей из-за Мандэ, разошлись с национальными гвардейцами-роялистами, а расставаясь со своими согражданами, они в то же время попрощались и со швейцарцами, продолжая восхищаться их мужеством и сожалея об их участи.

Они прибавили, что готовы приютить у себя, как братьев, тех из швейцарцев, кто захочет последовать за ними.

Тогда двое швейцарцев в ответ на этот призыв, переданный на их родном языке, оставили ряды защитников дворца и поспешили броситься в объятия французов, то есть своих настоящих соотечественников.

Однако в то же мгновение из окон дворца грянули два выстрела, и пули нагнали обоих дезертиров, павших на руки своим новым друзьям.

Швейцарские офицеры, первоклассные стрелки, охотники на серн, нашли способ раз и навсегда покончить с дезертирством.

Нетрудно догадаться, что остальные швейцарцы после этого посуровели и замолчали.

Что же касается тех, кто только что ворвался во двор со старыми пистолетами, старыми ружьями и новыми пиками, — а это было даже хуже, чем если бы они вовсе не имели никакого оружия, — то это были те самые предшественники революции, каких мы уже видели во главе всех крупных волнений; они со смехом торопятся распахнуть бездну, в которой должен исчезнуть трон, а иногда и более чем трон — монархия!

Пушкари перешли на сторону восставших. Национальная гвардия готовилась последовать их примеру; оставалось переманить швейцарцев.

Восставшие и не заметили, как истекло время, отведенное их командиром Питу г-ну Редереру, и что было уже четверть одиннадцатого.

Им было весело: так зачем же им было считать минуты?

У одного из них не было ни пики, ни ружья, ни сабли; был у него лишь шест для того, чтобы наклонять ветки, иными словами — жердь с крюком на конце.

Он обратился к своему соседу:

— А что если я подцеплю какого-нибудь швейцарца?

— Валяй! — кивнул сосед.

И вот он подцепил одного из швейцарцев своим шестом и потянул на себя.

— Клюет! — сообщил рыболов.

— Ну так и тяни потихоньку! — посоветовал другой Человек с шестом потихоньку потянул, и швейцарец перелетел из вестибюля во двор, как перелетает рыбка из реки на берег.

Это вызвало большое оживление и громкий смех.

— Еще! Давай тяни еще! — понеслось со всех сторон. Рыболов высмотрел другого швейцарца и подцепил его точно так же, как первого.

После второго он перенес во двор третьего, за третьим — четвертого, за четвертым — пятого.

Так он перетаскал бы весь полк, если бы вдруг не раздалась команда: «Целься!»

Видя, что опускаются ружья, точно и слаженно — так всегда действуют солдаты регулярных войск, — один ив наступавших, — а в подобных обстоятельствах, как правило, находится безумец, подающий сигнал к резне, — один из наступавших выстрелил из пистолета в ближайшее к нему окно дворца.

В то короткое мгновение, что отделяло команду «Целься!» от приказания «Огонь!», Питу понял, что сейчас произойдет.

— Ложись! — крикнул он своим людям. — Или вам конец!

И сам он первый бросился ничком на землю.

Однако прежде чем его совету успели последовать наступавшие, под сводами вестибюля раздалась команда «Огонь!», грянул выстрел, все заволокло дымом, и градом посыпались пули.

Плотная людская масса, — может быть, половина колонны повстанцев успела протолкаться во двор, — всколыхнулась, словно трава под порывом ветра, и, как подкошенная, покачнулась и повалилась на землю.

В живых осталось не более трети!

Уцелевшие бросились бежать и оказались под обстрелом двух линий обороны, а также засевших в примыкавших ко дворцу флигелях; и те и другие расстреливали бегущих в упор.

Стрелявшие могли бы перестрелять друг друга, если бы их не разделяла столь плотная людская завеса.