Машина пространства. Опрокинутый мир - Кристофер Прист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поверхность под ним разгладилась, и найти новую опору стоило невероятных трудов. Он бы и не нашел ее, если бы не обнаружил, что способен, напрягая все мышцы, вдавить пальцы в грунт настолько, чтобы продвинуться еще чуть-чуть… на дюймы, но в ином измерении на целые мили. Сила, влекущая на юг, не ослабла ни на йоту.
Он бросил отслужившую свою службу веревку и пополз. Еще дюйм, еще – и ноги нащупали низкий гребешок, что издали прикидывался горой. Упершись хорошенько, Гельвард продвинулся сразу на несколько дюймов.
Постепенно сила начала слабеть, отступать, пока Гельвард не понял, что может удержаться на месте, не взнуздывая себя отчаянием. Он на секунду расслабился, надеясь перевести дух. Однако сила тут же снова принялась за свое, отчетливо нарастая с каждым мгновением, и он снова пополз. Полз до тех пор, пока не сумел подняться на четвереньки.
Назад на юг он не оглядывался. Что осталось там, позади?
Он полз бесконечно долго, потом наконец почувствовал, что можно встать. Идти приходилось резко наклонившись вперед, как против ветра. Но мало-помалу неведомая сила ослабевала, и спустя какое-то время Гельвард поверил, что выбрался из опасной зоны.
Обернувшись назад, он не разглядел ничего: там тоже лежала тьма. Над головой висели облака – те самые, что совсем недавно клубились вокруг лица. За облаками пряталась луна. В своем простодушии Гельвард никогда не задавался вопросом об облике ночного светила – он видел луну много раз и принимал ее как она есть; а ведь и луна имела ту же странную форму.
Он поднялся и продолжил путь на север – чудовищная сила по-прежнему шла на убыль. Все окружающее во мгле казалось смутным, лишенным примет, да он и не обращал ни на что внимания. Сознанием владела неотвязная мысль: он должен, должен во что бы то ни стало уйти достаточно далеко, чтобы во время сна его не уволокло обратно в зону, где сила станет неодолимой. Теперь он усвоил основополагающую истину этого мира: почва, как и утверждал Клаузевиц, действительно движется на юг. На севере, там где остался Город, это происходит почти незаметно – миля за десять дней. Но чем дальше на юг, тем стремительнее движение, пока ускорение не достигает немыслимых величин. Гельвард видел это своими глазами: за одну ночь ускорение выросло настолько, что тела женщин катастрофически изменились. Пропорции их тел, как и все вокруг, кроме него самого, ответили на изменение ускорения линейным искажением.
Вот почему Городу никогда не видать покоя. Город обречен вечно перемещаться вперед и вперед, – остановка означала бы долгое, поначалу неуловимо медленное сползание к югу, в прошлое, пока ускорение всех и вся в зону, где горы превращаются в гребешки высотой в несколько дюймов и где безжалостная сила неизбежно разнесет постройки и людей вдребезги и отправит их в небытие.
Впрочем, в те часы, что Гельвард шагал и шагал на север по странной, погруженной во тьму местности, он и не пытался искать объяснения тому, что только что испытал. Пережитое слишком уж противоречило элементарной логике: почва обязана быть твердью, неспособной к движению. Горы не должны сплющиваться, понижаясь на глазах. Человеческие существа не должны сбавлять в росте вшестеро; пропасти не должны смыкаться; грудные дети не должны захлебываться в крике и рвоте от материнского молока.
Ночь давно вступила в свои права, а Гельвард не ощущал усталости, только легкую боль от перенапряжения в мышцах, выдержавших такую нагрузку там, на изменчивых горных склонах. Мелькнула мысль, что день прошел что-то слишком быстро, куда быстрее, чем он ожидал.
Опасная зона осталась далеко позади, но сила, тянущая к югу, была еще слишком велика, чтобы расположиться на ночлег. Мало радости спать на грунте, который движется под тобой и вместе с тобой, стаскивая тебя туда, откуда ты едва-едва вырвался…
Он был частицей Города; он, как и Город, не мог позволить себе остановиться.
Наконец, усталость одолела Гельварда, он повалился и заснул прямо на голой земле.
Проснулся он с восходом солнца и сразу подумал о силе, тянущей на юг: не прибавилась ли она за ночь? Встревоженный, он вскочил на ноги, но равновесия не потерял; сила никуда не делась, он ощутил ее – примерно такой же, как запомнилось перед сном.
Он посмотрел на юг.
И не поверил своим глазам: там высились горы.
Но как же так, не может быть! Он же не просто видел, он осязал всем существом, как они сглаживаются в складки высотой в какие-нибудь полтора-два дюйма. И тем не менее вот они, вновь громоздятся у горизонта – отвесные, иззубренные, увенчанные снегами.
Гельвард поднял с земли рюкзачок – все, что осталось от двух объемистых тюков, – и проверил его содержимое. Веревку вместе с крючьями он потерял, бо́льшая часть его снаряжения осталась у женщин, когда он их покинул; однако и сейчас в его распоряжении был спальный мешок, фляга с водой и несколько пакетиков синтетической пищи. Во всяком случае, какое-то время он продержится.
Слегка подкрепившись, он вскинул рюкзачок на плечо.
Взглянул вверх на солнце, твердо решив сегодня не терять ориентации ни во времени, ни в пространстве.
И зашагал на юг, в сторону гор.
Сила медленно нарастала, завладевала им, настойчиво тянула вперед. Горы на глазах понижались, теряя высоту. Почва, по которой он шел, становилась все более вязкой, а окрестный пейзаж сливался в смутные поперечные полосы.
Солнце катилось по небу со скоростью, на какую просто не имело права.
Одолев назойливую силу, Гельвард остановился, как только горы впереди вновь превратились в волнистую гряду невысоких холмов.
Сегодня он не был снаряжен для того, чтобы двигаться дальше. Он повернулся к горам спиной и направился обратно на север. Через час наступила ночь.
Гельвард шел сквозь ночь до тех пор, пока сила заметно не ослабла, затем прилег отдохнуть.
С рассветом на юге вновь поднялись горы… именно горы, а не холмы.
На сей раз он решил не ходить никуда, а оставаться на одном месте и ждать. С каждым часом сила все возрастала. Его отчетливо сносило на юг, к горам, вместе с почвой, а он сидел и ждал, пока горы не начали потихоньку терять высоту и разъезжаться в стороны.
Тогда он свернул лагерь и тронулся в путь, не дожидаясь прихода новой ночи. С него довольно – пора возвращаться в Город.
Вопреки здравому смыслу, надежда на возвращение не успокоила, а встревожила его. Должен ли он доложить кому-то о том, что с ним случилось? Честно говоря, он был до сих пор не способен вместить увиденное и испытанное в своем сознании, а уж тем более привести все это в какую-то систему
