Поэтические воззрения славян на природу (Том 1) - Александр Афанасьев

______________

* Ibid., Ill, 154; Der heut. Volksgl., 38.

** Orient und Occid. 1863, II, 252.

*** Третья кн. царств, XVIII, 38.

**** D. Myth., 568; Сказ. Грим., I, стр. 60.

***** Номис., 73.

****** H. P. Лег., 14.

С дикою охотою, как поэтическим изображением грозы, соединяются все обыкновенные признаки этой последней: там, где пронесется дикая охота, хлеб растет выше и гуще. Но тот же Водан, который растит нивы, может и выбивать их градом; (374) почему в некоторых местностях оставляют во время жатвы связку спелых колосьев для его лошади, чтобы он был милостив и не вредил хлебных посевов*. По известному закону перенесения мифических представлений с неба на землю, народные предания утверждают, будто дикий охотник схватывает коров, уносит с собою в облака и через три дня возвращает назад выдоенными или оставляет их навсегда при себе; рядом с этим верят также, что Водан дарует коровам обилие молока. Смысл тот, что владыка весенних гроз наполняет сосцы облачных коров дождевою влагою и это небесное молоко выдаивает на землю. По окончании лова дикий охотник и его свита скрываются в колодцах, прудах и источниках, т. е. исчезают в дождевых ливнях**.

______________

* Der heut. Volksglaube, 24.

** Die Gцtterwelt, 118,128-9.

Рассмотренные нами предания приписываются и дикой охотнице, которая олицетворяет собою ту же весеннюю грозу, только в женском образе: это Frau Gaude, или Фрея (другие названия: Holda, Berhta, Fricka), родственные греческой Артемиде (Гекате), которая охотилась по ночам с ловчими псами в старых дремучих лесах. Саги рассказывают о Фрее, как о сопутнице Водана и участнице в его воздушной охоте. О Frau Gaude существует такое сказание: были у ней двадцать четыре дочери, и все они, подобно своей матери, страстно любили охоту; однажды, носясь по лесу, они в диком упоении решили, что охота лучше царства небесного - и в то же мгновение превратились в охотничьих сук: четыре должны возить колесницу, на которой восседает Frau Gaude, а остальные двадцать следовать за нею и вечно продолжать охоту между небом и землею*. К этому же разряду поэтических преданий принадлежит и греческий миф об Орионе, который охотится на том свете и по имени которого Гомер одну из блестящих звезд называет Псом Ориона**.

______________

* Ibid., 271,174-5; D. Myth., 877,902; Der heut. Volksglaube, 15-16,24.

** D. Myth., 901; Griech. Myth. Преллера, 1,351.

Между славянскими племенами сказание о "дикой охоте" далеко не получило такого полного развития, - хотя отдельные метафоры, под влиянием которых оно возникло, и не были им чужды. Очень может быть, что самая охота не пользовалась у славян таким широким сочувствием, как у народов германской отрасли; но если принять во внимание, что вообще поэтическая обработка преданий у славян гораздо слабее, чем у германцев (что, разумеется, зависело от различия местных и исторических условий, в какие были поставлены те и другие), то справедливее будет объяснять указанный факт именно из этого главного основания. Лужичане называют дикого охотника Dyterbernat и тем самым обнаруживают, что предание это есть не более как заимствованная от немцев сага о Дитрихе фон Берне (Dietrich von Bern). Кроме того, они знают юную и прекрасную богиню охоты- по имени Dzivica, которая любит охотиться в светлые лунные ночи; с оружием в руках мчится она на борзом коне по лесам, сопровождаемая ловчими псами, и гонит убегающего зверя. Знают ее и в других славянских землях; по народным рассказам, чудесная дева охотится в дебрях Полабии и на высотах Карпатских гор*. У чехов чтилась Dлvana (по указанию Вацерада: "Letnicina i Perunova dci"), у поляков- Dzievona (Zievonia), которую авторы хроник сравнивали с Церерою**. И характер, и самое имя (Дева = Дива, см. выше стр. 115) указывают в ней богиню, тождественную Ди(375)ане***. Чтобы охота была удачная, в Новгородской губ. читают следующее заклятие: "пойду я в чистое поле, в чистом поле млад месяц народился, от млада месяца - млад молодец: сидит на вороном коне, по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, на буйной голове все кудри в золоте. Держит молодец золотую кису, золотой топор и булатный нож; в золотой кисе лежит мясо, и сечет мясо молодец булатным ножом и бросает на мой волок... Возговорил добрый молодец: гой еси лисицы черноухие, черноусые, лисицы бурые, рыси и росомахи, и седые волки! сбегайтеся на мой волок, на мою отраву - днем по солнцу, а ночью по месяцу. Ключ да замок!" Мифический молодец с золотыми кудрями и руками - бог весенних гроз; он скачет на вороном коне-туче, держа в руке золотой топор-молнию, и разбрасывает притраву, чтобы сбегались на нее волки, лисицы, рыси и росомахи. К нему, как небесному ловчему, обращено вещее слово заговора, силою которого лесной зверь должен сам бежать на охотника.

______________

* Volkslieder der Wenden, II, 267, 269; Nar. zpiewanky, 1,13.

