Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти

сути, и само определение ими «пола» оспариваются. После осуществленной Фуко деконструкции сексуальности как социально-генеалогического проекта общественного контроля над телами и удовольствиями феминизм занялся сексуальностью в смысле ее изоморфной связанности с мужским удовольствием и фаллосом. Оба проекта показали, что в поле никогда не было ничего биологического или естественного. Фуко отказался от этого термина в пользу «удовольствия», Делёз и Гваттари – в пользу «желания», а феминистки вроде Иригарей и Кристевой – «наслаждения». Все они опираются на общую конфигурацию десигнифицированного и подвергшегося дерегуляции тела, где ни одна из его частей не выступает в качестве доминирующего означающего для пола или гендера. Ранее таким означающим был фаллос, но также и объявленные вне закона как запрещенные, так и разрешенные сексуальные действия всех частей тела по отношению друг к другу. Их также объединяет отказ от производящего действие субъекта, поэтому всеобъемлющая бинарность гетеронормативности и гомосексуализма с ее модерной историей, от преступной аберрации до положения равноправного нормализованного субъекта, в данном случае не работает. Характерно, что постчеловеческая сексуальность полностью освобождена от связи между полом и репродуктивным поведением, поскольку она ренормализует гендерные роли внутри репродукции, так как последняя антагонистична постгуманистическому воспеванию гибридов, а они бесплодны, и в силу нечеловеческой защиты вымирания человека по причине перенаселения. Постчеловеческая сексуальность высоко ставит связность между сущностями, которые могут быть двумя или двумя частями в одном или двух ассамбляжах, чтобы создать воображаемые потоки желания, а «два» просто знаменует собой ниспровержение доминирующей сингулярности фаллоса, хотя постчеловеческая сексуальность и не ограничивается двоицей. В этом смысле «два» просто означает больше и меньше одного, положение, до которого так называемая кастрированная женщина была низведена в психоанализе. Постчеловеческая сексуальность также ценит пространство между этими двумя как этическое место желания, которое Иригарей называет «слизистой оболочкой». Эта модель вульвы в виде двух наборов из двух губ демонстрирует прикосновение к себе, желание без бинарностей господства и подчинения, а пролиферативные части указывают как на безграничную природу сексуальности, так и, будучи губами, на дискурсивное регулирование, действующее в разговорах о сексуальности. Вот почему Фуко и Лотринже утверждают, что мы слишком много говорим о сексуальности. Наше общество насыщено сексуальностью, но реальные тела, удовольствия, интенсивности и то, что составляет сексуальное, были в значительной степени аннигилированы чрезмерным акцентом на описании, коммодификации и маркетинговых качествах сексуальности как концепта, абстрагированного от тел и удовольствия в процессе воспитания послушных потребителей. Оба теоретика выступают за молчание как ответ на вопрос о сексуальности, феминистки же часто используют игру с языком (в поэзии и искусстве), чтобы отразить игривые эксперименты защитниц постчеловеческой сексуальности.

Однако постчеловеческая сексуальность задает этическую загадку. Субъективность по ошибке смешала гендер и сексуальность (может быть, в силу диморфизма, создающего гендерное разделение, или заодно из-за телесных регулируемых сексуальных систем). Это означает, что существует история и текущая потребность в активизме, вовлекающем миноритарных субъектов, особенно женщин, а также тех, кого объединяют под аббревиатурой ЛГБТКИА (лесбиянки, геи, бисексуалы, транс-, квир-, интерсексуалы, асексуалы), то есть аббревиатурой, которая сама по себе без разбора смешивает сексуальность с гендерной идентичностью. Точно так же современные дискуссии между некоторыми транслюдьми и так называемыми терфами (исключающими транслюдей радикальными феминистками) в каком-то смысле больше касаются дебатов о том, должны ли мы вообще иметь гендерные категории. Квир-теория попыталась решить эту проблему – в своих опирающихся на континентальную философию постамериканских воплощениях квир-теория пошла дальше простой сексуальной инаковости и попыталась воплотить полный отказ от гетеронормативных гендера, сексуальности и субъективных категорий. Тем не менее эта тема остается дискуссионной, и вопрос, задаваемый активистами, имеющими сейчас дело с постчеловеческой сексуальностью, заключается в следующем: «Если мы избавились от всякого пола, гендера и сексуальности, то как мы продолжим бороться против угнетения тех, кто все еще считается меньшинством ввиду их отношений с полом и гендером?» Это вопрос, остающийся в центре рассмотрения постчеловеческой сексуальности.

См. также: Феминистичность; Транс*; Феминистская постгуманитаристика; Постчеловеческая этика.

Патрисия МакКормак

(Перевод Ольги Дубицкой)

Постчеловеческая этика

Постчеловеческая этика развивается из течения в философии, следующего по траекториям этики Спинозы, концепции Ницше о воле как свободе от институтов власти и постструктуралистской континентальной философии, развивающей идеи этих теоретиков. Базовая, идущая от Спинозы предпосылка рассматривает мир, расширяющийся до границ целого космоса, как взаимосвязанный. Индивидуальность понимается как дивидуация, разделение, где каждая сущность проявляет или выражает силу, которая аффицирует другие сущности и одновременно ими аффицируется. Природа этих сил выражения и аффектации заранее неизвестна. Это указывает на то, что каждая сущность, исходя из качества своих специфических выражений, полностью уникальна для самой себя. Рецепция этих выражений представляет собой сочетание их уникальности с возможностью усвоения, а также способностью и природой аффектации другого. Это движение всегда происходит внутри сети взаимосвязей, поэтому оно не является ни однонаправленным, ни движением из стороны в сторону между всего лишь двумя сущностями. Оно всегда множественно и разнонаправленно. Аналогичным образом, сущность может быть частью целого, целым или совокупностью индивидов. Отношения, феномены и тем самым «жизнь» возникают не на основе онтологического определения того, что есть вещь, и не на основе ее ценности в древовидной иерархической структуре «живых вещей», которую гуманитарные и медико-биологические науки стремятся эмпирически и исчерпывающе познать, а случаются между вещами как событие отношений. Опираясь на работы Делёза о Спинозе, работу Гваттари об экософии и работу Серра о природе, постчеловеческая этика отвергает наблюдаемые в трансгуманизме фетишизацию техники и киборгизм, придающие человеческой жизни как концепту чрезмерную ценность по сравнению с жизненной реальностью всех обитателей Земли. Постчеловеческая этика исследует и использует радикальные проявления различия, уже (а возможно, и всегда) воплощенного во всех типах жизни: в человеческой, в животной, растительной и, в конечном итоге, космической. Ведь каждое взаимодействие между сущностями является совершенно особенным и имеет конкретные последствия как для формирования жизненной реальности, так и для ее будущих выражений. По этой причине постчеловеческая этика не делает различий между дискурсом и материальностью, ведь силы выражения и у того и у другого актуализируются в жизни всех, как людей, так и не-людей. В рамках этического постгуманизма идет поиск способов действия, стремящихся открыть Другому доступ к свободному выражению, обращаются к различиям между сущностями и позволяют им расцвести. Этот поиск не принимает стремления гуманистического дискурса разрешать свободу через эквивалентность, субсуммацию, сравнение или фетишизацию различий. В этом смысле постчеловеческая этика начинается с объединения миноритарных политических движений, таких как феминизм, антирасизм, квир-теория, теории особенностей развития и аболиционизм, известных сегодня под именем интерсекциональной политики. Однако в конечном итоге постчеловеческая этика ищет