«Мир приключений» 1975 (№22) - Кир Булычев

Рат садится за стол. Там лежат шлем и широкое кепи.

— Ну, вот что: до утра постарайся вспомнить все, что забыл. А нет — мы сами напомним.

Задержанного уводят в КПЗ и я получаю наконец возможность навести справки.

— Разнорабочий второго СМУ, — поясняет Рат. — Живет здесь в общежитии. Между прочим, на восьмом километре у него тетка имеется. Помнишь бакинскую ориентировку? Похоже, он туда челночный рейс совершил. Но вещей не нашли: ни тех, ни самедовских. Или продал, или у кого-нибудь из дружков прячет. Есть там у них, в СМУ, подходящая компания. Боюсь только не опознает его Самедова, а предъявить мы ей обязаны.

Сегодня нам достали матрацы, но и без них мы бы тоже заснули как убитые.

Утром состоялось опознание, им четко командовал Зонин, Сразу видно: чувствует себя в родной следовательской стихии.

Вдоль стены стояли трое мужчин одинакового возраста, роста. Все — смуглые, на всех — низко нахлобученные кепи. И все-таки этот чем-то явственно отличается от остальных. Наверно, выражением лица, те-то спокойны. А может быть, мне все это кажется, потому что я его знаю.

Входит Самедова, долго присматривается попеременно то к одному, то к другому. Иногда, словно за подсказкой, оглядывается на нас. Со стороны заметно: она не узнала грабителя, но догадалась, кто из троих подозревается нами. Теперь ее мучат сомнения: мысль о ревизии, идущей в магазине, требует угодить нам, с другой стороны — собственная догадка может быть ошибочной. Тонкая штука — опознание: здесь в равной мере опасны и укрывательство и оговор. А от свидетелей такого типа можно ожидать и того и другого, в зависимости от ситуации.

Наконец Самедова принимает компромиссное решение:

— Темно был, точно не знаю. Этот похожий. — Она указывает пальцем в задержанного и тут же, будто обжегшись, отдергивает руку, повторяет: — Темно был, точно не знаю.

Рат хмурится: уверенности такое опознание не прибавило. А тут еще полуопознанный выскакивает вперед, от вчерашней ненависти и следа нет, только страх:

— Вай, клянусь аллахом — не я. Знаю, что в магазине работает, больше ее не знаю. Вай, начальник, клянусь — не я!

Зонин успокаивает его, обращается к Самедовой:

— Значит, у вас нет уверенности, что именно этот человек вечером двадцать девятого декабря ограбил вас и причинил тяжкие телесные повреждения дружиннику?

— Вай, что говорит!

Внешние данные, наличие мотоцикла с коляской, ножа, невразумительность ответов насчет вечера двадцать девятого — сегодня на допросе Зонину он заявил, что долго “выпивал” с товарищами, а потом поехали куда-то в гости, — все это даст серьезные основания подозревать его не только в злостном хулиганстве, за что он, собственно, и задержан. Но, с другой стороны, его удивление как будто искренне. Во всяком случае, наигранным его поведение не назовешь.

Зонин вынужден повторить вопрос, и Самедова отрицательно трясет головой:

— Не знаем, не знаем.

— Объясните тогда, что вы имели в виду, когда назвали этого человека похожим на ограбившего вас?

— Похожий, да. Может, он был, может, другой. Не знаем, — и, довольная своим дипломатическим ответом, улыбается следователю так же, как вчера улыбалась Рату.

Зонин занялся протоколом опознания, а нас вызвал Шахинов: с утра пораньше приехал, даром что воскресенье. Рат все еще не может успокоиться, говорит на ходу:

— Вот проверим, с кем и где пил, и пил ли, и, главное, где мотоцикл в это время находился, посмотрим, что запоет. А ты думаешь, не он?

— Может быть, он. Может быть, нет.

— Ты как Самедова.

— При чем тут Самедова? С самого начала было ясно, что она того не запомнила. Хорошо еще, сейчас ничего определенного не сказала. Ей правда — как рыбке зонтик. А расхлебывать нам.

— Не вижу оснований для уныния, — сказал Шахинов. — Самедова никогда не указывала точных примет, следовательно, не может изменить отношение к задержанному. Мы его продолжаем подозревать?

— Да, — подтвердил Рат.

— Подозрения подозрениями, а сворачивать розыск из-за одного задержанного я не позволю. До тех пор пока его виновность не станет очевидной, розыск будет продолжаться по намеченному плану. Что у нас с мотоциклистами?

Поиск документальный опережает фактический. Мы уже знали: по учету ГАИ числится 207 машин искомого типа и добрые три четверти владельцев — молодежь. Но ведь это еще не всё, точнее, не все. В город ежедневно приезжают на работу жители из близлежащих селений и, главным образом, из Баку. Только на стоянке химкомбината выстраиваются десятки мотоциклов, и многие из них учтены не у нас, а по месту жительства.

Шахинова информирует Мурсалов, а Рат ерзает, ему не сидится. Еще бы, ведь если задержанный ночным патрулем тот, кого мы ищем, дальнейшая возня с “мотоциклистами” — пустая трата времени. И вот вместо того чтобы уделить подозреваемому максимум внимания, Шахинов занимается распределением обязанностей между оперативными группами, дотошно классифицирует “мотоциклистов”, обсуждает методы предстоящей проверки. В заключение Шахинов обязывает руководителей групп через час представить ему график проверки мотоциклистов на ближайшие два дня. Как будто со вчерашнего вечера ровным счетом ничего не изменилось.

— Может быть, мне в первую очередь заняться проверкой причастности задержанного? — не выдерживает Рат.

Шахинов и глазом не моргнул, словно и вопроса никакого не было. Начальство имеет то преимущество, а может, ту уязвимость, что окончательное решение остается за ним.

— Мартышкина работа, — ворчит Рат, составляя график.

Так я и думал: комбинат достанется мне. Без крайней необходимости Рат не покажется там до тех пор, пока ранивший Кямиля не будет найден. Он, конечно, мне этого не сказал. Он сказал:

— Объект тебе хорошо известен. Действуй!

Но действовать на комбинате мне придется только послезавтра: сегодня — воскресенье, а завтра первое — праздничный день. Вот это номер, только сию минуту я соображаю: ведь сегодня канун Нового года. “Заискались” до того, что потеряли представление о времени.

— С наступающим! — неожиданно для самого себя, говорю я.

— Милая работка, — варьирует Рат, продолжая корпеть над графиком. Оказывается, не варьирует, оказывается, это — ответ на мое поздравление. Об этом я догадываюсь по следующей тираде Рата: — А мой сосед удивляется, почему я получаю столько же, сколько он — врач с тридцатилетним стажем. “Квалификация у нас, говорит, разная”. И ведь видит, что дома почти не бываю, а понять не может, что с его квалификацией мне уже не зарплату, а компенсацию в виде вечного покоя получать придется.