** Гануш: "Dйva, zlatoviasв bohyne", 8-9.

*** Влахи рассказывают, что в облаках охотится Dina ( = Диана) с большою свитою фей и колдуний и что оттуда далеко раздаются звуки их музыкальных орудий. - Шотт, 296.

По древнейшим воззрениям, твердо запечатленным в языке, губительная зараза приносилась бурным дыханием вихрей (поветрие - см. гл. XXII), а души усопших, как существа стихийные, воздушные (дух - ветр; см. гл. XXIV), возносились в небесные страны на крыльях ветров и на летучих кораблях-тучах (см. выше стр. 292). Вот почему в свите дикого охотника шествуют Смерть и покойники; вот почему и собаке, как мифическому олицетворению ветра и грозы, дается участие в представлениях о загробной жизни, а знойное время года, порождавшее моровую язву, называлось у римлян песьими днями (caniculares dies). По свидетельству Вед, души усопших сопровождались на тот свет двумя собаками, которые были приставлены оберегать пути в ад и в царство блаженных; персы верили, что умершие должны были переходить мост Шиневад (= радугу), ведущий на небо и охраняемый сильною собакою*. В Персии и Бактрии было в обычае бросать мертвецов, а также безнадежно больных и дряхлых стариков, на съедение псам, в чем выразилось суеверное воззрение на собак, как на путеводителей душ в царство блаженных**. Равным образом в греческой мифологии страшный трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями (= молниями), сторожил мрачный аид; по сказанию Эдды, когда Один отправился в темное жилище Геллы (Ninheimr), чтобы своими песнями воззвать душу умершей валы (вещей жены) и спросить ее об участи Бальдура, то у ворот ада встретил его злой пес с разинутой пастью и кровавыми пятнами на груди и громко лаял на владыку богов***. В Веласе, когда по горам воет буря, народу слышится лай адских собак (cron annwn), которые преследуют души умерших****. У буддистов сохраняется верование, что в адских дебрях терзают грешников псы острыми железными зубами*****. В старинном апокрифе об адских муках сказано о великой грешнице: "руцеже ея грызяху два пса вели(376)кие"******. Вой собаки принимается за предвестие тяжкой болезни и смерти, и потому, заслышав его, говорят: "вой на свою голову!" Если собака роет на дворе яму, то непременно к покойнику: вырытая ею яма намекает на скорую необходимость в могиле*******.

______________

* Zeitschrift fьr vergleichende Sprachforschung 1852, IV, 311; Ж. M. H. П. 1858, III, 277.

** Die Gцttcrwelt, 52. Чуваши убеждены, что души покойников, во время совершения поминок, входят в собак и что все, пожираемое этими животными, поедается собственно усопшими; кидая за поминальной трапезою разные яства собакам, они обращаются к ним с этими словами: ешь, батюшка! (или матушка, или другой усопший родич). - Сбоев., 136-8.

*** Симрок, 37-38.

**** Die Oцttenvelt, 122.

***** Вест. Р. Г. О.1855, VI, 217.

****** Пам. стар. рус. литер., 1,105.

******* Записки Авдеев., 140-2, Сл. нар. раз., 165; Ворон. Г. В. 1851, 11; Херсон. Г. В. 1852, 17; Volkslieder der Wenden, U, 260; meues Lausitz. Magazin 1843, III-IV, 326; Beitrage zur D. Myth. Вольфа, I, 225; Совр. 1854, XI, смесь, 3. Сравни: если крот роется под хату - в доме скоро будет покойник.

Простой народ связывает с собакою различные приметы и поверья об атмосферных явлениях: так валяется она - летом к дождю и ветру, а зимой к мятели*; черная собака и черная кошка, по мнению одних (как животные, посвященные древле богу-громовнику), предохраняют дом от удара молнии**, а по мнению других (как воплощения темных туч), они служат убежищем для нечистой силы, которая, входя в них, тем самым привлекает на дом громовые удары***. В житии Феодосия рассказывается, что нечистый дух являлся к нему в образе черного пса, и когда святой "восхотех ударити его - и се невидим бысть"****. Индоевропейские народы приписывают собакам духовидство; они чуют приближение богов и демонов, незримых очам смертного*****. Таким чудесным свойством обладают, по русским поверьям: а) двоеглазка - черношерстная собака, имеющая над глазами два белые пятна, которыми и усматривает она всякую нечистую силу******, и b) ярчук- собака, у которой будто бы во рту волчий зуб, а под шкурою скрыты две змеи-гадюки (Харьк. губ.); она чует черта и наносит ведьмам неисцелимые раны*******. Эти подробности свидетельствуют, что народ еще смутно помнит о тех баснословных, одаренных и особенно зорким зрением и особенно страшными зубами псах, которые преследуют в дикой охоте вещих облачных жен; очи, видящие демонов, и зубы, терзающие ведьм, суть метафоры сверкающих молний. Если собака бросается на гостя - это знак, что он пришел не с добрым намерением; если она жмется к хозяину знак, что ему грозит несчастие: в обоих случаях она предвидит грядущую опасность********. Собачий вой, с которым древние народы сближали вой разрушительной бури, предзнаменует неурожай, войну и пожары*********. Как на остаток старинного уважения к собаке можно указать на ходячий в народе совет: "не пихай собаку - не то судороги потянут"**********.