Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия - Андрей Рудалёв

конфабуляция, что я грежу наяву, но я-то всё помню и всё знаю. Это вы галлюцинируете вместе со всей Россией, вместе со всем миром», – говорит автор-рассказчик. Всё погрузилось в мир сумасшествия, греха. Автор же помнит о прошлом, что в нем была любовь.

Настоящее – это предательство прошлого. Герой сдает федералам Аслана Масхадова и сравнивает себя с Иудой Искариотом. Он встроился в цепь предательств. Россия предала Империю, перешла на сторону «сатанизма». Теперь поглощается последний имперский осколок. Герой принимает эту логику предательств, чтобы жить. Чтобы улететь в Европу, в Париж.

Помните, в книге «Я – чеченец!» в рассказе «Двери небес» Герман писал о том, что «мы искали дорогу в небо», «мы стучались в двери небес»? Так и герой «Шалинского рейда», у которого смещено восприятие реального и галлюциногенного, нашел свой путь в небеса. Он предает и улетает в Париж, надеется, что долетит.

Свое предательство он называет «духовным подвигом», актом самопожертвования, отречения, на который пошел, «чтобы прекратить войну. Чтобы закончить бессмысленное кровопролитие».

Ему, как и всем, нужна новая жизнь. Новое имя, новый паспорт. Нужно «победить зло, встать над ненавистью» – писал Герман в рассказе «Двери небес».

«Прототип Тамерлана Магомадова – весь чеченский народ, который совершил это жертвоприношение», – сказал Садулаев в одном из интервью. И в этом смысле он продолжатель историософии Льва Толстого, по которому народ – творец истории. Обыкновенный человек, через акт самоотречения, предательства смог завершить войну.

Сам Герман пишет в романе про роль масс как одного из движителей поступка его героя: «И я чувствовал, что главное исходит от народа: люди хотят жить, хотят мира, хотят возможности строить свои жизни, свои судьбы, не боясь, что с неба прилетит ракета или бомба и всё кончится в тот же миг». Люди хотят, чтобы вернулись ласточки.

Предательство. Оно важно и в то же время нет. Герою нужно было выйти, улететь, постучаться в «двери небес». Умереть он не мог. Жизнь и без того разрушена, окончательная остановка сердца отсрочена, но смертельный удар уже был нанесен. Он уже не мог умереть, проживая чужую жизнь человека девственного – ни разу не нажавшего на спусковой крючок.

Когда отключается сознание, а оно, возможно, чужое, настоящее прошивают воспоминания из прошлого. Двадцать лет назад. Выпускной школьный бал. Лейла. Осознание того, что «нас… больше нет», и ее слова:

«Нет. Нет! Это неправда! Этого не может быть! Посмотри вокруг – весна, май, солнце цветы! Юность! Любовь… я тебе еще никогда не говорила, но… ты ведь сам понимаешь, ты чувствуешь. Ты и я. Всё будет хорошо! Разве может не быть? Разве может? Что же такое должно случиться? Что такого может случиться, чтобы вот так всё закончилось – и весна, и май, и любовь, чтобы никого больше не было, чтобы любовь стала только памятью, чтобы мы остались только памятью, чтобы не вышли из этого двора, а здесь навсегда, почему, что, что случилось милый, милый, ми-лый!..»

Настоящее – неправда. Ее жизнь расколота. Что же такое должно случиться? Как всё это произошло?..

Цепь предательств привела в действие снежный шар, на который всё налипает. Шар можно остановить, прервав цепь жертвоприношений.

В интервью «Голосу Америки» Герман говорил о том, что его герой «редко делает осознанный выбор» (http://www.golos-ameriki.ru/a/interview-sadulayev-2010-10-27-105915128/189800.html). Он – одна из многочисленных веток, налипших на снежный шар, «его выбор жестко обусловлен тем, что происходит вокруг него». В этом смысле через жертву достигается и обретение личной воли, обретение себя.

«И я думаю, что это то, что происходило в то время со всеми в Чечне и отчасти в России, потому что мы были поставлены в ситуацию конца истории. Когда происходящее не может быть потом описано в рамках исторической парадигмы… Мы видим столкновение слепых сил, обусловливающее поведение людей. Отчасти роман передает вот это ощущение потерянности в истории, потерю человеком способности творить историю – делать выбор и влиять своими поступками на ход событий», – сказал Герман в интервью.

В рассказе «Хранители», опубликованном в журнале «Континент», двое шестнадцатилетних парней расстреляны как ваххабиты. Их завлекли и принесли в жертву ради телевизионной картинки, репортажа, который должен был рассказать о борьбе с террористами. Они не делали никакого осознанного выбора, предатель завлек их и погубил. «Когда ты принимаешь решение, ты еще не знаешь, какую дорогу выбрал», – сказал Мовлади, приготовленный на заклание за несколько мгновений до смерти. Что-то подобное в свое время произошло и с теми, кто еще верил в Советский Союз.

В одной из интернет-конференций Герман Садулаев ответил на вопрос: «Насколько вы согласны со своим героем в “Шалинском рейде”?»

«Г. С. Это мой персонаж, иногда я согласен с ним, иногда нет. Иногда он сам с собой не согласен. А еще, его взгляды претерпевают эволюцию. Мне кажется, это отличительная черта романа от произведений сериального типа: доктор Хаус в каждой серии в одном амплуа, а герой романа входит в повествование одним человеком, а выходит в финале другим. Мой персонаж с самого начала не любит “джихадистов”. Он хочет, чтобы было такое мирное спокойное государство, в котором люди могут жить, а участвовать ни в какой священной войне он не хочет, он по-своему прагматик и циник. У этой партии в романе постоянные конфликты с “шариатчиками”, которым только и нужна была война на уничтожение. В войну он был втянут, как и многие другие, против своей воли. И если Вы прочтете вторую часть романа, то узнаете, каким парадоксом для него всё закончилось».

Книга пути

Однажды Герман Садулаев оставил в своем Фейсбуке следующие строки:

каждый писатель всегда пишет книгу одну и ту же

даже звезды одинаково отражаются в луже

многоцветие неба теряется в отражении

хороший лук познается в плохом сражении

сердце солдата настроено на вражеские частоты

пока не умрешь никогда не узнаешь кто ты

каждый пишет мелом своей судьбы одну строчку

чтобы она стала книгой надо поставить точку.

По сути, в них зашифрована квинтэссенция его романа «Иван Ауслендер».

Брахман русской словесности описал медитативное движение по кругу. Герой мало чем отличается от персонажей предыдущих его книг. Офисным работником на некоторое время он становится позже, при смене социальных ролей, которые являются совершенно малозначимыми.

Герой этот – Иван Борисович Ауслендер, университетский преподаватель санскрита. На научном поприще и ниве преподавания он себя практически не проявил. Его фамилия переводится с немецкого как «иностранец», «чужак». Так он и воспринимает себя в этом мире, в котором он – странник