Это всё ты - Елена Тодорова

– Да… Вполне.

– Минуту назад мне позвонили с незнакомого номера. Поступили угрозы на твой счет. Будь осторожен.

– Филатовы? – туго соображаю, о чем речь.

Перехватывая изумленный взгляд Юнии, только моргаю.

– Нет. Не они, – тяжело заверяет отец.

– Кто тогда?

– Тот, кому сильно не понравилось мое освобождение.

Совершая натужный вдох, оторопело смотрю на бредущих к нам с трассы людей.

– Эм… Пап, – нервно облизывая губы, суматошно провожу ладонью по лицу. – Кажется, нам нужна твоя помощь. Прямо сейчас.

– Продолжай.

– Полиция, скорая, эвакуатор, – перечисляю сухо. – Геолокацию сейчас скину.

68

Какой еще рецидив?

© Юния Филатова

– Я сейчас выйду. Хочу осмотреть машину. Да и нужно сказать всем, кто остановился, что помощь уже едет, – озвучивает Нечаев тем же хладнокровным тоном, которым секунду назад общался с отцом.

Эта серьезность пугает. Лишает возможности говорить. Заставляет цепенеть.

Пока Ян тянется к заднему сиденью за пледом, дышу через раз.

– Укутайся и сиди тихо, – инструктирует так же сдержанно. Только теперь замечаю, что через дыру в крышке багажника в салон со свистом врывается морозный воздух и залетают крупинки снега. Охотно принимаю плед, хотя еще не знаю, смогу ли самостоятельно в него завернуться. Кисти мало того что скручены от холода и подвержены дрожи, так еще в крови из-за мелких порезов. Все происходило так быстро, что в процессе не ощущалось, куда летели осколки. Сейчас я чувствую острую и колючую крошку в волосах, под курткой и даже под свитером. Стоит пошевелиться, они осыпаются ниже, задерживаются под топом и ранят кожу. – Оставайся внутри до приезда полиции или скорой, поняла?

Странное указание.

Но куда более впечатляющим является суровый взгляд Яна. Не смею ослушаться. Киваю и с трудом двигаю губами, когда он наклоняется, чтобы поцеловать.

Характерный будоражащий Нечаевский букет с привкусом соли и металла – последнее, что я улавливаю.

Настойчивый, пронзительный, чрезвычайно чувственный, отличительно болезненный и вместе с тем оглушающе мощный, темный и необузданный взгляд – последнее, что принимаю.

Удушающая скованность в груди и адское сокращение разорванного сердца – последнее, что чувствую.

А потом… Ян уходит, не оглядываясь.

Выбравшись из машины, ничего он не осматривает. Сразу же шагает, рассекая сугробы, навстречу двум темным фигурам.

Отчего-то мне кажется важным услышать их разговор. Но даже застопорив дыхательную функцию, не разбираю ни слова. Один из мужчин – который постарше, с пепельной головой – между какими-то фразами указывает на разбитый Икс[22] Яна. Он, не оборачиваясь, мотает головой.

Тот же седой отводит полу пальто… Не пойму, что именно демонстрирует. Мне видна лишь черная водолазка. Нечаев взгляд опускает, кивает.

– Не здесь, – удается уловить через мгновение. И все равно кажется, что додумываю. Воображаю голос Яна в своей голове. Но если так… Слова, которые он говорит, звучат неуместно: – …Просто девчонка… Левая…

Еще два коротких, похожих на матерные, слова… И все трое идут к трассе.

Я судорожно вдыхаю, со всхлипами выдыхаю, заставляю себя завернуться в плед, смотрю на дорогу и с немым потрясением прослеживаю то, как Ян спокойно садится в чужую машину… Слезы начинают бежать по щекам гораздо позже того момента, когда автомобиль трогается с места и уезжает.

Не понимаю, что происходит.

Чувствую себя брошенной, растерянной и такой несчастной. Тишина давит, воспаляет нервы, доводит до сумасшествия. Дергаюсь не только от малейших шорохов с улицы и завывания ветра, а и от тех звуков, которые сама издаю.

Сама себя пугаю!

Но остановиться не получается.

Тереть глаза приходится часто, ведь невозможность видеть страшит еще сильнее. Меня колотит, и это вовсе не от холода.

Но настоящей встряске подвергается мое тело, когда я вижу, как у обочины дороги притормаживает автомобиль. Практически сразу же из него выскакивает мужчина. Бросившись в сугробы, он бежит ко мне. Разглядеть его не могу, но все движения передают тревогу и надрыв. На эти чувства крайне быстро и легко отзывается мое сердце. Заходится в мучительных переживаниях.

Догадываюсь, кто подоспел на помощь, до того, как узнаю Романа Константиновича.

Естественно, он ищет сына.

Распахивая дверь, проносится по салону обеспокоенным взглядом. По мне мажет вскользь, но я зачем-то мотаю головой.

– Яна нет… – сообщаю, всхлипывая. – Уехал… С какими-то людьми…

Нечаев сипло вздыхает. Поджимая губы, прикрывает веки. С невыносимой скорбью морщится. Яростно стискивает челюсти. Напряженно, с дрожью тянет ноздрями воздух. Одуряюще громко сглатывает.

Растерянно наблюдая за ним, не сразу понимаю, что вместе с ним прибыл целый отряд. Лишь когда за меня принимаются медики, замечаю, как мужчины – полицейские и гражданские – осматривают машину. Роман Константинович открывает искореженную крышку багажника, подбирает что-то из груды осколков. Мгновение спустя, когда поднимает достаточно высоко, догадываюсь, что это наклейка с той самой похабной надписью.

Все, что осталось от Яна???

«#не_ебу_блондинок»

Какая жестокая ирония, что этот текстовый маркер уничтожен сразу после нашей ночи любви.

Любви ли?.. Еще один знак, что совершена роковая ошибка?

Краснея, отрешенно удивляюсь тому, что в организме хватает тепла для этой реакции.

Отрываю взгляд от зеркала заднего вида, когда встречаюсь там с потускневшими от невыразимого горя глазами Романа Константиновича. Кое-как, с помощью фельдшера, выползаю из машины.  

– Он ведь жив… – хриплю обессиленно и отчаянно. – Он жив…

Кому я это говорю? Сама не знаю. Просто не понимаю, почему все ведут себя так странно.

– Он жив! – пронизываю пространство истерикой неясной силы. – Он жив! Жив!

Глотая морозный воздух, задыхаюсь и начинаю кашлять. Внутренности скручивает беснующаяся тревога, и в какой-то момент эти спазмы вызывают одуряющий подъем тошноты.

Меня выворачивает на снег.

Забившись в судорогах, едва не падаю в омерзительную массу лицом. С трудом опираясь руками, раздираю об заледеневшую корку ладони. А они ведь и без того травмированы… Мне больно. И эта боль такая агрессивная, такая безумная... Загораясь в одной части тела, резкими вспышками проносится по всему организму.

Никакими словами не описать того, каких сил мне стоит поднять взгляд. Задействованные механизмы трещат невообразимо диким напряжением. Белизна природы слепит до слез. Черные точки, обжигающий выплеск, и зрачки куда-то закатываются.

Чьи-то руки подхватывают, но меня скручивает. Превращаюсь в сплошной и пульсирующий комок нервов. Сознание плывет. Из темноты появляется Ян. Вздрагиваю, пытаюсь что-то сказать, но изо рта лишь мычание и хрип вырываются.

А потом я вижу бабушку… Всхлипывая, принимаюсь молиться.

И